Рыбак рыбака видит издалека. Знал эту старинную поговорку и шофер-дальнобойшик одного из бугульминских предприятий М.Жалованов. Но никак не предполагал, что встретит на реке Зай Дымка у деревни Петровка такого необычного рыбака.
На излюбленную заводь Михаил надумал заехать, возвращаясь из длительной командировки в Самару. Подвигнуло же его к этой затее то, что в тот мартовский день случился уже ближе к вечеру довольно сильный буран, а именно в такую погоду Жалованов удачливее, чем обычно, вылавливал здесь налимов. Удильщиком он был заядлым, и посему донные снасти у него всегда на всякий случай аккуратно сложены в бардачке грузовика. А в кузове давно уже лежал целлофановый пакет с десятком пойманных Михаилом еще несколько недель назад ершей – отличная наживка, между прочим.
Ее-то и порубил азартный водитель, насадил на крючки и забросил донки в двух местах метрах в пятидесяти друг от друга, радуясь, что не пришлось прорубать лунки, поскольку на заснеженном зеркале реки появились уже обширные, размытые течением полыньи.
Сев на перевернутое ведро посредине меж изготовленными к ловле снастями, Михаил и покурить не успел толком, как зазвенел колокольчик донки слева у грузовика, сигнализируя о поклевке. Жалованов метнулся к ней и с трепещущим сердцем вытянул из темных речных струй весьма увесистого налимчика. И только было собрался снять его с крючка, как подал голос колокольчик на другой донке. Бросив так и не освобожденную от снасти добычу, рыбак рванул в ту сторону на звучавший в его сердце музыкой сигнал и вытащил второго, не менее приличного, налима.
– Вот это да! – выдохнул донельзя счастливый Михаил. И тут услышал, как опять зазвонил колокольчик первой донки.
Если сказать, что Жалованов был при этом изумлен, то, значит, практически не сказать ничего – ведь он отлично помнил, что не только не забросил вновь первую донку в воду, но даже еще не успел снять с нее улов. Не веря своим ушам, потрясенный, замер, думая, что ему почудилось. Однако первая, скрытая грузовиком донка, звонко “заговорила” в очередной раз. В полном смятении чувств Михаил заторопился туда. “Может, налим допрыгал по снегу до реки и теперь по-новому названивает из заводи?” – мелькнула в голове шофера мысль. Но, завернув за машину, он увидел совершенно иную картину, от которой поначалу обалдел окончательно, а потом не мог сдержать смеха. Леска донки шла не в сторону реки, а в противоположном направлении к приподнятому над землей метра на полтора трубопроводу. А на нем сидела мокрая взъерошенная ворона и жадно поклевывала пойманного Михаилом налима, по-прежнему остававшегося на крючке.
Узрев человека, птица напугалась. Что-то недовольно гортанно проворчав, подхватила налима и двинулась прочь по трубе, явно прихрамывая и приволакивая правое крыло.
Жалованов сам когда-то ломал руку, а посему, проникшись сочувствием к изрядно старой уже вороне, лишать обеда ее не стал. Только поначалу отнял у нее рыбу, чтобы птица не проглотила крючок и, вынув его из губы налима, вновь бросил крылатой разбойнице. К концу же рыбалки, примерно через час (клева больше не было), отдал вороне и вторую рыбу. Отъезжая от берега, увидел в свете фар, как птица вприпрыжку тащит к зарослям черемухи… пакет с ершами, уворованный ею из кузова машины.
– Через некоторое время, – рассказывает М.Жалованов, – я снова к этой заводи завернул и опять ту нахальную ворону повстречал. Судя по ее взгляду, она меня тоже вроде как бы признала. И тут началось самое интересное. Когда я принялся донки разматывать, чтобы в прежних местах их забросить, ворона стала негромко и, как мне показалось, призывно покрикивать под стоящей на берегу опорой высоковольтной электролинии. Я на нее рукой махнул, мол, кыш отсюда, рыбу распугаешь. А та принялась с тем же настойчивым карканьем почти вплотную ко мне подлетать и назад под столб возвращаться. Вернее, не летать, а как бы делать длинные затяжные прыжки, поднимаясь в воздух метра на два, поскольку одним из крыльев птица владела еще плоховато. Совершала эти передвижения ворона с немалым трудом. Вот почему, пожалев ее, я и решил наконец посмотреть, куда она меня подзывает.
Подошел к опоре, глянул в воду и остолбенел: в омутке стояли, шевеля плавниками, несколько голавлей граммов по 500-700. Ну, я тут же, конечно, отпрянул назад, бросился на цыпочках к своим вещам, лихорадочно собрал снасть, привязал мушку и забросил в реку. Вернулся к столбу чуть ли не по-пластунски, моля рыбацкую фортуну о том, чтобы голавли не ушли.
И они не ушли, поскольку практически сразу же последовала первая и жадная верная поклевка. Короче, я успел вытащить трех голавлей, пока окончательно не встревожил, не распугал всю остальную стайку. Самую большую из рыбин я, разумеется, немедленно отдал наводчице, которая, судя по ее высокомерному взгляду, восприняла этот подарок как должное.
