Тимур Алдошин – один из лучших казанских поэтов. Еще в 1987 году этот факт засвидетельствовал городской конкурс поэзии, лауреатом которого стал Тимур. С тех пор подборки его стихов регулярно появляются на страницах газет, литературных журналов и альманахов, в том числе и московских. С 2001 года Тимур Алдошин возглавляет литературное объединение “ARS Poetica” при Казанском государственном университете. С 2003-го он является литературным редактором журнала “Квадратное колесо”. В том же году вышел и первый сборник стихов поэта “Те и эти светы”.

Недавно в музее А.М. Горького Тимур Алдошин “просто, но со вкусом” отметил свое 45-летие. Формат мероприятия устроители определили как моноспектакль “Паломничество не завершено”. Наряду с виновником торжества, читавшим свои стихи, написанные в течение 30 лет, в нем были заняты поэт Алексей Кириллов и аккордеонист Марат Хузин. Первый озвучивал цитаты из любимых авторов Тимура – Антона Чехова, Станислава Лема, Даниила Хармса, Роберта Шекли, Германа Мелвилла, а второй исполнял популярные мелодии – от канкана до “Метели” Свиридова. В целом весь этот коллаж создавал неземную атмосферу абсурда пополам с нежностью.

***

Я жил у мамы в кошельке.

Она меня с собой таскала,

как жилку синюю в виске.

Она была медведь коала.

Мы ели душный эвкалипт,

душистый думный сон эфирный,

чтоб камень – жизнь перекалить

в лампаде лиственной надмирной.

Освобождая маслом плоть

от жажды воинства и крови,

мы таяли в ветвях, Господь,

как многосвечие Любови.

И так, исполнясь тишины,

мы тихой плотью оскудели,

что стали миру не нужны,

и нас голодные не съели.

Так были горла поперек

судьбе в ее железной хватке –

наш плюш, и сон, и кошелек,

и эти скромные лампадки.

***

“Паниковский, бросьте птицу,

эта птица не про вас!”

Ах, как хочется влюбиться

в предпоследний, первый раз!

В светлом небе, в темном лесе,

в вольной речке шебутной –

колобродить, куролесить,

гусекрадствовать с весной.

Сыношмидтствовать опасно:

“Брата Колю узнаю!”

… Гири так черны прекрасно,

как арап Петра в раю!

Не из золота стараться,

не из глупого тельца –

из великого арапства

исчислять Изгиб Кольца.

Все не крыто, все не шито,

все воздушно на земле.

Выйдем в море с дочкой Шмидта

на полярном корабле.

Не Америка-Европа,

а Атлантия дождя!

… Разлетелась “Антилопа” –

в кузне не было гвоздя.

Робкой лесенкой “фа-ми-ре”

поднимаюсь не дыша…

Ах, какая Жизнь фемина:

шейка, крылышки, душа!

***

Кабы ты была царица,

а я был с тобою царь,

все бы было ламцадрица,

и, конечно, опца-ца.

Мы б лежали на престоле

и вершили день за днем

дело царское простое,

находя отраду в нем.

Мы б захлопнули все ставни

и отдушины дворца,

чтоб, потыкавшись, отстали

все посланники Отца.

Никакие б замороки

о спасении Земли

все сердитые пророки

накричать нам не смогли.

Кабы просто муж с женою

быть с тобою мы смогли, –

не в небесное б, в земное

царство под руку вошли.

БОГ

Дневальному обидно. Спят вповалку.

Он в вечном свете обречен ходить.

Из сапога он вынимает палку

и начинает дрыхнущих будить.

Они вопят. Он бьет их пуще, пуще,

они толпой бегут на снег впотьмах,

горящий обруч ужаса орущий,

как третий глаз, держа на головах.

Зажав руками, как сплошную рану,

воздетую к погромщику главу,

они глотают вынутую рано

из погреба льдяную синеву.

Обмотки волочатся. Стоны, кашель.

Катается вой банкой по двору.

Но кто-то стал уж – об огне и каше,

и ладит дужки к старому ведру.

Но вот один, другой, как светы спички,

опомнившись, промерили до дна

колодец неба воротом привычки

с водой железной восставать из сна.

Вон копошатся. Ладят, строят, пилят.

На кой им хрен? Но Тот, кто выгнал их,

расчел: кого до срока разбудили –

сам, злой на мир,

пойдет будить других.

Войной идеи, фугою, романом,

все будет мучить, в ухо скрежетать –

вводить в Игру таким же

злым обманом,

как самый первый тот бессонный Тать.

ПОЛИНЕ

В волосах твоих да будет свет,

теплая пушистая звезда, –

пережжем, как пробки, “Интер-нет”,

между нами будет “Интер-да”!

Кончится вчерашняя печаль,

засияет завтрашняя твердь,

будем всюду лазить, выключать

ржавую низложенную смерть.

Раздадим сиротам мам и пап,

дождь – пустыням, сестрам – женихов,

вдунем в дрожь любви ветвей и лап

разум для писания стихов.

Подползет собакой континент

к нашему небесну кораблю,

скажешь ему: “Места хоть и нет –

забирайся, я тебя люблю!”

Нам найти написано в роду,

позабыв все прошлые места,

чистую-пречистую звезду,

где никто не убивал Христа.

***

Ой, девочки! Ой, мальчики! Весна!

На улицы собаки прилетели!

Как розовое облачко, жена,

смеясь, лепечет песенку о теле.

Люблю смеяться в бороды собак,

ласкать трамваем четкие обводы

и в ледяной кольчуге просто так

стоять с конем на Площади Свободы.

О негодяй! О, будь благословен,

апрелька с леденцами,

с грязной попой,

смеющийся: “Весенний Карфаген,

как мыльный шар,

летает над Европой!”