К весне 1940 года в состав Казанского гарнизона входили две дивизии – 86-я и 18-я стрелковые. Но уже в мае 86-я выбыла на западную границу, а 18-я вошла в только что сформированный 66-й стрелковый корпус, управление и корпусные части которого дислоцировались тоже в Казани.

Кто же мог тогда предположить, что через год и эти формирования покинут Казань, чтобы вступить в развернувшееся с нападением гитлеровской Германии приграничное сражение, самое трагическое в отечественной истории?

По долгу памяти и справедливости в эти дни мы просто обязаны вернуться к судьбам соединений, привычно называемых у нас “казанскими”, на долю которых выпало, как и десяткам других соединений Красной Армии, в числе первых вступить в сражения с мощным и крайне опасным врагом.

Дивизия, о которой будет идти речь, – 86-я Казанская Краснознаменная имени Президиума Верховного Совета Татарской АССР – не относится к прославленным в войну соединениям. Скорее, это рядовая дивизия Красной Армии, попавшая в крайне тяжелую боевую и психологическую ситуацию, к которой не была готова. Но в те несколько дней войны, которые выпали на ее долю, она сражалась до последнего часа с высоким мужеством и жертвенностью.

В истории первых сражений дивизии, какой она дошла до нас в немногих сохранившихся боевых документах и свидетельствах ветеранов, нашел отражение сложный спектр событий начального периода войны.

Местечко из первой военной сводки

Вячеслав Молотов выступил по радио, когда война шла уже восемь часов. Но даже намека не было в его обращении к народу на то, что происходит на границе. Отбили? Перешли в контрнаступление? Или…

Нет – другого быть не могло.

Но весь день гремели по радио бодрые марши и боевые песни теперь уже “довоенного времени”, прерываемые лишь на передачу законов и строгих правительственных постановлений. И только в полуночном выпуске последних известий измученные ожиданием граждане услышали первое сообщение, именовавшееся “сводкой главного командования Красной Армии от 22 июня 1941 года”.

Но, как выяснилось, в нем не было ничего о действительно происходящем на границе. Скорее, именно так представляли начало войны в генеральном штабе по собственным планам и прогнозам.

“С рассвета 22 июня 1941 года, – говорилось в сообщении, – регулярные войска германской армии атаковали наши пограничные части от Балтийского до Черного моря и в течение первой половины дня сдерживались ими. Со второй половины дня германские войска встретились с передовыми частями полевых войск Красной Армии. После ожесточенных боев противник был отбит с большими потерями…”

Так и должен был закончиться первый день войны. Правда, следующая фраза воспринималась как бы с обидой. Оказывается, на двух участках противнику все же удалось “достичь незначительных тактических успехов” и занять три местечка. Среди них и маленький Цехановец, что в десяти километрах от границы.

Впрочем, найти его на карте не удавалось, и это название сразу же было накрепко забыто. Только не Всеволодом Вишневским, призванным за полтора года до начала войны со студенческой скамьи Казанского строительного института. Для него Цехановец был штабом 86-й стрелковой дивизии, в которой Вишневский служил связистом с самого призыва.

Сперва в родной Казани, а потом почти год в так называемом Белостокском выступе Западного особого военного округа. Впрочем, “выступ” это или что-то другое, для молодого красноармейца большого интереса тогда не представляло. А за две недели до начала войны его направили на учебу в Могилев. Казанец прошел всю войну, но больше о своей дивизии ничего не знал много лет. А уютный зеленый Цехановец с дворцом графов Стаженских, в котором располагался штаб, запомнился. Волновала его и судьба оставшихся на границе товарищей по батальону связи, некоторых из которых он знал еще по Казани.

Казанская краснознаменная…

В Казани и республике дивизией гордились. И было чем.

Сформирована она была еще в Гражданскую войну как 1-я Татарская. Затем ее переименовали в 1-ю Казанскую. С 1936 года она уже 86-я стрелковая имени Татарского ЦИКа (потом – Президиума Верховного Совета ТАССР). В декабре 1939 года дивизия отправляется на фронт только что начавшейся войны с Финляндией уже как мотострелковая.

Война та для нас сложилась малоуспешно. И потери большие, и результаты невеликие. Оказалось, что прославленная в песнях “непобедимая” рабоче-крестьянская к современной войне готова плохо. Выявилось это даже при столкновении с маленькой финской армией, фактически не имевшей ни танков, ни боевой авиации. Но, в отличие от многих других соединений, 86-я дивизия справилась с боевой задачей достойно.

После окончания стодневной войны она вернулась в Казань с орденом Красного Знамени на боевом стяге, 13 воинов дивизии стали Героями Советского Союза – случай для того времени исключительный. Среди них полковник Михаил Зашибалов – командир 169-го стрелкового полка. Скоро он сменит комбрига Ю.Новосельского на должности командира дивизии. На базе отличившегося соединения командованием Приволжского военного округа то и дело проводятся показательные учения, сборы специалистов, конференции…

Впрочем, при этом почему-то воспроизводились события только что закончившейся войны, для развернувшихся в Европе сражений далеко не типичные. Увы, в Красной Армии повторяли характерную в военной истории ошибку – готовились к той войне, которую выиграли (считали, что выиграли), а не к той, что предстояла.

Хотя все-таки определенные выводы из той “войны незнаменитой” были сделаны. Главным образом в боевой подготовке войск (“Учить войска тому, что нужно на войне”), укреплении дисциплины (введен необычайно суровый дисциплинарный устав), восстановлении единоначалия (ликвидация института комиссаров). Началось поспешное создание механизированных (по существу, танковых) корпусов.

В начале июня 1940 года дивизия получает приказ на переброску по железной дороге. На этот раз – в состав войск Южного фронта, созданного как силовое подтверждение ультиматума с требованием вернуть в состав Советского Союза территорию Бессарабии, захваченную румынами в период Гражданской войны. Тогда обошлось без новой войны. Но политическая ситуация оставалась сложной. Несколько летних месяцев эшелоны дивизии перемещаются вдоль границы в готовности к боевому развертыванию. Надежды на возвращение в родную Казань таяли.

На Белостокском выступе границы

В августе дивизия вошла в состав 5-го стрелкового корпуса 10-й армии Западного особого военного округа (ЗапОВО) в так называемом Белостокском выступе границы. Здесь оказались сосредоточенными главные силы округа – из двадцати пяти дивизий девятнадцать и целых три механизированных корпуса. И при этом, как можно заметить, – большинство хорошо укомплектованных и подготовленных. Наша Казанская была пополнена до штатов военного времени, а это составляло около четырнадцати с половиной тысяч личного состава, 560 машин и свыше трех тысяч лошадей.

С какой бы целью ни создавалась эта ударная группировка войск (на этот счет существуют разные мнения), скопление в уязвимом Белостокском выступе такого большого количества войск создавало угрозу их окружения в первые же дни войны. Но это при неблагоприятно сложившейся боевой обстановке, в возможность которой не хотелось верить. Полевой устав Красной Армии 1939 года безоговорочно уверял: “Если враг навяжет нам войну, Рабоче-крестьянская Красная Армия будет самой нападающей из всех когда-либо нападавших армий мира”.

Но все-таки было бы ошибкой считать, что войска благодушествовали, пассивно ожидая вражеского удара. Разработаны были детальные планы прикрытия границы, установлены порядок и сроки подъема по тревоге и выдвижения на рубежи развертывания. Часто проводились учения с выходом на позиции в районе границы.

С мая 1941 года все стрелковые полки дивизии стали выделять по одному “дежурному” батальону, который занимал позиции по плану прикрытия. Проводились большие инженерные работы. К началу мая оборонительная полоса, предназначенная для развертывания дивизии, была в основном готова. Одновременно велась непрерывная разведка по ту сторону границы (в том числе воздушная), и ее данные, надо сказать, вполне достоверно свидетельствовали о наращивании группировки немецких войск.

Даже теперь, когда мы знаем, что произошло в Белостокском выступе в первые дни войны, проводимые войсками мероприятия могут показаться достаточными для прикрытия границы до развертывания главной группировки наших войск или, по крайней мере, позволяли избежать самого тяжелого, что суждено было пережить приграничной дивизии. Трагедия, однако, в том, что по своему характеру и по срокам грянувшие события не впишутся в прогнозы и планы нашего руководства. Со временем последствия этих обстоятельств будут “списаны” на счет внезапности нападения.

Чем ближе подступал роковой час, тем все больше сказывались конкретные просчеты командования. И не только в “верхах”. Неоправданная затяжка времени на принятие неотложных решений, элементарная несогласованность в работе штабов, боязнь проявить инициативу… К примеру, до самого начала войны на окружных сборах находились артиллерийские полки и отдельный зенитный дивизион дивизии. И это – на удалении 130-150 километров от расположения частей. В результате в самый критический час полки оказались без необходимого артиллерийского прикрытия. И даже в ночь на 22 июня предусматривалось проведение учения с боевой стрельбой и выводом стрелковых полков по тревоге на участки обороны.

Дело нужное, но ко времени ли? Правда, командир корпуса устным распоряжением в полночь 22 июня учение отменил, ограничившись подъемом по тревоге только штабов дивизии и стрелковых полков. Но просьба комдива разрешить поднять и войска им было отвергнута. Собравшись по тревоге, офицеры штабов теряли драгоценное время на ожидание дальнейших указаний командования армии и корпуса.

Тем временем сведения, поступавшие с границы, становились все более определенными и тревожными. Немцы почти открыто готовили переправы через Западный Буг. Не получая каких-либо распоряжений от старших командиров, полковник Зашибалов подает условный сигнал “Буря”, по которому командиры полков должны поднять войска, вскрыть хранящиеся у них в опечатанном виде “красные пакеты” и действовать в соответствии с находившимися в них планами.

В роковой час

Около трех часов (время в документах, видимо, указано берлинское) полковник Зашибалов получил по телефону доклад о том, что немцы в районе поселка Малкиня-Гурна наводят переправу через Буг, и тут же выехал на свой полевой командный пункт в деревню Домбровка (на самой границе). Но уже в половине четвертого немцы начали артиллерийский обстрел и бомбежку приграничных аэродромов, самого Цехановца, штаба погранотряда, многочисленных складов.

В Цехановце возникла паника. Офицеры штаба дивизии вместе с семьями стали покидать местечко на машинах. По невыясненной причине во дворце, где располагался штаб, возник пожар. Сгорели документы и знамя дивизии. Появилось много раненых, которых разместили в костеле и в наспех созданном санитарном пункте в районе кладбища. Эвакуировать раненых не смогли. Впоследствии немцы вывезли их в лагерь военнопленных.

Оставленный без боя Цехановец к десяти часам утра был занят небольшим отрядом противника. И попал в первую сводку начавшейся войны. Естественно, без всяких подробностей произошедшего.

В обстановке, создавшейся в Белостокском выступе в первые часы вражеского вторжения, потеряли значение планы и расчеты нашего командования. А войска оказались перед неожиданным лицом войны, к которому не были готовы. Нередко налет даже небольшой группы немецких пикирующих бомбардировщиков “Ю-87” парализовал волю к сопротивлению, а группа танков и даже автоматчиков, оказавшаяся в тылу, вызывали панику.

Все это ощутили и бойцы 86-й дивизии. От красноармейца стрелковой роты до командира полковника Михаила Зашибалова.

Обстановка требовала от командного состава проявления самостоятельности, способности к импровизации, особенно при нарушении управления со стороны старших начальников. А значит, и готовности брать на себя ответственность за рискованные решения.

Но именно к этому командный состав в мирное время не готовился. Не последнюю роль сыграли и массовые репрессии недавнего прошлого. Показательно, что радиоэфир в первые часы был буквально переполнен обрывочными докладами об атакующем повсеместно противнике с неизменным запросом: “Что делать?” Но ответ на этот вопрос долго оставался неясным и для старшего командования – вплоть до самого высокого.

И все-таки там, где войсками командовали решительные, мужественные люди, умевшие использовать создававшиеся порою уникальные обстоятельства, удавалось восстанавливать, хотя бы частично, способность к сопротивлению, и тогда противник встречался с неожиданными для него трудностями. Об этом говорится почти в каждом донесении немецких командиров.

С первых минут немецкого вторжения 86-я дивизия вместе с другими частями 10-й армии в Белостокском выступе ведет тяжелые бои с перешедшими в наступление войсками 7-го армейского корпуса немцев. При этом действия полков часто приобретают активный характер.

К 8 часам 330-й полк полковника Ляшенко с ходу контратакует противника и во взаимодействии с другими частями дивизии и пограничниками восстанавливает положение в районе Смолехи, Зарембы.

К этому же времени командир 169-го стрелкового полка майор М.Котлов также докладывает о том, что ему удалось восстановить утраченные позиции в Просеницком укрепленном районе. Не исключено, что командиры склонны были в первые часы войны преувеличивать результаты своих боевых действий (принимая ожидаемое за действительное), но стремление контратаковать даже в невыгодной ситуации являлось фактом, свидетельствовавшим о боевом настрое войск даже в самый критический момент первого в их жизни большого сражения.

В целом же обстановка в полосе дивизии продолжала осложняться. К полудню 22 июня противник силами до дивизии с танками прорвал оборону 330-го полка в направлении Домброва, Чижева, стремясь выйти в тыл нашим войскам.

Но в 17 часов подразделения 330-го и 284-го полков контратакуют прорвавшегося противника, стремясь отбросить его за пределы государственной границы. Задача была явно нереальной, и контратака успеха не имела. К исходу первого дня войны противник вышел на рубеж Граево, Колько, Ломжа, Чижев, Цехановец. Но после 19 часов временно прекратил наступление и перешел к обороне.

Конечно, это не означало изменения общей обстановки к лучшему. Становилось ясно, что, несмотря на ожесточенное сопротивление наших войск, приграничное сражение в полосе Западного фронта проиграно. Создавалась угроза глубокого охвата врагом дивизий 10-й армии.

В связи с этим по приказу командующего фронтом генерала Д.Павлова армия в ночь на 23-е должна была отойти на восточный берег реки Нарев и организовать там прочную оборону.

В 23 часа по приказу комкора генерала А.Гарнова начинает отход на новый рубеж обороны по северо-восточному берегу реки Нарев и 86-я стрелковая дивизия.

Последние бои

Все короче и отрывистее становятся сведения о 86-й дивизии в боевых документах 10-й армии. Впрочем, как и о всей обстановке в Белостокском выступе. В течение 23 июня дивизия отходит в направлении города Сураж. И, несмотря на господство вражеской авиации и прорывы танков, отходит в общем-то организованно. Сказалась неплохая слаженность частей соединения, твердое управление войсками опытного комдива.

Но тяжелы оказались и первые потери. Пропали без вести начальник штаба дивизии полковник В.Киринский и замполит В.Давыдов. Среди многочисленных потерь первого дня войны начальник полковой школы 330-го стрелкового полка (фамилия, к сожалению, не установлена) с группой курсантов.

Утром 22-го начальник школы вместе со своим заместителем и несколькими десятками курсантов начали отход в направлении Шепетово. Однако вскоре они столкнулись с перекрывшей дорогу группой противника. Завязалась ожесточенная схватка. Когда к месту боя подошла немецкая танковая колонна, положение наших воинов стало безнадежным. Но бой продолжался. К вечеру все до единого бойцы погибли. Уничтожив документы, начальник школы, его заместитель и другие офицеры застрелились.

Место разыгравшейся трагедии первого дня войны отмечено местными жителями березовыми могильными крестами…

К исходу 23 июня 86-я дивизия в полном составе отошла на новый рубеж. В течение следующего дня она ведет тяжелые бои близ города Сураж. Еще через два дня, отойдя в район Волковыска, а затем – города Мосты, пытается сдержать напор немецких моторизованных войск, завершающих окружение наших армий между Белостоком и Минском.

Это были последние бои дивизии. К сожалению, какими-либо подробностями о них мы не располагаем. Понеся тяжелые потери, она фактически перестала существовать. Хотя официально была расформирована только в сентябре 1941 года. Раненый комдив М.Зашибалов с горсткой боевых товарищей вышел из окружения. Уцелевшие дивизионные документы были закопаны в лесу у поселка Зельва. В 1943 году их откопали партизаны. Знамена стрелковых полков были спасены неизвестными героями.

* * *

Так начинала, так завершила свой короткий боевой путь в Великой Отечественной войне 86-я Казанская Краснознаменная дивизия. До победного рубежа простиралось почти все пространство войны, всю огромность которого никто из бойцов сорок первого не мог тогда представить себе.

Но с этих негромких рубежей начинался счет дней войны, бесконечных километров маршей, больших и малых боев, смертей, крови и страданий. Мало кто из них прошел этот путь до конца. От многих воинов трагического первого сражения войны не осталось даже могильного холмика.

Но в наших силах – сохранить память об этом.