В общественном сознании Великая Отечественная больше ассоциируется с героикой и подвигами советского солдата. Все это так, все это правда. Точнее, правда, но не вся. Война – это еще и тяжкий быт, горечь поражений, боль потери близкого человека, суровые испытания… “Взгляд с изнанки” есть и в воспоминаниях бывшего фронтовика, много лет проработавшего в редакции нашей газеты. Представляем два фрагмента из них.

В воздухе бушевал металл

Мне довелось служить в 26-й стрелковой дивизии. В сентябре 1941 года ее полки были переброшены с Дальнего Востока в Новгородскую область, под Старую Руссу, и сразу же вступили в бой.

Я прошел войну, непосредственно находясь с солдатами и командирами в окопах, траншеях, участвуя в атаках, держа оборону в периоды затишья. Уничтожающие бомбежки, обстрелы, радость удач, горечь потерь, ночлег на снегу в лютые морозы, марш-броски – все это испытал.

Сначала моим оружием был автомат, а затем, когда меня взяли в редакцию газеты, к нему добавились фотоаппарат, блокнот и карандаш.

Время, к сожалению, заштриховало в памяти многое. Но первый бой запомнился на всю жизнь.

От места выгрузки, станции Валдай, 87-й стрелковый полк совершил тридцатикилометровый марш до района действий. Рассчитывали осмотреться, отдохнуть, но работники политотдела, прибывшие разъяснить задачу, сообщили, что время на подготовку сокращено, наступление назначено на завтра. Выступили перед нами комдив, комиссар, призвали с честью выполнить боевую задачу. Выяснилось, что не проводилась рекогносцировка местности, у командиров еще не было карт, артиллерия не установила связей с пехотой, танкисты где-то в пути.

Эта неразбериха передалась и нам. Но мы были молодые и не вникали в детали, рвались в бой.

После десятиминутной артподготовки батальоны устремились в сторону деревень, расположенных за вражескими окопами. Свистели пули, поэтому передвигались кто перебежками, кто ползком. Мелкий кустарник закрывал оборону немцев, и мы стреляли из автоматов, не видя целей.

А когда затявкали вражеские пулеметы из окон и с чердаков домов, мы поняли: нас подпустили ближе, чтобы поражать прицельно. Пулеметные трассы стегали наступавших, разрывы мин колошматили нашу позицию. С грохотом разрывались снаряды, шипели осколки. Сверху падали комья земли. Лица и руки у нас почернели от грязи и пыли. Сраженных и раненых становилось все больше.

Мы залегли и стали быстро окапываться. Доносились резкие голоса командиров: “Заткните же глотку пулемету, что слева!”, “Мне нужен огонь! Понял?”, “Санитаров сюда!” И тут же сквозь грохот услышал горестную весть: “Убит осколком командир полка Михеев”. С болью в сердце мы восприняли эти слова. Его все любили за справедливость, заботу.

Поляна, на которой мы залегли, гудела, громыхала, свистела, дымилась, стонала. Это было какое-то сумасшествие. Я лежал в ямке, закрывшись каской. В голове мелькнула мысль: “Хорошо, что нет пикирующих бомбардировщиков. А то была бы кровавая каша”.

В те минуты я впервые испытал ледяной страх. Не трусость, а именно страх. Сильный испуг, от которого наступало удушье. Ведь в любую секунду могли накрыть снаряд, мина. А я еще ничего не сделал для выполнения задачи. Да и рвануться вперед было нельзя, хотя все жаждали боя. Смельчаки же, пытавшиеся вырваться из этого ада, погибали не в героической атаке, а падали навзничь среди кустов. Хотелось плакать от бессилия.

В какой-то момент мы заметили, что огонь нашей артиллерии нарастает. Теперь пушки били не по площадям, а по целям. Замолк сначала один, потом другой пулемет. Ослаб минометный обстрел. Мы с яростью бросились вперед, стреляя на ходу, бросая гранаты. Артиллеристы пробивали нам путь. Немцы ожесточенно сопротивлялись, не хотели уходить из траншей. Дивизия немецких смертников остановилась здесь неделю назад и успела “вкопаться” в землю.

Вечером, когда ухудшилась видимость и нарушился прицельный огонь, наши батальоны прогрызли вражескую оборону и заняли населенные пункты. Но задача пропустить в прорыв танковую бригаду, а вслед за ней два наших полка – 349-й и 312-й – и развить успех в сторону города Демьянска не была выполнена. Танкисты к сроку не прибыли. Ночью немцы подтянули подкрепления и местами вновь заняли свою прежнюю позицию.

На войне как на войне

Есть расхожая фраза: на войне как на войне. Ее непременно произнесут в связи с моментально меняющейся ситуацией, комичностью положения, несбывшимися планами, недооценкой или переоценкой сил. Нечто подобное произошло и с нами.

В эшелонах люди считали дни, когда вступят в бой. Среди бойцов и командиров царил патриотический настрой. И вот кадровая, хорошо вооруженная и обученная дивизия не оправдала надежд.

Командир дивизии полковник П.Кузнецов (впоследствии командир корпуса, войну закончил генерал-лейтенантом) написал книгу “Дни боевые”, в которой рассмотрел и причины неудач в первом бою. А они, как утверждает автор, зависели как от тех, кто исполнял, так и от тех, кто издавал приказы.

Командиры и политработники неосмотрительно рвались вперед, несли потери и теряли управление. Пехота бросалась в атаки, не имея поддержки артиллерии и танков. И еще. Нам противостояло одно из лучших в немецко-фашистской армии соединений – дивизия СС “Мертвая голова”, имевшая большой боевой опыт, прошедшая всю Западную Европу и Белоруссию.

Комдив, возвращаясь к прошлому, рассказывает, что накануне он доложил командующему 11-й армией генералу В.Морозову о неготовности дивизии. “До начала наступления оставалось 32 часа, а из тридцати эшелонов прибыла только половина, убеждал я командарма, – пишет полковник. – Дивизии нужно не менее трех суток на сосредоточение и еще хотя бы двое суток на замену соседних частей, рекогносцировку. Однако это соображение не было принято во внимание.

– Время изменить не могу. Это приказ комфронта, – заключил разговор генерал”.

И далее П.Кузнецов приводит такой факт.

“На второй день после начала атаки на командующий пункт дивизии прибыли командующий Северо-Западным фронтом генерал П.Курочкин и командарм.

– Ну что? Растерялись, наверное, попав сразу в такой переплет? – спросил Курочкин у меня. – Доложите, полковник, подробно.

Развернув рабочую карту, я сообщил обо всем, что произошло, и показал положение своих частей и их задачи. Склонившись над картой, генералы внимательно слушали.

– Рановато вы использовали дивизию Кузнецова, – обратился к командарму комфронта. – Мы обещали дать дивизии время осмотреться, а вы ее с ходу бросили в бой.

– Кроме Кузнецова, у меня и наступать-то некому, – ответил командарм.

– Я вас не торопил, готовность вы сами определяли.

– Кто знал? Подвело Бологое. Никак не думал, что произойдет такая задержка с прибытием эшелонов из-за налетов противника.

И генерал тяжело вздохнул”.

Вот уж поистине на войне как на войне.

Несогласованность ударов отдельных частей, поспешность и непродуманность приказов командования армии и фронта слишком дорого обошлись дивизии. За пять дней первого боя 26-я потеряла около трети своего состава. Только из нашего 87-го полка выбыли все командиры батальонов и более половины командиров и политруков рот.

Александр МАЛОВ.