Бывшему станочнику Бугульминского механического завода, а ныне безработному Александру Приморову не везло, по его словам, с детства. В последнее же время, оставшись без жены и без денег, и вовсе до ручки дошел: стал принимать от соседей ношенные ими вещи, а утешение находил в спиртосодержащих бытовых и аптечных растворах, коими баловал себя, когда случались те или иные заработки.

Как-то встретил я Приморова порозовевшего, сытого и уже не сутулого, а смотрящего почти орлом.

– Неужели приличную работу нашел? – спросил я его.

– Представь себе, – довольно засмеялся Саня. – Стал добытческим экскурсоводом.

– Кем-кем?

– Сейчас поясню. С наступлением каждой весны я из-за бедности своей переходил, если можно так выразиться, на подножный корм. Все окрестные леса, холмы, луга и берега рек облазил. И теперь никто лучше меня не знает, где больше всего ягод да грибов растет, где орешники, дикие малинники, где волчьи, лисьи или барсучьи норы и так далее. А на такую информацию и спрос есть, особенно со стороны богатеньких охотников. Одного, другого сводил к звериным местам, и вот уже по рукам пошел… Мои охотнички – люди специфичные. Им достаточно себя настоящими мужиками почувствовать, с дорогими ружьишками по лесу побродить, стрельнуть разок-другой по банкам пустым, пока шофера походный стол накрывают, а там пошла пьянка-гулянка… Добыча-то им и не нужна вовсе. А чтобы они животняшек каких сдуру не подстрелили, я их к опустевшим уже норам подвожу или стараюсь, чтобы лесные обитатели свое жилье через запасные выходы успевали покинуть. А платят мне за такие экскурсии очень хорошо, и продуктов разных много перепадает. Вот на следующую субботу мне от лениногорского предпринимателя заказ поступил – организовать ловлю хариуса. Для него самого и московского гостя, которого бизнесмен шибко хочет ухой из этой редкой рыбы угостить. Знаю речушку, где она водится. Заказчик обещал за хорошую рыбалку наградить меня дубленкой, почти еще не ношенной.

Однако в следующий раз я встретил Приморова мало того, что без обновки, но потрепанным, с синяками и ссадинами на лице.

– Ничего у нас тогда путного-то не получилось с хариусом, – пояснил он.

– Что, не клевала рыба? – посочувствовал я.

– Да нет, клевала хорошо. Но у меня. А предприниматель, поддав, надумал сам хариусов ловить. А это же целая наука! К очередному омутку надобно чуть ли не по-пластунски подбираться, приманку в воду из-за кустиков осторожно кидать, чтобы себя ни в коем случае не выдать. А этот дуболом напился, шел как танк, хрустя сучьями – на километр слыхать, и еще надеялся что-то там поймать. Злиться от неудач своих начал. Приказал мне речушку, которая не шире обычного ручья, мелкоячеистой сетью перегородить и рыбу в нее гнать. Разошелся при этом, матерился, а еще интеллигентным человеком представляется, сына где-то за границей учит…

– Но больше всего достало меня то, – зло хмыкнул Александр, – что он хариусов сырьевым материалом называл. Обидно стало за рыбку, ну я ее всю из сети, в которую хариусов набилось видимо-невидимо, гораздо больше, чем для ухи надобно, и выпустил. Понимал, конечно, что дубленку теряю, но рыбу жальче было… Потом, когда клиенты меня отлупили и я вдоль речки от них убегал, по пути из воды еще пару чьих-то “морд” из прутьев плетеных выкинул – снасть эта запрещена и очень губительна для рыбьей молоди.

– И вообще, – оживился Приморов, – я решил речку эту хариусовую под защиту взять. Как в нынешнем году, пока лед на ней окончательно не станет, так и в будущем, когда она вновь вскроется по весне. Кстати, мне уже несколько парнишек соседских вызвались в этом подсоблять. А еще лучше было бы, если б все без исключения такие вот речушки, где еще водятся хариусы, форель и другие редкие виды рыбы, были объявлены заповедными и взяты государством под охрану. Чтобы их обитатели не перекочевали со временем в Красную книгу безвозвратно.