“Если вы еще не видали госпожу Стрепетову – идите и смотрите. Я не знаю, бывала ли когда-нибудь наша сцена счастливее, чем стала теперь, с приездом этой в полном смысле артистки-художницы!..”

Эти строки появились в одной из газет 25 января 1872 года и посвящались дебюту на казанской сцене молодой актрисы Полины Стрепетовой в роли Верочки из пьесы П.Боборыкина “Ребенок”. И с этого момента к ней пришла слава. Пришла именно в Казани и уже из этого города стала греметь по всей России, собирая на представлениях с участием Стрепетовой полные аншлаги.

Не было свободных мест в Городском театре и на спектакле по пьесе А.Островского “На бойком месте”, где Стрепетова играла Аннушку. Играла превосходно. А песню “Убаюкай, родная, меня”, вставленную ею самой в ткань спектакля, она исполнила так, что “вдруг вся публика смолкла, словно затаила дыхание, словно ждала еще чего-то, и вдруг весь театр потрясся от грохота рукоплесканий и восторженных криков: браво! браво! бис! бис! И артистка снова запела, и запела, кажется, еще лучше, еще мучительно больнее, с дрожью и слезами в голосе, и закончила ее положительными рыданиями… Плакала вместе с ней чуть ли не вся публика”, – вспоминал спустя двадцать лет заядлый театрал литератор Н.Ф.Юшков.

Первый бенефис Полины Стрепетовой в Казани состоялся 17 февраля 1872 года. Петр Михайлович Медведев, выдающийся антрепренер, коему Казань обязана была лучшим театром во всей российской провинции, выбрал для бенефиса роль Лизаветы из “Горькой судьбины” А.Писемского, с которым Стрепетова будет впоследствии дружна. Это была драма из крестьянской жизни, более десяти лет с успехом шедшая в столичных и провинциальных театрах, и завзятые театралы получили возможность сравнить игру Стрепетовой с исполнением этой роли другими актрисами. На это, очевидно, и делал ставку Медведев, безгранично уверовавший менее чем за месяц знакомства со Стрепетовой в ее талант и актерское мастерство. И он не прогадал. После спектакля местные газеты вновь разразились восторженными статьями об игре Полины Стрепетовой, подчеркивая, что она “обладает таким замечательным талантом, который мог бы доставить ей видное место и на столичной сцене”. Ошиблись они только в одном: место, которого достигнет Полина Стрепетова на столичной сцене, будет не “видным”, а первым…

* * *

Смурым осенним вечером 1850 года в дом театрального парикмахера Антипа Григорьевича Стрепетова постучали.

– И кого это черт несет? – громко посетовал неизвестно кому Антип Григорьевич и пошел открывать сам, ибо камердинера в сем дому не держали, а супруга хозяина дома, Лизанька, как звал ее муж, в те дни была сильно беременна четвертым или пятым ребенком.

Привычки задавать вопрос “кто там?” не своим голосом и рассматривать гостя в дверной глазок заведено еще не было, да и не дождался бы Антип никакого ответу, ибо когда распахнул он дверь, то увидел на крыльце лишь корзинку, а в ней – спящего грудного младенца.

Что бы сделал наш, постсоветский человек, имеющий большую (а хотя бы и небольшую) малообеспеченную семью? Позвонил бы в милицию или отнес ребенка в детдом, ежели бы таковой находился поблизости.

А что сделали Антип и Елизавета Стрепетовы? Они приняли подкидыша – это оказалась девочка – в семью, хотя в середине позапрошлого века в губернском городе Нижний Новгород, где случилось это событие, конечно, были и полицейские участки, и сиротские дома. Приняли и воспитали, не делая никакого различия между подкидышем и родными детьми.

Приемные родители Полины – так назвали девочку – держали детей в строгости, учили их быть смиренными и почитать Бога. И в то же время делали все, чтобы вывести их в люди. К Поле приставили няню Евфросинью Григорьевну, бывшую крепостную крестьянку, а затем пригласили в качестве гувернера какого-то старичка, окончившего полвека назад духовную семинарию. За три рубля в месяц он обучал девочку чтению, письму, четырем арифметическим действиям и нескольким французским фразам. До азов географии и истории дело не дошло: старичок вскоре отдал Богу душу, и образование Поли закончилось. Но бывший семинарист все же успел обучить ее главному: мыслить и самостоятельно умножать знания.

С раннего детства она твердо знала, что будет актрисой. “Тайком, когда никто не видел, – писал З.Фельдман, автор биографического очерка, вышедшего лет шестьдесят назад в издательстве “Искусство”, – разыгрывала она перед зеркалом целые сцены и этюды собственного сочинения. Иногда Стрепетов брал свою воспитанницу за кулисы, и она смотрела спектакль со сцены, забившись в угол между декорациями. Здесь она знакомилась с самим механизмом театрального дела, проникала в тайны сценических превращений, лазала в суфлерскую будку… С каждым днем все серьезней и глубже становилась ее мечта о сценической деятельности”.

У Поленьки не было внешних данных для сценической деятельности: она не была красива, у нее с детства был искривлен позвоночник, что было причиной бросавшейся в глаза сутулости, и лишь низкий грудной голос и выразительные глаза, освещавшие ее худое лицо, говорили о том богатстве и красоте, которые жили внутри, в сердце и душе. (Это прекрасно схватил живописец-“передвижник” Николай Ярошенко, написавший портрет Стрепетовой в 1884 году.) И еще был жесткий и непримиримый характер, закаленный детскими дразнилками и перешептыванием “доброжелательных соседей”: подкидыш…

Тем не менее летом 1865 года состоялся ее удачный дебют на сцене Рыбинского театра в водевиле “Зачем иные люди женятся”. Полина набиралась сценического опыта удивительно быстро. Играла в драмах, комедиях и даже оперетках в Ярославле, Симбирске, Владимире, Муроме, Орле. В Нижнем Новгороде, впервые получив роль Лизы в “Горе от ума”, восемнадцатилетняя актриса положила начало новой трактовке этого образа. Лиза перестала быть похожей на французскую субретку, как ее изображали до Стрепетовой, и стала русской крепостной девушкой, как и было задумано автором.

Затем были Самара и начиная со второй половины сезона 1871/72 годов Казань, куда ее пригласил самый крупный и яркий провинциальный антрепренер Петр Михайлович Медведев. В Казани и раскрылся полностью талант Полины Стрепетовой.

Казанский театр Медведева, как писал историк И.Крути, “был, чуть ли не единственным, где новые актерские силы получили возможность наилучшим образом обнаружить и развить свои дарования”. Петр Михайлович, сам прекрасный актер и режиссер, обладал еще и блестящими организаторскими способностями. В его труппе играли самые лучшие провинциальные актеры. И еще: он был не жаден и поднял жалование актерам с 15-50 рублей (обычный актерский месячный оклад) до 200 рублей минимум. Стрепетова уже в первый сезон подписала с ним контракт на 500 рублей за участие в спектаклях с 21 января по 29 февраля 1872 года, а фактически получила 700 рублей, сыграв 11 или 12 спектаклей. Естественно, она не раздумывая приняла и последующие его приглашения. “У него была лучшая обстановка, какую только можно требовать в провинции”, – вспоминала впоследствии сама Стрепетова.

Ее коронными спектаклями были “Горькая судьбина”, “Около денег” и “Гроза”. В них она “была конкретна до мелочей, – писал З.Фельдман, – до самых тонких, тщательно продуманных деталей”. Стрепетова превосходно владела мелодикой народной речи, умела в одну фразу вложить большое психологическое содержание. Умела молчать на сцене – непростое искусство для актера, тщательно заботилась о костюмах, а в драматически сильные моменты просто “опрокидывала чувства зрителей”.

В ночь с 3 на 4 декабря 1874 года Городской театр в Казани сгорел. Труппа Медведева, а это более сотни актеров, практически осталась без работы, а те спектакли, что время от времени проходили в большой зале Дворянского собрания, не давали нормальных сборов. И большинство актеров разъехалось по другим провинциальным театрам. В том числе и Полина Антипьевна Стрепетова.

* * *

Премьера “Горькой судьбины” Писемского с участием Стрепетовой в Московском императорском Малом театре прошла более чем успешно. И на следующий день актриса проснулась знаменитой. “Она открыла московской публике истинное значение народной драмы Писемского, почти неизвестной до той поры, – писал З.Фельдман, – целая эпоха русской жизни проходила перед глазами зрителей”. Сам автор был в восторге от Лизаветы Стрепетовой и назвал Полину Антипьевну “Мочаловым в юбке”. Огромным успехом завершилась и премьера “Грозы”, после которой у Стрепетовой появилось в Москве множество почитателей.

И все-таки в Малом театре ей было тесновато: Федотова и Ермолова были в полном расцвете сил, а союза с ними у Стрепетовой не получилось. И в 1881 году она покидает московскую сцену и уезжает в Петербург.

Несколько месяцев она ждет дебюта в Императорском Александринском театре, играя в клубах и небольших театрах. Наконец в конце 1881 года такая возможность ей предоставляется. Дебют Стрепетовой был успешным, и она была принята в труппу Александринского театра.

Ей не повезло, что титулованная знать предпочитала русским драмам балет и легкую французскую комедию. Но все равно первый спектакль “Горькая судьбина” с участием Стрепетовой не прошел незамеченным. Газеты весьма сдержанно отнеслись к ее появлению на Александринской сцене, зато публика, занимавшая дешевые места, – студенты, мещане, интеллигенция – с первых же спектаклей сделали ее своим кумиром. Сборы театра неуклонно увеличивались. В Александринку стали ходить на Стрепетову, несмотря на то, что газеты продолжали писать, что “слава ее преувеличена и раздута”.

“Возвращаясь к вопросу о сборах, – писала газета “Наблюдатель” в 1884 году, – мы заметим еще, что на успех слишком стала влиять полуразвитая масса, наполняющая собой верхи театра. Нигде в Европе вы не найдете, чтоб менее развитая часть публики так распоряжалась успехом пьесы и актеров, как именно здесь, в Александринском театре… Драма, переделанная г. Крыловым из повести “Около денег”, дала Стрепетовой новый и весьма выгодный случай притягивать в театр то, что французы называют “большой публикой”; и она дает самые крупные сборы, она шумит всего больше в театре, она самая щедрая на вызовы, крики и овации…”

Публика боготворила Стрепетову, а тогдашний директор Александринки камергер И.Всеволжский относился к ней явно недоброжелательно. Однажды после спектакля “Чародейка” по пьесе И.Шпажинского, где играла Стрепетова, он во всеуслышание сказал:

– Избави нас Бог от горбатых чародеек.

Но многие, к счастью, понимали, чего стоила эта актриса в действительности. А.Суворин и В.Буренин специально для нее написали драму “Медея”. Александр Николаевич Островский именно ей поручал заботу о постановке своих пьес в Александринском театре, защищал от нападок театральной дирекции и написал свои последние пьесы “Без вины виноватые” и “Не от мира сего”, сообразуясь в известной мере с особенностями игры Полины Антипьевны. И лучше Стрепетовой в “Без вины виноватые” Кручинину в те годы не играл никто.

В середине восьмидесятых годов имя Стрепетовой стало терять свою притягательную силу: друзьям надоело ее защищать, а врагам надоело нападать. Кроме того, были и явные неудачи, когда она бралась не за свои роли. Сборы на спектакли с ее участием стали падать, и дирекция театра стала отлучать Стрепетову от ролей, естественно, сокращая жалованье и лишая бенефисных спектаклей.

Характер актрисы, резкий и неуживчивый, испортился еще больше, она закатывала истерики и скандалы и в 1890 году по распоряжению И.Всеволжского была уволена из Александринского театра.

* * *

Это было началом ее конца как драматической актрисы. Стрепетова снова гастролирует по провинции, в том числе дает несколько спектаклей в Казани, что, к слову сказать, поправило на время дела антрепренера В.Перовского. Но талант Стрепетовой явно клонился к закату. Она как-то резко постарела, на смену дарованию пришла ремесленная актерская техника.

“Стрепетову нельзя было узнать, – делился впечатлениями некий театрал после спектакля “Гроза” в 1895 году в одном из петербургских клубов. – Ни силы чувства, ни тонкости, ни искренности переживаний, ни льющегося в душу зрителя чарующего когда-то голоса. Осталась одна заученная внешняя техника хорошей, опытной актрисы. До слез было жалко смотреть на Стрепетову в Катерине. Старое, злое лицо, тусклый, негибкий голос, неуклюжая сгорбленная фигура с угловатыми движениями не в меру длинных рук…”

В 1899 году новый директор императорских театров князь С.Волконский пригласил Полину Антипьевну в труппу Александринского театра на роли комических старух. Но играть таковых она не умела. Выступив несколько раз в течение сезона 1899/1900 годов, она вновь, и теперь уже навсегда, была уволена с императорской сцены.

Стрепетова заболела, но еще три года играла в случайных спектаклях, пока не слегла с тяжелым диагнозом “рак желудка”. Операция ничего не дала, и в октябре 1903 года Полина Антипьевна Стрепетова умерла. На ее похороны собрались одни старики – имя ее уже ничего не говорило новому зрителю XX века, как ничего не говорят нынче зрителю XXI века имена Ивана Москвина, Зои Федоровой, Михаила Жарова…