Поселок Суслонгер, затерявшийся в марийских лесах, никому дотоле не известный, в годы Великой Отечественной стал местом, где был разбит огромный военный лагерь. Здесь формировались резервные соединения, предназначенные высшим командованием для отправки на фронт.

Голод не тетка

Я был определен в 102-ю артбригаду тяжелых гаубиц и назначен в отделение радистов. Мне выдали военную форму и повели на обед. Не успел съесть свой суп, как раздалась команда встать из-за стола. В последующем искусству быстро съедать свою порцию, невзирая на горячую пищу, я научился быстро. Голод не тетка – всему научит.

А вот что такое голод, узнал совсем скоро. К весне мы, рядовые солдаты, превратились в дистрофиков. В свободные минуты бродили по лесу вокруг лагеря в поисках съедобных растений, подкреплялись картофельными очистками во время дежурства по столовой… Все это – на фоне тяжелой муштры, учебных стрельб, походов под командованием голодных и обозленных младших командиров. И жизни в тесных землянках, кишащих клопами.

Суслонгер вспоминается, как тяжелый кошмар. В противоположность впечатлениям о жизни на фронте, где, конечно, тоже случалось всякое.

Дезертир поневоле

В начале июня 1943-го пришел долгожданный приказ об отправке на фронт. Мы ликовали. Разгром немцев под Сталинградом вселял уверенность в победе. Кроме того, нам обещали прибавить паек и действительно прибавили, как только началась погрузка в эшелон. Счастливые, мы покинули Суслонгер.

На станции Арзамас в расчете на то, что состав, как обычно, простоит долго, товарищи попросили меня, дневального, сбегать на рынок, расположенный неподалеку, и купить на всех ведро молока.

На рынке не успел даже прицениться, как увидел, что наш эшелон тронулся. Помчался к поезду, успел подбежать к нашему вагону и передать ведро, а сам, попытавшись вскочить на тормозную площадку, сорвался. Поезд ушел.

Обескураженный, отправился к военному коменданту станции и доложил о случившемся. Он сказал: “Не горюй, парень. Вон стоит товарняк, садись на него и на следующей станции догонишь свой эшелон”.

Действительно, товарняк через несколько часов прибыл на станцию, где уже стоял наш эшелон. Радостный, я забежал в свой вагон и застал такую картину. Молодой политрук держал речь: “В наших рядах еще встречаются изменники, готовые предать Родину. Казачков – один из них”. Впрочем, увидев меня, он осекся: “Явился дезертир. Видно, испугался расплаты”.

Я попытался объяснить, как все случилось, но политрук был неумолим. Разрядил обстановку командир батареи капитан Райский. “Вот что, Казачков, – сказал он, – придется тебе на фронте смыть кровью свой проступок. Согласен?” Тем все и закончилось. А того политрука на фронте мне не довелось встретить…

Под огнем врага

Наш эшелон разгрузился на одной из прифронтовых станций. И мы вскоре начали строить укрепленный наблюдательный пункт. Рыли землю, таскали бревна для наката. Основная работа выполнялась ночью, так как днем неприятель обстреливал нас из минометов.

Немцы периодически пускали осветительные ракеты. В такие секунды мы (обычно по четверо) по команде сбрасывали с плеч бревно и ложились на землю. Когда ракета гасла, опять взваливали груз на себя и тащили дальше. Уставали страшно.

Однажды на рассвете я проснулся от сильного гула и вибрации. Вышел из блиндажа и поразился: по всему горизонту над немецкими укреплениями стояла стена огня и дыма.

Так началась вошедшая в историю битва на Курской дуге. Наш участок под Орлом был частью этой огромной линии. Сколько длилась канонада, не знаю, но казалось, что очень долго. А потом внезапно, как по команде, все стихло. И хлынул ливень, быстро превративший глинистую почву в сплошное месиво.

Вестовой командира батареи передал мне приказ явиться на наблюдательный пункт.

– Казачков, – сказал капитан, – сдай мне все свои документы и быстро к командиру бригады. Пойдешь в разведку, состав команды назначит комбриг.

Я захватил рацию и отправился. Оказалось, что на участке, где вела артподготовку бригада, сохранилось укрепление, из которого немцы обстреливали нашу идущую в наступление пехоту. Нужно было засечь это укрепление и передать данные своим артиллеристам.

Подойдя к линии окопов нашей пехоты, мы убедились, что противник ведет интенсивный огонь из минометов. Под ним можно было передвигаться только короткими перебежками. Командир сказал:

– Нет смысла рисковать нам всем. Я возьму с собой двух человек, а остальные ждите нас здесь. Если не вернемся в течение часа, идите выполнять задание самостоятельно.

К счастью, наши товарищи остались живы и задание выполнили.

Картина, открывшаяся перед нами за линией немецких укреплений, была поистине ужасна. Поле битвы было усеяно телами убитых – наших и немецких солдат и офицеров. В тот момент я особенно остро понял, что такое война.

***

Вскоре наша 20-я артиллерийская дивизия была снята с этого фронта и отправлена в резерв под Брянск. Затем ее перебрасывали на разные участки великого сражения с фашистами. Мне и моим товарищам довелось воевать в составе 1-го и

2-го Белорусского, 1-го и 2-го Прибалтийского фронтов. Было множество необычных и опасных эпизодов, но каждый раз думалось: самое страшное уже позади…

Наша справка. Семен Абрамович Казачков – профессор кафедры хорового дирижирования Казанской государственной консерватории им.Жиганова. Инициатор создания хоровой капеллы КГУ, заслуженный деятель искусств РФ и РТ, почетный доктор Казанского государственного университета.

Семен КАЗАЧКОВ.