С полгода назад в Бугульму вернулся Сашка Подгорный, двадцатичетырехлетний парень, которого я знал с детства. Вернулся инвалидом, без обеих отхваченных выше колен ног. На вопрос, где их потерял, отвечал неохотно и кратко: по пьяни, мол, в одном из сибирских леспромхозов. Потом добавлял, что вот очухается малость от этой постигшей его беды и уедет в деревню под Саранск, где ждет его молодая жена с двумя малолетними дочками-близняшками.

Соседские старушки и сочувствовали, понятно, Сане, и в то же время перешептывались, поджав губы, что, мол, не миновать было парню судьбы такой, поскольку уж очень непутевым сызмальства рос. И, хулиганя больше всех своих сверстников, нарывался на разные неприятности.

А босиком, помню, Сашка бегал лет до пятнадцати, начиная с самой ранней весны, едва сойдет снег, и до поздней осени, чуть ли не до первой пороши, потому что его жившие бедно, да к тому же и попивавшие родители экономили летом на обуви для многочисленных своих детей. Был он вечно голодным и из-за этого рано начал подворовывать. То арбузы, дыни, овощи на рынке, то хлеб в булочных, то, исхитрясь, продукты с магазинных полок, за что неоднократно бывал бит или доставлялся в детскую комнату милиции. Все в округе ждали, что вот-вот Санька наконец сядет.

И он сел. По дурости, можно сказать. Воровал голубей, а заодно прихватил с чужого чердака кое-какое барахлишко, которому цена копейка в базарный день. Ну и загремел по совокупности в места не столь отдаленные. Пока вот вновь не объявился на родной улице калекой, поселившись у давно овдовевшей и почти спившейся матери.

* * *

– Ты знаешь, – сказал Саня мне с кривой усмешкой, когда я посетил его в очередной раз, – кто ко мне сегодня заглянул? Махра. Ты представляешь? Деньги мне принес.

– Взял?

– Да нет, конечно, погнал его вместе с бабками, ты же знаешь, что это он, зараза, помог мне на шконку, то бишь койку лагерную, устроиться.

И в немалой степени это действительно было так. Ведь тогда, умыкнув голубей и несколько ношеных вещичек, Санька успел их или уже распродать, или так тщательно припрятать, что ему, наверное, и эта кража сошла бы с рук, если бы не Махра, который в разговоре с обходящим дворы участковым сказал, что видел краденых птиц за пазухой у Сашки…

Махрой же, пора пояснить, на той улице называли живущего одиноко старика по имени-отчеству Макар Харитонович, при сокращении которых, очевидно, и образовалось это прозвище. А еще потому, быть может, что курил Махра табак крепчайший и едкий.

Вся окрестная ребятня из поколения в поколение недолюбливала этого сутулого нелюдимого человека, уже давно разменявшего то ли восьмой, то ли девятый десяток. Он запрещал пацанам использовать водоразборную колонку зимой – открывать ее надолго, чтобы залить лед под хоккейную площадку, не позволял ребятне гомонить до полуночи летом на скамейке под тополем недалеко от своего дома, не сразу, а лишь после нудных нотаций отдавал мяч, залетавший на грядки его сада… Словом, всячески “отравлял” подросткам жизнь.

И в постоянных мальчишеских обидах на Махру мы не брали в расчет то, что он, проходя случаем мимо загородной речушки, где мы бултыхались, и увидев, что Ванька Кожухов глубоко рассек ногу в воде о разбитую бутылку, пер его, четырнадцатилетнего, на своих закорках до “скорой помощи”, что не дал бандюганам обворовать отца Тимошки Саерова, когда тот, напившись, свалился в вечерних сумерках спать у сапожной мастерской, не дойдя до дома.

Да и незрелы были мы, чтобы оценить человеческие качества Махры объективно. А ему словно наплевать было на это, он гнул и гнул свою линию, наводя порядок на улице и в ее окрестностях, по-прежнему мало с кем общаясь и лишь коротко, брезгливо усмехаясь, когда расшумевшиеся было в подпитии и усмиренные им мужики (а кроме тяжелого взгляда, обладал Макар Харитонович еще и силой для его возраста необычной) кричали, бывало, ему вслед: “Полицай!”

* * *

Однако возвращаюсь к Сане, который при нашей с ним следующей встрече несколько удивил меня сообщением, что стал менять по отношению к Махре гнев на милость.

– Откровенно говоря, я на Харитоныча уже давно сердца-то особо не держу, – признался парень. – Ведь ежели здраво рассудить, то именно благодаря ему я лишь по малолетке срок мотал, а не во взрослых колониях и на полную катушку, как впоследствии другие ребята из той пацаньей гоп-компании, в какую я входил. Как, например, Радик Сарматов, Колян Голишин или Митька Крутилин, который вообще под расстрельную статью попал. На их месте, не останови меня Махра вовремя, и я вполне со своей тогдашней дурью мог бы оказаться.

– А тут на днях старик этот нехороший, – продолжил Санек, – вновь ко мне заявился. Не хочешь, говорит, деньги от меня брать, так давай бизнес совместный организуем к взаимной пользе.

– Ты что, – смеюсь, – старый, очумел совсем? Что мы с тобой сможем – безногий да на ладан дышащий?

Махра же в ответ тоже заулыбался:

– Не спеши меня хоронить. Я на ногах держусь еще уверенно, а самое главное – голова у меня работать продолжает. Договорился я с коммерсантом одним, которому под упаковку продукции сетки потребны, что буду их ему поставлять. А сетки эти, ну типа прежних авосек, только размером побольше, ты изготовлять будешь.

– Да ну тебя, – говорю ему, – я ни малейшего представления не имею, как их плести. А, во-вторых, сам-то ты что этим делом не займешься?

– Да вот глаза у меня за последнее время шибко ослабли, – подосадовал Махра. – А сетки плести я тебя в два счета научу.

– Предположим, я соглашусь, а тебе-то с того какая выгода будет? – интересуюсь у “бизнесмена”.

– А я, – ощерился тот, – с тебя процент буду иметь. Как посредник. Какая-никакая, а прибавка мне к пенсии.

Закурив, Саня покрутил головой:

– Ну да ладно, предложение я его все-таки принял. И самому бабки, пусть даже небольшие, позарез нужны, и пускай уж старик за мой счет пожирует.

А в начале осени Махра умер. От сердечного приступа. И когда его хоронили, оказалось, что у старика много боевых наград, которые он никогда не надевал. Помогая же в поминальных хлопотах дочери этого ветерана войны, приехавшей из Рязани проводить отца в последний путь, соседки нашли в кладовке скромной квартиры eго ворох изготовленных и будто бы давно уже сбытых стариком коммерсанту сеток.

– Это что ж получается? – все переспрашивал потом Сашка. – Выходит, никакого коммерсанта-то и не было? Выходит, после того, как я от денег Махры отказался, он нашел другой способ мне финансово подсобить, про коммерсанта же просто выдумал?

* * *

Я хотел в этом материале назвать фамилию Махры, но его дочь тому воспротивилась:

– Папа немало кому помогал по мере возможности и делал это непоказушно.

А Санька, вспоминая теперь покойного Махру, называет его только Макаром Харитоновичем…