Восемьдесят шесть лет назад, в лихой 1918 год, молодая казанская аристократка Ольга Ильина, в девичестве Боратынская, со своим двухнедельным сыном Борисом покинула стены родного дома вослед мужу, находившемуся в отступающих из города частях белой армии. Мученический пятилетний “бег” семьи Ильиных по дорогам Сибири, Дальнего Востока и Китая завершился на тихоокеанском побережье США. Там русская семья окончательно обосновалась, получила гражданство, но при этом навсегда сохранила духовную связь с покинутой родиной. Ольга, обладая самобытным поэтическим даром, унаследованным от прадеда – поэта Боратынского, писала пронзительные стихи, которые печатались в русских эмигрантских изданиях. В трех ее написанных и изданных в США романах запечатлены судьбы русских дворян в сложное историческое время.
И вот – поистине неисповедимы пути Господни – спустя почти девять десятков лет Ольга и Борис Ильины возвратились под своды родного дома своими книгами. Точнее, даже не в сам дом, а в его флигель, ставший казанским музеем Евгения Боратынского.
С романом Ольги Ильиной “Канун Восьмого дня”, подготовленным к изданию сотрудниками Национального музея РТ, читателей газеты “Республика Татарстан” я уже знакомил. Повесть Бориса Ильина “Зеленая линия” тоже написана на основе лично пережитого автором, а также его встреч со своими соотечественниками – бывшими советскими офицерами и так называемыми перемещенными лицами на земле поверженной Германии. Главного героя повести – майора американской армии Павла Родионова – автор наделил многими автобиографическими чертами. Он тоже сын эмигранта – белого офицера, “его деда убили красные”, а “дядя умер в советской тюрьме”. Вместе с тем некоторые факты семейной хроники смещены. Так, в повести отец Родионова “ушел из гвардии, чтобы заседать в Думе, защищать в России демократию”. В жизни же депутатом Думы был дед Бориса Ильина – А.Н.Боратынский, известный земский деятель, расстрелянный в 1918 году по приговору, вынесенному предгубчека Я.Лацисом.
Что касается сюжетных линий повести, то нам трудно судить, насколько они автобиографичны, но с большой долей уверенности можно допустить, что эмоциональные и психологические переживания героя от общения с доселе неведомыми ему людьми новой Советской России вполне тождественны авторским. Судьбы людей, оказавшихся в силу разных обстоятельств вне родины, близки и понятны автору, так как это судьбы и его родных.
Герои повести Ильина – перемещенные лица, или в английском варианте “дипи”(от английского “displaced persons” – аббревиатура, рожденная в недрах англо-американской военной администрации, получившая широкое распространение в послевоенной Европе). К концу войны в бесчисленных лагерях Западной Европы и даже в Северной Африке оказались сотни тысяч советских военнопленных и гражданских лиц. По данным английского исследователя и историка Н.Толстого-Милославского, приведенным в его книге “Жертвы Ялты”, к концу войны в лагерях для военнопленных находилось более одного миллиона наших соотечественников (всего с начала войны было взято в плен 5,7 млн.) и до трех миллионов граждан, вывезенных в Германию на принудительно-трудовые работы. Особую группу составляли собственно беженцы, покинувшие во время войны Советский Союз по политическим мотивам: члены семей раскулаченных, расказаченных, репрессированных, не согласных с идеологией и практикой Советского государства. Как указывает Н.Толстой, “точное число этих лиц оценить даже приблизительно трудно”.
Судьбу всех этих советских граждан определили решения двух совещаний на высшем уровне. Первое – советско-английское, носящее более чем странное кодовое название “Толстой”, состоялось в октябре 1944 года в Москве с участием Черчилля и Идена, которые “без споров и возражений обещали Сталину, что все его подданные будут возвращены независимо от их желания”. Второе совещание “Большой Тройки” в Ялте в феврале 1945 года подтвердило ранее принятое решение, к которому теперь присоединился Рузвельт, а несколько позднее – и де Голль. Это соглашение носило строго конфиденциальный характер. Для лидеров западных стран такое решение снимало множество проблем, связанных с пребыванием на территориях их стран громадного количества подданных других государств. При этом они, конечно же, не могли не знать, что может ожидать на родине тех советских граждан, которые не хотели туда возвращаться. (Наши нынешние западные учителя и наставники в деле защиты прав человека не любят вспоминать эту бесславную страницу истории, когда их руководители наглядно показали, что “права человека” – не более чем разменная карта в политической игре.)
О том, как происходило возвращение на родину, какими при этом методами и средствами пользовались наши союзники вкупе с руководителями комиссий по репатриации – генералами МВД и СМЕРШ, подробно рассказывается в упомянутой выше книге Н.Толстого. О судьбах репатриантов, выживших в фашистских застенках и снова оказавшихся в лагерях, но уже на своей родине, повествуют многие страницы “Архипелага ГУЛАГ” А.Сол-женицына.
Общую лагерную долю разделили и солдаты власовской армии, обреченно сражавшиеся “за свободную Россию” на стороне нацистов, и советские военнопленные, бежавшие из фашистской неволи сражаться в рядах французских и итальянских партизан, и пленные рабы, бетонировавшие Атлантический защитный вал, и даже люди из первой волны эмиграции с нансеновскими или иностранными паспортами. Те, кому удалось избежать насильственной репатриации, скитались по дорогам всех континентов, которые приводили их в глубокие шахты Южной Африки и Бельгии, на хлопковые плантации и фермы, автосборочные и металлургические заводы, в шумные города и тихие обители. Наша отечественная литература и кинематограф почти ничего не сказали об этих “листочках, оторванных от родного дерева”. Вспоминается разве что полузабытый сегодня фильм Сергея Герасимова “Люди и звери” (1962 г.) о судьбе военнопленного советского офицера, оставшегося на Западе. Фильм для того времени смелый и честный, но все же не сказавший всей горькой правды.
Поэтому небольшая по объему книга Б.Ильина, повествующая о начале скитальческого пути наших соотечественников со статусом “дипи”, не может не вызывать интереса. Сюжетное построение книги простое. В ней нет занимательно выстроенной интриги с погонями и выстрелами, но именно эта безыскусность сообщает повествованию ту максимальную достоверность, которая поддерживает внутреннее напряжение.
“Пейзаж после битвы” разбитой Германии изображен лаконично и строго, подобно графике, исполненной черной тушью. Психологические портреты героев очерчены лишь контурно и лишены каких-либо ярких индивидуальных красок. В героях ощущается безмерная физическая и моральная усталость много переживших людей, стоящих на пороге новых испытаний. Казалось бы, встреча людей с двух противоположных берегов дает повод к исповедальным беседам обо всем, чем живы человеческие души. Чем же еще интересны герои великой русской литературы, как не разговорами о вселенских и вечных проблемах: о Боге, о душе и воле, об исторических судьбах и Провидении… Но серьезные разговоры русских “дипи” – супругов Мельниковых и Орлова – с майором Родионовым, лишь обозначившись, повисают в воздухе. Воля людей словно парализована новой реальностью. Перед ними стоит мучительный выбор: “быть под кнутом, но со своими” либо искать счастья и свободы на чужбине. “Без внешней свободы вас рано или поздно загонят в стадо”, – предостерегает их Родионов. Но вскоре обнаруживается, что и выбора-то у русских “дипи” фактически нет. Манящий свободой западный маяк оказывается призраком. “Зеленая линия”, разделяющая советскую и западную зоны оккупации, казавшаяся героям повести пограничной чертой между свободой и несвободой, на самом деле оказывается лишь административно-политической границей, за которой вовсе не гарантировано право на свободный выбор. Поводок западной “внешней свободы” оказался нисколько не длиннее, чем советский, эта свобода заканчивалась там, где вступали в силу политические и экономические интересы западных держав.
Повесть “Зеленая линия”, как сказано в предисловии ее переводчиком, впервые издана в США в 1949 году. Мы помним, что в это время в СССР бушевала кампания против космополитов, а в США работала комиссия по расследованию антиамериканской деятельности. Однако наказания лиц, выявленных в ходе этих “чисток”, были несоизмеримыми. В СССР их ждал ГУЛАГ или расстрел, в США – отлучение от творческой деятельности или, на худой конец, изгнание из страны, как в случае с Чарли Чаплином. Публикация такой книги, как “Зеленая линия”, по тем временам вполне могла быть расценена как проявление антиамериканской деятельности, поэтому ее издание можно считать поступком честного и мужественного человека.
Лучшие страницы повести посвящены сцене венчания. Автор трогательно описывает скромную обстановку чудом уцелевшей русской церквушки в немецком городке, небольшой хор певчих при ней, самого батюшку и ход всего обряда, во время которого происходит духовное просветление и очищение героев. Концовка повести – не традиционный американский хеппи-энд, а утверждение того, что, несмотря на весь трагизм окружающей действительности, внутренняя свобода, надежда и вера героев живы и торжествуют.
Борис КУНИЦЫН.
