Когда в условленное время я подходила к дому Александры Ивановны Быстровой, воображение рисовало ее образ – партийного ветерана, который может часами говорить о “правильном”. А что еще думать о человеке, который, не спотыкаясь, передвигался по номенклатурным ступеням и плавно сменил партийное поприще на преподавательское, удостоен многих наград? Но моя упрощенная схема разрушилась быстро. Рассказ Александры Ивановны о прожитом оказался занимательным, как приключенческий роман. Невероятные встречи, любовь и разлука, отвага и находчивость, граничащие с риском…
Похоже, она нечасто задумывалась над “правильностью” своих решений. Поступки ее диктовались движением души, желанием помочь людям. Даже если при этом приходилось нарушать гласные и негласные правила.
В самом деле, работай на должности проректора КХТИ не Быстрова, а кто-нибудь другой, вряд ли в Казанском химико-технологическом институте выступил бы опальный в 70-е годы Владимир Высоцкий. Это Александра Ивановна, зная о страстном желании студентов увидеть и услышать знаменитого барда в Казани, организовала и командировку ребят в Москву, чтобы те договорились с Высоцким, и оплату расходов на приезд Владимира Семеновича.
А ее эпопея с расселением студентов-заочников!
– Ну что мне было делать, – вспоминает Быстрова, – к кому ни обращусь, отвечают: “В общежитиях мест нет”. Иду к ректору, а он: “Александра Ивановна, кто у нас проректор по вечерне-заочному обучению?.. Вот и действуйте!”
Ее действия повергли тогдашнего ректора КХТИ Петра Анатольевича Кирпичникова в шок. Представьте себе: поздним вечером выйдя из своего кабинета, ректор видит, что по коридорам главного здания института расхаживают молодые люди в пижамах, спортивных костюмах, тапочках… Он в недоумении открывает дверь актового зала, а там – сплошь раскладушки с матрацами, подушками, одеялами…
У многих бы на ее месте после ректорского разноса опустились руки. А она в следующую сессию дает указание заставить раскладушками аудитории на кафедре физики в корпусе “Д”. Выслушав запрет впредь и сюда студентов не заселять, в другой раз занимает “под заочников” все изоляторы в общежитиях вуза.
“Мелочи жизни”… Нередко именно они требуют смелости от человека, решившего помочь другим. Вот и Быстрова могла безо всяких документов, просто под честное слово предоставить их позже, зачислить на рабфак совершенно незнакомых, только что вернувшихся из армии ребят. Ныне один из них, Алим Кемалов, – доцент технологического университета, директор научно-производственного центра по нефтегазопереработке “Инвента”…
В свое время именно Быстрова добилась, чтобы руководители “Оргсинтеза” и “Тасмы” позаботилось об обеспечении транспортом своих работников, обучающихся на вечернем факультете КХТИ.
Александра Ивановна всегда была способна понять истинные мотивы, по которым кто-то из числа выпускников не мог работать за пределами родного края. По ее инициативе судьба таких ребят “переигрывалась” прямо на заседании комиссии по распределению. Такой неожиданный вираж случился, например, в жизни братьев Закировых. Решение направить их на одно из предприятий Сибири было уже принято, но вдруг выяснилось, что братья востребованы в своей республике. Теперь один из Закировых, Ринат Зиннурович, – председатель исполкома Всемирного конгресса татар, другой, Шамиль Зиннурович, – директор ТГАТ им. Г.Камала.
В 70-е годы республика нуждалась в кадрах для нефтехимического и шинного заводов Нижнекамска – Александре Ивановне поручили организовать в этом городе учебно-консультационный пункт КХТИ (впоследствии он стал филиалом). И вот в один из приездов проректора Быстровой в Нижнекамск к ней обратились два молодых человека. Сказали, что хотели бы получить высшее образование без отрыва от …заключения. Оказалось, что ребята – осужденные и отбывают наказание. А встретиться с Александрой Ивановной им разрешил сам начальник исправительного учреждения.
Стремление к учебе Быстрова всегда приветствовала. Ведь ее путь к образованию был непростым. Едва окончила девятый класс, как началась война. Только в 1944-м, будучи секретарем Дзержинского райкома комсомола Казани, доучилась в вечерней школе. И потом, работая в горкоме партии, корпела над учебниками, чтобы окончить Казанский педагогический институт, кандидат-
скую диссертацию защитила в
1968-м.
“Пусть учатся”, – решила Александра Ивановна, узнав, что осудили ребят за мелкое хулиганство, а их поведение в неволе, по утверждению начальника, – примерное. Он же и взял обязательство создать им условия для подготовки в вуз. А поскольку прецедентов получения высшего образования заключенными не было, с подсказки Александры Ивановны для приемной комиссии были составлены документы, по которым подопечные начальника тюрьмы числились просто рабочими руководимого им учреждения. Быстрова же снабдила будущих студентов-вечерников методичками и учебниками, замолвила за ребят слово в приемной комиссии. Два года Александра Ивановна опекала своих “засекреченных” студентов. Каждый ее приезд в Нижнекамск обязательно был поводом поинтересоваться и их судьбой. На третий год директор филиала КХТИ встретил ее с вестью об отчислении ребят – те долгое время не посещали занятия. В чем дело? Выяснилось, что сами студенты ни при чем. Просто новое тюремное начальство запретило им учиться, а саму Александру Ивановну даже вознамерилось “посадить на нары”.
– Я, конечно, возмутилась, – вспоминает она. – Звоню начальнику, говорю, что не позволю над ребятами издеваться, добьюсь, чтобы они дипломы получили… А самой боязно. Закон-то, в самом деле, хотя и во благо, но нарушила… Расстроенная поехала в Казань и – прямиком в МВД, к министру Япееву.
…Салих Зелялетдинович слушал ее, не перебивая. Точно так, как в свое время она, тогда секретарь Бауманского райкома партии, внимала ему, молодому офицеру… В самое тяжелое для него время эта женщина вселила в его сердце надежду на лучшее будущее. Теперь вот она пришла к нему со своей болью…
Министр соединился с Нижнекамском и, услышав голос начальника тюрьмы, поинтересовался историей с заключенными-студентами. Тот с энтузиазмом стал докладывать о выявленном и пресеченном правонарушении, заверил, что бумага в прокуратуру на гражданку Быстрову уже подготовлена…
Ни к чему оказалась такая поспешность, и министр это внятно объяснил начальнику тюрьмы. Тот потом сам попросил руководство КХТИ восстановить парней в институте, подготовил документы на их досрочное освобождение за примерное поведение и ходатайство о снятии судимости. Спустя годы Александра Ивановна встретила в Нижнекамске одного из бывших подшефных, узнала, что он и его товарищ, став дипломированными специалистами, возглавили цехи на предприятиях города.
– Знаете, мне стало так хорошо от того, что люди помнят добро, – говорит Быстрова. – Как же он мне тогда сказал? Ну…что вся их родня всегда молится за меня.
…Она была старшей из четырех дочерей в семье железнодорожников Прокофьевых. Когда началась Великая Отечественная, отец Иван Прокофьевич был оставлен работать в Ленинградской области. И 16-летней Шурочке вместе с матерью Анной Андреевной пришлось сначала взвалить на свои плечи все тяготы, связанные с эвакуацией со станции “Дно” в Ульяновскую область, а уж там, в селе Елхово Озерное, “и лес рубить, и противотанковые окопы рыть”.
В начале 1942-го в Елхове Озерном обосновалось отделение Волжского лагеря НКВД. Шурочке предложили поработать здесь счетоводом, потом в отделе кадров. Через некоторое время члену ВЛКСМ Александре Прокофьевой поручили комсомольскую работу среди интернированных поволжских немцев, которые строили железную дорогу Свияжск – Ульяновск. А в 1943-м она стала инструктором политотдела в Управлении Волжлага НКВД, который находился в Казани. Отсюда она вскоре поехала в Москву, к самому Лаврентию Берии.
Так случилось, что телеграмма с приказом направить на совещание в столицу сотрудника политотдела по работе с комсомолом не вызвала энтузиазма у офицера, который по должности должен был предстать пред грозными очами всесильного наркома. Заболел человек. И начальство решило: “Пусть Саня едет”.
– На совещании нас было пять человек, – вспоминает Александра Ивановна. – Были вызваны именно те, кто работал с интернированными немцами. Берия сказал нам, что эти люди не преступники, но сейчас “такое время, что мы обязаны их изолировать. Им нужно объяснить, что “это явление временное” и что они “обязаны добросовестно, как все другие граждане, выполнить свой долг перед страной”.
Осенью 1944-го Александру избирают секретарем Дзержинского (позже он будет называться Бауманским) райкома ВЛКСМ Казани, и она окунается в гущу дел, которыми жила комсомолия тех лет. Занималась организацией сдачи крови для раненых и, конечно, сама стала донором. Призывала комсомольцев фабрики детской обуви поработать сверхурочно, чтобы обеспечить мальчишек и девчонок ботинками. Вместе с активистами горпищепрома организовала варку овсяного киселя. Бидоны с этой едой для тех, кто голодал, привозили на колхозный рынок и плошками раздавали всем, кто подходил.
1945 год. Приближается конец войны. По улице Баумана навстречу друг другу идут секретарь Дзержинского райкома комсомола Александра Прокофьева и гвардии капитан, командир разведроты Михаил Быстров. Это не первая их встреча, они познакомились год назад, но Михаил перепутал место свидания…
Он снова уедет на фронт, а она будет ждать его писем. Однажды он поразит ее стихами “Жди меня, и я вернусь”, присланными на открытке.
– Я тогда симоновских стихов-то не слышала, – вспоминает Александра Ивановна, – была уверена, что сам Михаил написал. Впрочем, почему бы и нет, ведь он очень талантливым был: играл на аккордеоне, гитаре, отлично знал немецкий язык. А я вот немножко непросвещенная была…
В конце победного сорок пятого Александра и Михаил поженились. Впереди виделась долгая счастливая жизнь. Но дало о себе знать сложное ранение, полученное на фронте. Быстров попал в госпиталь и уже не вышел оттуда.
Завтра у Александры Ивановны большой юбилей. Свой восьмидесятый день рождения она встретит с самыми дорогими ее сердцу людьми: сыном, внуком и двумя правнуками. Все они Быстровы. Очень похож на своего отца сын Геннадий, которого Михаилу Быстрову так и не суждено было хотя бы разочек взять на руки. А имя и отчество героического деда сошлись на внуке – Михаиле Геннадьевиче. Он, как и его отец, Геннадий Михайлович, много знает о своем дедушке по рассказам Александры Ивановны.
Семейное торжество – это всегда душевные разговоры, воспоминания. Их, увлекательных и необычных, у Александры Ивановны премного. Есть, например, сюжет о том, как Николай Бенедиктович Жогин, первый заместитель генпрокурора СССР, помог ей организовать подготовку документов, необходимых для защиты кандидатской диссертации. Как накануне защиты она пережила клиническую смерть. Как в годы ее учебы в Высшей партшколе при ЦК КПСС на одном дне рождения оказалась она за столом рядом с Леонидом Брежневым. Тогда будущий генсек начал читать длинную поэму про Афганистан, а Александра Ивановна, почувствовав неловкость за столом, сказала:
– Сколько же можно читать стихи, когда здесь столько вкусного! Даже икра есть…
Удивленный подобной смелостью, Председатель Президиума Верховного Совета СССР стихи читать перестал, налил рисковой соседке коньяк, а на ее тарелку стал накладывать икру, подчеркнуто много. Потом были застольные песни, танцы в паре с Брежневым. Когда пришла пора расходиться по домам, Леонид Ильич вызвал свою служебную машину и наказал шоферу довезти Быстрову, куда скажет, да еще и ночную Москву показать.
Судьба дарила ей встречи со многими знаменитостями – первым космонавтом Юрием Гагариным, генеральным секретарем компартии Италии Пальмиро Тольятти, лидером французских коммунистов Жаком Дюкло. В течение нескольких недель она лежала в одной палате больницы с женой известного кинорежиссера Сергея Бондарчука. Ирина Скобцева часами рассказывала о таинствах постановки фильма “Война и мир”. Сама, прикипев сердцем к Александре Ивановне, захотела, чтобы с ней непременно познакомился и Бондарчук.
– Бондюк (так она обращалась к нему), тут у меня такая Санюра, ты должен ее увидеть,- настаивала она по телефону.
В память о добрых отношениях со знаменитой киношной семьей Быстрова хранит брошюру о Скобцевой с автографом актрисы: “Милой Санюре в знак нашей дружбы”.
Не нами сказано: “Судьбу человека определяет его выбор, а не удача”. Вот и траектория прожитых Быстровой лет выстраивалась характером, душевными качествами, интеллектом этой необычной женщины. Она многому научилась и многое успела, беды не сломили ее, а обретения и успехи всегда двигали только вперед, не давая успокоиться на достигнутом. Поэтому так интересен каждый год ее 61-летнего трудового стажа.
Теперь под ним подведена черта. Но жизненная энергия Александры Ивановны, ее ясная память о людях и событиях, широта души по-прежнему востребованы Казанским государственным технологическим университетом, где она проработала 33 года, многими общественными организациями. Думается, и историей Татарстана тоже.
Зульфира ТУГАНОВА.
