Нескончаемый поток туристов, поднимающихся по отполированным миллионами подошв камням Акрополя, Помпей, лестницам Ватиканских музеев, заполняющих тесные переулки Флоренции, Венеции, Рима, кажется неким библейским исходом народов, некогда утративших общность языка и теперь жаждущих обрести ее вновь. Едут отовсюду; разноголосая речь – английская, японская, китайская, испанская, арабская – сливается возле знаменитого фонтана Треви в Риме – фонтана Трех дорог (“все дороги ведут в Рим”) в один сплошной многоязычный гул – гул счастливого восторга и изумления перед замечательной красотой, над которой не властно время.

Но если перед фонтаном Треви можно сидеть или стоять сутками – никто не прогонит ни днем, ни ночью, да и туристический поток не иссякает ни на минуту: нехотя уходят одни, чтобы уступить место другим, – то, допустим, в Ватикане, или в галерее Уффици, или в Лувре остановиться и побыть наедине с тем или другим произведением искусства практически невозможно – поток снесет тебя и увлечет за собой. Увидеть своими глазами боттичеллиевскую Венеру, микельанджеловского Давида, рафаэлевскую Мадонну, Джоконду Леонардо отнюдь не только вопрос престижа, хотя и этот момент в туристическом буме, несомненно, присутствует. Но есть в этом и некое мистическое желание приобщиться к вечному, к чуду гармонии и совершенства, подняться к вершинам человеческого бытия.

Крупнейшие мыслители нашего времени уже давно пришли к выводу, что, пережив эпоху Возрождения, европейская цивилизация, продолжая двигаться по пути научно-технического прогресса, повернула вспять в области духовного постижения гармонии мира. Не этим ли стремлением догнать, удержать уходящую безвозвратно красоту и объясняется нынешний туристический бум? Ведь отнюдь не новостройки, не шедевры современной архитектуры едут люди смотреть со всех концов мира. Едут смотреть обветшавшие от времени камни, потемневшие фрески, чудом уцелевшие колоннады древних храмов, ступени амфитеатров. Едут не только богатые, но и те, для кого такая поездка стоит порой нескольких лет жесткой экономии.

Европа далеко не сразу оценила золотоносную суть своих исторических камней. Было время, когда разбирались для новых построек старые здания и сооружения, растаскивались мраморные плиты, затирались новой штукатуркой древние фрески. К примеру, когда понадобилась бронза для сооружения надпрестольного шатра в базилике собора святого Петра, папа Урбан VIII распорядился снять с древнеримского Пантеона барельеф античной работы, счастливо просуществовавший шестнадцать веков. Растаскивались Колизей, римский Форум, снимались скульптуры с Парфенона. Однако, к счастью, в той же Европе скоро поняли расточительную близорукость такого поведения. Предприимчивые буржуа рассчитали, что извлекать доход можно даже из старых камней. Принцип Людовика XIV “После нас хоть потоп” был внесен в список главных обвинений французской монархии. Европа не жаждет сегодня никакого потопа, заботливо оберегая от всевозможных стихийных бедствий свои дома XIII-XVI веков, тщательно и периодически реставрируя фасады, очищая от копоти фрески, перенося под укрытия статуи. Словом, здесь все делается для того, чтобы мы сегодня могли увидеть Рим или Венецию точно такими же, какими видели их Стендаль и Гоголь, Дягилев и Демидов.

Странное дело! Гуляя по улицам Рима или Флоренции, можно наткнуться на мемориальную доску, сообщающую о том, что в этом доме жил русский писатель Гоголь или останавливался композитор Чайковский, а в Венеции вам покажут кафе, где любил посидеть поэт Иосиф Бродский. Мы тоже любим говорить о необходимости развития туризма, громогласно обещаем превратить тысячелетнюю Казань в “туристическую Мекку”, но при этом здесь практически уже невозможно найти дома, где, к примеру, жили Велимир Хлебников, Хади Такташ, Николай Заболоцкий, Жан Ришар Блок и многие другие выдающиеся деятели культуры. Многие из этих домов давно снесли в процессе “реконструкции”. А в каком состоянии находятся дом Карла Фукса, в котором бывали Пушкин и Лобачевский, усадьба Горталовых, где несколько лет жил известный всему просвещенному миру писатель Лев Толстой, дом Боратынских, бывший когда-то духовным центром казанской интеллигенции?.. Не их ли рассчитывает велеречивое наше градоначальство демонстрировать отечественным и зарубежным туристам?

… В Европе городские власти, сохраняя в неприкосновенности исторические центры, отнюдь не освобождают их от жильцов. А потому по-прежнему горит по ночам свет в стрельчатых окнах шестнадцатого века и полощется белье на балконах века семнадцатого; и таверна, в которой когда-то сиживал Сервантес, по-прежнему полна посетителей. Конечно, не так просто жить в доме, где постоянно толкутся посторонние люди, заглядывая во все углы. Как сказал хозяин одного из старинных замков, открытых для посещения туристами, бывает порой неловко нести грязное белье мимо любопытных глаз. Но что делать, ведь именно доходы от туризма обеспечивают сохранность здания.

Входные билеты в музеи и художественные галереи достаточно высоки по нашим меркам. К примеру, в Ватикане с каждого посетителя берут 12 евро (420-430 рублей в пересчете на сегодняшний курс), а их в течение только одного дня проходит через входные ворота Ватикана несколько тысяч. Можно примерно прикинуть, какую сумму выручают ватиканские музеи за каждый туристический сезон, который длится три – четыре летних месяца. Причем, если раньше католические храмы были открыты для свободного посещения, то теперь и здесь стали брать за вход пусть небольшую по европейским меркам (2-3 евро), но плату. На обороте входного билета во флорентийскую церковь Святого Креста на итальянском, английском, испанском, французском и немецком языках написано: “Уважаемый посетитель, мы хотели бы вам напомнить, что благодаря взносам от вашего билета мы имеем возможность сохранять, реставрировать и поддерживать в достойном состоянии ансамбль церкви и имеющиеся в нем художественные ценности”.

Следует, очевидно, признать справедливость таких мер и таких цен. Общество должно совместными усилиями сохранять достижения своей культуры. Для того чтобы соборы и картинные галереи приносили доход, обеспечивающий, по крайней мере, их дальнейшее достойное существование, надо вложить в них достаточно приличные средства. Сохранение исторических памятников – дело хлопотное. Но когда оно организовано на разумной основе, то может приносить доход, причем не только самому памятнику. При Ватикане, Помпеях, в подземных этажах Лувра расположились огромные торговые площади, где можно купить все – от альбомов, открыток и сувениров до одежды самых дорогих и модных фасонов. Здесь же – многочисленные кафе и рестораны. Прежде чем добраться до Площади чудес в Пизе, надо пройти чуть ли не километровый ряд всевозможных палаток, киосков и магазинчиков, где можно приобрести массу полезных в хозяйстве вещей, не говоря уже о сувенирах – платках, майках, косынках, чашках, кружках, украшенных изображением знаменитой “падающей башни”. Хоть бы кто-нибудь из нашего мудрого чиновничества, бесконечно катающегося по заграницам, поинтересовался, какой доход извлекают торговые фирмы от соседства с тем или иным историческим памятником и насколько они заинтересованы в его сохранности.

Естественно, что жители Пизы гордятся своей “падающей башней” – колокольней собора Санта Репарата, они хорошо знают ей цену: знают, и какой доход она им приносит, и сколько они вкладывают в обеспечение ее сохранности. Патриотизм, таким образом, определяется вполне практическими расчетами. Может быть, именно в этом и заключается истина.

Дом, в котором жили твои предки и где вырос ты сам, жалко разрушать, даже если этот дом и не во всем отвечает сегодняшним представлениям о комфортности. Рим разрушили варвары. Прелесть исторической Венеции в том, что она состоит не из одних только контор, магазинов и ресторанов. В ней живут люди, которые на лодках добираются до своей работы, сушат белье и выращивают цветы на балконах, при этом бесконечно жалуясь на трудности жизни и дороговизну квартир. Однако же они никуда не переезжают, а всячески стараются приспособить свои “исторические” дома к сегодняшним нормам жилья…

Когда первый раз оказываешься в капиталистической Европе, поначалу здесь поражает все: великолепные дороги с развитой инфраструктурой, чистота и ухоженность улиц, разумная благоустроенность жизни, быта… Приезжая сюда во второй и третий раз, замечаешь уже и многое другое. И чистота отнюдь не везде, и разница между кварталами, где живут богатые люди и где ютится беднота, весьма ощутима. В конце концов, даже европейский уровень жизни вполне сопоставим с нашим: при средней заработной плате в тысячу евро содержание квартиры в Венеции или Риме обходится в восемьсот евро. Потому и толкаются в магазинах преимущественно приезжие, туристы, сами же итальянцы предпочитают делать покупки в период скидок и сезонных распродаж. Экономят каждую каплю воды, каждый киловатт электричества…

Подмечая и такие стороны европейской жизни, начинаешь завидовать не относительно высокому уровню ее комфортности, а разумной ее организации, умению европейцев все хорошо просчитать и из всего извлечь пользу и выгоду. Иными словами, их умению думать не только о сегодняшнем дне, но и о завтрашнем, который только грядет. Потому здесь и относятся с трепетом к каждому старинному зданию, понимая, что дом – не платье, которое можно сбросить и сшить новое по последней моде. На этом, в сущности, и держится европейский патриотизм.

Постскриптум. Право же, несмотря на всю эклектичность архитектурного стиля “дома Кекина” в Казани, глаз охотнее останавливается на освобождающемся от строительных лесов фасаде именно этого по-своему уникального здания, нежели на стеклянной стене сооружения, которое сейчас возводится рядом с памятником Вахитову. Глаз скользит по стеклу, как по ледовой поверхности катка. Зацепиться ему не за что…

Юрий БЛАГОВ.