От автора

В предлагаемом читателю романе об удивительной судьбе особо почитаемой в России чудотворной Казанской иконы Божией Матери нет вымышленных персонажей.

Роман построен на строго фактологическом материале с привлечением большого количества документальных источников и литературы.

Это “Сказание” патриарха Гермогена, материалы следственного дела о краже чудотворной иконы, полный стенографический отчет судебного процесса над похитителями, газетные статьи 1904-1907 годов, так или иначе касающиеся похищения знаменитой иконы, статьи журнала “Православный собеседник” 1858 и 1904 годов, документальная повесть Д. Бреговой “Дело о казанской чудотворной” 1969 года и литература мемуарного характера.

Естественно, автор оставил за собой право интерпретировать и домысливать те или иные события и явления, без чего невозможно любое художественное произведение.

Читателю предлагается газетный вариант первой книги романа.

Леонид ДЕВЯТЫХ

Часть первая
ЦЕРКОВНЫЙ ВОР

Кража

Татьяна проснулась оттого, будто ее легонько толкнули. Она открыла глаза, осмотрелась: в ее келейке, конечно, никого не было.

Но сон прошел. В оконце кельи уже пробивался утренний свет, а в Горталовском саду еще нещадно пели соловьи – поди тут усни.

Она поднялась, надела послушническое платье и, стараясь ступать неслышно, дабы не разбудить других послушниц, пошла к двери. Отворив ее и не успев ступить и шагу во двор, Татьяна услышала:

– Караул…

Голос был слабый, глухой и шел будто из-под земли.

Татьяна прошла несколько шагов и прислушалась. Она вздрогнула, когда в Спасском монастыре часы пробили четверть третьего пополуночи. И почти тотчас опять услышала:

– Карау-ул…

На этот раз голос был отчетливый и шел со стороны колокольни.

Она пошла на крик, приблизилась к паперти, и тут прямо откуда-то из-под ног донеслось снова:

– Караул!

Голос ей был знаком. Она присела на корточки и увидела, что из подвала под папертью белеет лицо монастырского сторожа Захарова.

– Дедушка, это ты? – взволнованно спросила Татьяна.

– Жулики, воры, – путаясь в словах, залопотал старик. – Беги скорее за мужиками…

Татьяна охнула и со всех ног бросилась к сеннице, где спали дворники и кучера.

– Мужики! – закричала она. – Мужики, вставайте!

Но ребята спали крепко. Известное дело: мужицкий сон не дрема девушки, особливо ежели та вот-вот станет Христовой невестой.

Тогда белица стала бросать камни на крышу сенницы, что и возымело результат: повысовывались всклокоченные головы мужиков, послышался их недовольный говор.

– Вставайте, вставайте скорее, мужики, – закричала им Татьяна. – Беда у нас! Жулики залезли, дедушку в подвале заперли.

Прихватив для верности лом, мужики побежали к колокольне. Из трапезной высыпали послушницы, разбуженные той же Татьяной.

– Матушке бы надо сообщить, – защебетали они меж собой. – Ведь дело-то какое…

Пробой дверей подвала был заложен палкой в палец толщиной, обмотанной в тряпицу. Рядом валялась шапка сторожа.

– Наши, что ли? – глухо спросил Захаров, когда мужики с послушницами подошли к подвалу.

– Свои, – ответил старший кучер Никита, пытаясь вытолкать палку из ушков. Палка не поддавалась. Выбить запор тоже не удалось. Тогда мужики ломом вскрыли дверь и вытащили сторожа. Тот, поднимаясь по ступеням подвала, мелко дрожал и повторял одно:

– Воры, воры меня сюда бросили. Четверо их было. Воры… Смотрите в соборе – двери целы ли?

Подошли к собору. К тому времени развиднелось, и меж створов западных дверей храма была заметна щель, расширяющаяся кверху. Посередине дверей была вставлена доска, в которую стучал при обходах монастырский сторож. Колотушка валялась тут же. Двери оставались запертыми на нижний замок, но при желании и при чьей-либо помощи в образовавшуюся щель пролезть было вполне можно. Прямо у самых дверей лежали старинный, коробочкой, мощный замок с вытянутой дужкой и сломанная накладка…

– Ничего не трогать, – громко сказал Никита, отступая от дверей. – Кто-нибудь – бегом за околоточным. А вы, сестры, – обернулся он к послушницам, – вскройте южные двери.

Пятиглавый Богородицкий храм отозвался на шаги взволнованных людей по чугунным плитам пола долгим печальным гулом и трепетом оплывших свечей.

Затем послышались всхлипы, плач и возмущенный говор мужиков со словечками, кои в иное время в храме Божием говорить совсем не можно. Из чьих-то рук выпал требник; упало и покатилось по плитам, подскакивая на стыках, то ли кольцо, то ли монетка: свечные ящики были разломаны, Царские врата полуоткрыты, а в иконостасе зияли пустотой справа и слева два погнутых ковчега – чудотворной иконы Христа Спасителя и явленной, знаменитой на всю Россию чудотворной иконы Казанской Божией Матери…

Недалече от деревянной одноглавой церковки во имя Николы Тульского, близ крестеца дорог уличных, стоял некогда дом стрелецкого головы, сына боярского Данилы Онучина.

Двор как двор: изба, баня, сараи да отхожее место в углу яблоневого сада.

В канун Иванова дня, 23 июня 1579 года, после ночного обхода острожных стен казанского посада и досмотра стрелецких караулов пришел Данила домой. А поскольку чувствовал он себя после бессонной ночи неважнецки, то решил, несмотря на воеводский наказ не топить во время летнее избы и бани, приготовить-таки себе мыленку, ибо не было и нет для человека русского лучшего лекарства от хворей и недугов, нежели хорошая баня. Баньку Данила затопил, пошел покудова в избу, черпанул из бадьи ковш медвяного квасу, затем прилег на лавку и заснул. Жена с дочерью были на огородах, что нарезаны были детям боярским за стенами острожными, и то ли искорка стрелила, то ли уголек из печи выпал, а только занялась Данилова банька, а с ней и иные дворы посадские, будто стог соломенный.

И выгорели тогда весь посад казанский и часть города, и приписали сие несчастие гневу Божию на христиан за их грехи. Но Господь оказался милостив. И когда стал отстраиваться Данила на пепелище своем, приснился его десятилетней дочери Матрене в одну из коротких июльских ночей сон чудесный, будто явилась к ней сама Пресвятая Богородица. И поведала она Матрене, что-де на месте их дома сгоревшего сокрыт ее пречистый образ, и повелела уведомить о том архиепископа и воевод.

Не сразу рассказала Матрена о своем видении отцу с матерью, но те посмеялись и только.

Пресвятой образ явился Матрене во сне вторично, веля рассказать о своем явлении без боязни и сомнения. И не единожды девочка пыталась достучаться до душ взрослых – безуспешно. Ей никто не верил.

Наконец, случилось Матрене уснуть в своем доме в полдень. И вдруг оказалась она силою неведомой посередь своего двора, и явилась ей икона Пресвятой Богородицы, испускающая огненные лучи, столь грозные, что Матрена испугалась сгореть в пламени тех огненных преславных лучей. И был от иконы страшный глас: если ты не передашь-де веления Моего о взятии иконы Моей из нутра земли, то Я явлюсь в другом месте; ты же лишишься жизни своей в страшных муках.

Девочка от этого видения пришла в великий страх, упала на землю и лежала много часов как мертвая…

Полицмейстер Панфилов, коллежский советник

Этот день, 29 июня 1904 года, похоже, я не забуду никогда. Начался он рано, где-то в три часа пополуночи, когда меня разбудил дежурный и доложил, что в гостиной меня ждет мой помощник, надворный советник Василий Снеговой по делу, как сказал дежурный, “не терпящему отлагательств”.

Я оделся и вышел в гостиную. Снеговой был бледен, как снег, и слегка растерян, но я сделал вид, что не замечаю этого.

– Что случилось? – спросил я, ответив на его приветствие.

– Ограбление в Казанском монастыре, Павел Борисович, – сказал Снеговой. – Украдена икона Казанской Божией Матери.

Я опешил. Кажется, даже воскликнул: “Не может быть!” Да этого и не могло быть…

– Вы ничего не путаете? -спросил я. – Может, украдены оклад, риза?

– Не путаю, господин полицмейстер, – ответил мне Снеговой. Похоже, его задело мое недоверие.

– А вы сами были на месте, видели?

– Не был, но мне был сделан обстоятельный доклад. И я сразу к вам.

– Значит, поедем вместе, – сказал я и добавил: – И не сердитесь.

Подали коляску. Мы с помощником сели; ехать было всего ничего, ведь квартира моя находилась на Воскресенской в бывшем доме Родионовой, переданном после ее смерти под Первую полицейскую часть.

И все же мне не верилось, что знаменитую икону украли. Такого еще не бывало. Церкви, конечно, грабили, но брали деньги из свечных комодов, дорогую церковную утварь, драгоценные ризы с особо почитаемых образов, иконы же не трогали, ибо каждый церковный вор знал, что по Уложению о наказаниях от 1885 года кража икон есть деяние святотатственное и карается много строже, нежели грабеж обыкновенный…

– А может, это дело рук староверов? – как бы прочитав мои мысли, спросил вдруг Снеговой. – Вы ведь знаете это поверье, что если Казанская чудотворная икона Богоматери попадет в их руки, то преследования их будто бы прекратятся раз и навсегда.

Я не ответил. Конечно, я знал эту легенду, и, думаю, раскольники, не торгуясь, отвалили бы за эту икону тысяч пятьсот, ежели не более. Однако верить всему этому как-то не получалось, да и не хотелось…

Нас встретили помощник пристава Первой части Николай Плеткин, околоточный надзиратель Нуждин, группа монастырских мужиков человек семь-восемь, несколько послушниц и монахинь. Ни игуменьи, ни казначеи, ни матушки Варвары, являющейся фактически настоятельницей монастыря, видно не было – попрятались, надо полагать, с перепугу по своим кельям.

Осмотр начали с дверей собора, через которые злоумышленники проникли в храм. Створ их был немного разомкнут, в образовавшуюся щель просунута дощечка, как мне сказали, от колотушки монастырского сторожа. Так что ежели раздвинуть створы, в образовавшуюся щель можно было пролезть. Нижний замок решетчатых дверей был цел. Рядом с ним лежал еще один замок с вытянутой дужкой.

За железными дверьми находились стеклянные, а за ними – двери деревянные. Обе они были открыты без всяких повреждений, причем последние, деревянные двери были закрыты до похищения еще и на задвижку. Так мне сказала одна из послушниц.

– Одному тут никак не управиться, – заметил Нуждин, попытавшийся было раздвинуть створы железных ворот и пролезть внутрь. – Надо, чтоб кто-то оттягивал створы.

В монастырь мы вошли через южные ворота. Оказалось, что в киотах иконостаса не хватает не только иконы Казанской Богородицы, но и иконы Спасителя, также чудотворной и весьма почитаемой. Крышки у двух свечных ящиков были откинуты, ящики пусты.

– Сколько здесь было денег? – спросил я одну из монахинь.

– В этом, – она указала на один из ящиков, – триста пятнадцать рублей серебром и ассигнациями. А в этом, – указала монашка на другой ящик, – пятьдесят. Всего выходит, – она сморщила лоб, – триста шестьдесят пять рублей.

– Благодарствуйте, – ответил я и скосил глаза на Снегового. Тот, как и положено добросовестному дознавателю, старательно записывал все в памятную книжку.

В общем, следов в церкви не было никаких.

(Продолжение следует.)