Нефтяной комиссар

Сергею Львовичу Князеву 12 сентября исполнилось бы девяносто пять, ему не хватило всего нескольких месяцев, чтобы округлить рубежный срок своей жизни.

Сергею Львовичу Князеву 12 сентября исполнилось бы девяносто пять, ему не хватило всего нескольких месяцев, чтобы округлить рубежный срок своей жизни. Другие в этом возрасте уже почтенные старцы, беспечально коротающие предпогостные сроки своего стариковского бытия, а Князев, самым большим пороком считавший праздное “ничегонеделанье”, чем многие грешат и в молодые годы, еще трудился. Что делал? Садился в рабочее кресло и писал. С завидным упорством, которое питало его великовозрастное вдохновение, он творил кружево строк строгой деловой публицистики, в которых не было ни одного слова художественного вымысла.


Архив Даты, цифры, факты – все только правда, одна правда. Праздничными подарками для него были каждодневные несколько страничек плотного убористого текста, с бесконечными авторскими поправками, этими свидетельствами взыскательности к исполнению своего нового гражданского долга, который он взвалил на свои плечи. Сначала предполагал обойтись одной книгой, а потом втянулся и выдал целых восемь. Я имею в виду опубликованные книги, с которыми он преодолел препоны издательской практики, а написал больше.


Когда Князева подкосил инфаркт, подкараулив на самом взлете новых публицистических замыслов, на его рабочем столе лежала девятая книга, которую он посвятил полувековой летописи сбора и переработки газа, газификации городов и сел. Грандиозная по масштабам, значению и препятствиям эпопея продолжалась сорок девять лет и буквально на днях, уже без Князева, завершилась торжественным пуском одного из завершающих объектов – перемычки на трансъевропейском трубопроводе голубого огня, и топливо сибирских кладовых пошло в заволжские районы республики, позволило подключить к трассе потребителей из Чувашской Республики. Победа! А началом эпопеи был пуск в эксплуатацию газопровода Миннибаево – Казань, это произошло половину столетия назад. Князев, тогда не изыскатель и не строитель, а, как принято считать, кабинетный партийный функционер, всю трассу будущей подземной нитки, которая дала свет и тепло столице республики, прошел пешком. Такова была его натура – знать дело, которое он исполнял, не по справкам и докладам подчиненных, а наблюдать своими глазами.


Конечно, мне, как пишущему эти запоздалые строки человеческой памяти, было бы сподручнее поведать о другом выигрышном для всякого публициста факте князевской биографии, а именно: в чужую для него национальную республику на перекрестке больших российских рек Волги, Камы, Белой и Вятки, про которую он знал только по географическим картам да по замелькавшим в печати фактам нефтяных сводок, Сергей Львович приехал по собственной воле, загоревшись духом татарского национального патриотизма. Однако на самом деле все обстояло иначе, точнее, совсем не так.


Более полувека назад, когда веретена скважин сегодняшних промыслов, выросшие в нефтяном краю поселки и города, привитые на стволе нефтяного древа уникальные заводы Нижнекамского нефтехимического комплекса, аппараты казанского “Оргсинтеза” не были нанесены даже на чертежи и схемы тогдашних проектов, они существовали разве что в дерзких замыслах отчаянных донкихотов, готовых за идею биться с ветряными мельницами, инженера-нефтяника Князева, имеющего толику опыта партийной работы в Грозненском горкоме, вызвали в Москву. В ЦК, к самому Маленкову. Приглашенный на смотрины, видимо, “показался”. Дальше было так, как бывает в приключенческих фильмах, книгах, спектаклях, где все происходит не по логике здравого смысла, а по схемам занимательной деловой авантюры. Возвращаться в Грозный Князеву уже не пришлось. Маленков сказал, что партвыдвиженца Князева ждет другая работа, на этот раз в подающем большие надежды новом нефтяном регионе, и прямо из кабинета, не дав времени на раздумья, специальным чартерным авиарейсом отправил в Татарию. На новую, еще небывалую в крае, должность главного нефтяного комиссара. И оказалось, что не на краткий срок партийной мобилизации, а навсегда.


Правда, Князев от своей новой комиссарской должности был не в восторге, инженеру-нефтянику было куда сподручнее отличиться на хозяйственном или административном поприще. Князеву по натуре больше подходила должность директора нефтеперерабатывающего завода, который по сталинскому предписанию параллельно с бурением нефтяных скважин должны были построить в районе села Столбищи под Казанью. О том заводе говорили как о решенном деле, он уже торопил проектировщиков, выбивал фонды на поставку оборудования, осматривал промышленную площадку, на которой предстояло развернуть небывалое для республики предприятие по переработке “черного золота”.


Но человек предполагает, а судьба располагает. Сталина не стало, и грозным предписанием Отца и Учителя можно было пренебречь. Тогдашние руководители республики вопреки правилу, что главные дивиденды нефтедобывающего предприятия – не распродажа сырой нефти, даже если спрос на нее с каждым отрезком времени выше и выше, а получение из черного сокровища новых, еще более дорогих материалов, от этого царского подарка, уже завизированного союзным Госпланом, отказались. Занаряженные Госснабом крекинг-установки переадресовали на другие площадки, в Горьковскую область, в Пермь, Куйбышев, связав их с татарскими промыслами железными нитками специальных подземных коммуникаций, а Князеву на всю оставшуюся жизнь досталась доля тянуть лямку партгосноменклатурного начальника, натирать мозолями шею и наживать предынфарктные узелочки.


Правда, спустя некоторое время на Нижней Каме запустили перерабатывающую установку на 7 миллионов тонн сырой нефти, но она гнала только топочный мазут, дизтопливо, прямогонный бензин для аппаратов пиролиза, так что говорить о комплексной переработке главного богатства республики не приходилось. На долгие годы, точнее, на целых пятьдесят лет с лишним, пока из недр не вычерпали почти 3 миллиарда тонн сокровищ, Татарии досталась участь придатка более развитых нефтеперерабатывающих регионов.


Не просто очевидец, а участник захватывающей по темпам и масштабам эпопеи взлета неведомой среди нефтеносных провинций автономной республики до главной топливно-энергетической базы страны, скважины которой в течение длительного времени определяли нефтеобеспечение не только Союза, но и стран Совета Экономической Взаимопомощи, Князев занимал пост секретаря обкома партии по нефти и химии, во время лихих хрущевских пертурбаций возглавлял Татарский совнархоз, так что держал в руках пружинки и винтики создания крупного нефтегазового комплекса со всей производственной базой, перерабатывающими производствами нефтехимического профиля, научным обеспечением, социальной и культурной инфраструкторой.


В те годы я был собкором газеты “Советская Татария” по нефтяным районам и, как репортер-побегушечник, старающийся не пропустить мероприятия, на которых можно было почерпнуть материал хотя бы для кратенькой пятистрочной заметки, наблюдал за административными и идеологическими приемами, к которым прибегал нефтяной секретарь, заражая людей новыми стратегическими вариантами и смелыми тактическими замыслами. Время было суровое, нефти требовалось больше и больше, в иные годы производство увеличивалось в полтора-два раза, а большая союзная труба требовала новых порций “черного золота”. Поэтому особых дебатов, собственно, не было, все внимали веским доводам не столь речистого, но крутого отраслевого комиссара.


Последние три десятка лет Князев служил, как он говорил о себе, по ведомству “БАМа”, что значит – больница, аптека, магазин, хотя хождением по торговым точкам не увлекался, с сумками и авоськами таскалась верная жена Галина Николаевна, с которой он коротал свой стариковский век в тихом закуточке местной партгосэлиты.


В отличие от многих нынешних весьма честолюбивых мемуаристов, людей тоже большого чина и звания, но не умеющих связно зафиксировать на бумаге две простенькие мыслишки (за них строчат услужливые перья шустрой литературной братии), Князев свои книги писал сам, не гнушаясь тягот чернового литературного ремесла. За долгие годы жизни приученный работать 365 дней в году, он взял за правило каждый день заполнять хотя бы один листик, наносить на бумагу хотя бы один эпизодик, чтобы потом отсеять из них несколько завершающих строчек.


Не думаю, что литературная практика приносила Князеву большие материальные приобретения. Детективных приемов он не использовал, грязи, склок и дрязг в кабинетах власти избегал, форма его писаний строго документальная, по его правилу, “без отсебятины”. Накопив огромную массу наблюдений, он ввел в деловой оборот тексты тысяч прошений, отчетов, рапортов, докладов, экспертиз, комментариев, служебных докладных и личных эпистол. Документы, извлеченные из тайников и хранилищ и сброшюрованные в доступные для всех книжки, – не просто справочные пособия, а свидетельства эпохи, собранные не равнодушным канцелярским чиновником, а политическим исследователем, не бесстрастным сочинителем, а азартным публицистом.


Но Князев не ограничивается только документами, а и размышляет над фактами истории, пытается предсказать будущее. Его главный завет – знать черному сокровищу цену, помнить, что получаемые из него продукты в сотни, тысячи крат дороже простого сырья. По технологическим регламентам Менделеева, нужно “четырехкопеечный продукт обращать в пятирублевое изделие”…


Человек уходит – песня остается! Князев ушел, но среди бурь крепко держится корнями выращенное его стараниями сильное нефтяное древо, на его могучем стволе растут новые побеги, прибавляя развесистые ветви молодой кроны.


Летом на Нижнекамской площадке запустили сразу три больших производства. Наконец, заработал нефтеперерабатывающий завод с полным циклом технологических операций, который Князев собирался построить еще полвека назад. В тот же день отпраздновали пуск заводов полипропилена и полистирола, продукция которых, в свою очередь, может стать сырьем для новых нефтехимических предприятий. Разве может уйти человек, если остается его дело, которому он отдал годы жизни?


У Князева много наград, на лацканах пиджака тесно от орденов и медалей, но самая высшая его награда – плодоносящий сад нефтехимии, которому он отдал годы своей жизни. Прах и тлен бессильны перед человеческими плотью и духом, если живет и процветает его дело!


Марсель ЗАРИПОВ.
Журналист и писатель,
бывший собкор газеты “Советская Татария”
по нефтяным районам.

+1
0
+1
0
+1
0
+1
0
Еще