За окном морозный декабрь 1942-го. Метель.

Первый секретарь Бавлинского райкома ВКП(б) Кашаев погружен в изучение документов. Обстановка напряженная, обком и правительство республики требуют ускорить хлебосдачу для фронта. Раздумья прервал телефонный звонок. По взволнованному голосу узнал председателя колхоза Хуснуллу Хамидуллина из села Салихово.

– Аббяс Сулейманович, у нас большой гость, большие люди… Самолет сел.

– Кто они?

– Долорес Ибаррури, еще Пономарев из ЦК.

– Понял. Устрой их в приличный дом, я выезжаю.

От Бавлов до Салихова примерно полсотни километров, самый край района, на границе с Оренбургской областью. Выехали с начальником районного отдела НКВД Трофимовым.

Укутавшись в тулуп, отворачивая лицо от комьев снега из-под копыт лошади, Кашаев мысленно перебирал в памяти все, что знал об Ибаррури. Тогда имя этой бесстрашной женщины было на слуху. Ее страстные речи против фашизма читал весь мир. Вспомнился митинг солидарности с испанским пролетариатом в Мензелинске в августе 1936 года, где Кашаев работал помощником начальника политотдела по комсомолу совхоза имени Воровского. Трудящиеся Мензелинска, выражая протест против фашистских мятежников, поднявших руку на республику, собирали средства в фонд помощи испанским рабочим.

И теперь Кашаеву предстояло увидеть Ибаррури воочию. И где! В глухом районе Татарии, на колхозном поле. Совершенно невероятно!

Вспомнилось ее пламенное “Но пасаран!” (“Они не пройдут!”), ставшее символом стойкости испанского народа. Пасионария (Пламенная) – звали Долорес Ибаррури испанцы. Без малого четыре года назад, в марте 1939-го, пала Испанская республика. Тысячи антифашистов покинули родину. А сколько испанских детей нашло приют в Советском Союзе! Теперь под фашистской пятой вся Европа, Красная Армия героически бьется с врагом у стен Сталинграда…

* * *

Предколхоза и в самом деле постарался. В избе, в которой поселили Ибаррури и Пономарева, чисто, прибрано.

Навстречу Кашаеву поднялась высокая, статная женщина. Представился ей. Пономарев перевел на испанский. Состоялся короткий разговор. Ибаррури интересовалась районом, колхозами, жизнью крестьян. Она, заметил Кашаев, была взволнована. Но не только вынужденной посадкой, как думал Аббяс Сулейманович. Пономарев отвел его в сторонку и тихо сказал, что недавно Ибаррури получила известие о гибели сына-летчика в Сталинграде.

Бавлинские власти помогли экипажу чем могли. Из Куйбышева несколько раз справлялись о делах, предложили прислать другой самолет. Убедившись, что свой самолет починить удастся нескоро, Ибаррури с Пономаревым дали согласие на прилет другого.

Куйбышев отреагировал немедленно. Спустя несколько часов в дом, где остановились гости, занося с собой морозный воздух, входит летчик с полковничьими шпалами в петлицах. Докладывает:

– Товарищ Ибаррури, я за вами, самолет к вылету готов.

Кашаев с Пономаревым кинулись его отговаривать: погода явно нелетная, стоит ли рисковать? На что полковник ответил, обращаясь к Пономареву:

– Я за жизнь товарища Ибаррури отвечаю перед Центральным Комитетом. Что касается погоды, то я и в не таких условиях летал, смог сесть, смогу и взлететь.

Спорить не стали, одели гостей в тулупы и валенки, проводили к самолету.

Через несколько дней после отлета Ибаррури в райком позвонили из Куйбышева. Говоривший представился:

– Георгий Димитров. Большое спасибо, товарищ Кашаев, товарищ Ибаррури долетела благополучно, завтра будет выступать с докладом на заседании исполкома Коминтерна.

Тут следует пояснить: во время войны Правительство СССР, исполком Коминтерна, генеральным секретарем которого являлся Димитров, были эвакуированы в Куйбышев.

* * *

А вот как запомнил необычное событие декабря 1942 года житель села Салихово Гараф Ибрагимов, которому в то время шел пятнадцатый год:

– Случилось это числа двадцатого, примерно в обед или чуть позже. День стоял вьюжный, небо закрыто облаками. Мы, дети и подростки, после уроков игрались на улице. Слышим гул в воздухе. Смотрим: самолет кружится. Кружился долго, видать, оттого, что землю летчик из-за поземки плохо видел. Самолет сел в поле напротив фермы.

Мы – к самолету. Это был санитарный “У-2”. Открывается дверь, выходит красивая стройная женщина, с ней тоже стройный мужчина в кожаном пальто. Мы окружили их. Женщина, приветствуя нас, стала тех, кто ближе к ней оказался, хлопать по плечу, что-то говоря на непонятном языке. Разобрали только слово “пионер” – она показывала на пионерские галстуки, которые были на некоторых из нас. Мы узнали в женщине Долорес Ибаррури, фотографии которой показывали учителя на уроках. А мужчину приняли за переводчика.

Мы проводили их в сельсовет. Мужчина стал звонить. Появились председатель колхоза Хуснулла Хамидуллин и председатель сельского Совета Гарай Юнусов. Они определили приезжих на постой к Шафигулле Ганиеву.

Что касается неожиданно приземлившегося самолета, то летел он в Куйбышев из Уфы. В нем, говорили, трубка какая-то лопнула. Устранить неисправность приезжал механик из Уфы.

А буран этот не прекращался дня три или четыре. Как прояснилось немного, над селом появились два самолета. Они были с открытыми кабинами, только перед летчиком защитное стекло, как на мотоцикле. Долорес Ибаррури укутали в тулуп, усадили за летчиком, сопровождавший ее мужчина, тоже укутанный в тулуп, сел на другой самолет. Самолеты улетели. Неисправный же самолет еще несколько дней стоял в поле, пока его не отремонтировали.

Вскоре на почту пришла большая посылка из Куйбышева. В ней тулупы и кипа тетрадей – большой в ту пору дефицит.

* * *

Шесть десятков лет минуло с той поры. В Салихове уже и не все знают о знатной гостье, которую когда-то случай заставил несколько дней переждать непогоду в этом небольшом татарском селе. Гараф Ибрагимов с главой Салиховского Совета местного самоуправления Мухатхади Мукатдисовым показали мне дом-усадьбу Ганиева, он значится под номером 32 по улице Калинина. Правда, дом на ней теперь другой и хозяева другие. Показали поле, на котором садился самолет с Ибаррури. Оно недалеко от села. Как и прежде, на нем пашут и сеют. С той только разницей, что в 1942 году оно не разделялось еще лесополосой.

Рассказы Кашаева и Ибрагимова относительно вынужденной посадки Долорес Ибаррури возле села Салихово разнятся в одной только детали: Аббяс Сулейманович говорит об одном прилетевшем из Куйбышева на помощь Ибаррури самолете, Ибрагимов – о двух. Не будем, однако, забывать: времени-то прошло с той поры целых шестьдесят лет!

* * *

А у Аббяса Кашаева, кроме той, в бавлинской глубинке, встречи с Долорес Ибаррури, была еще одна – в Москве. Тогда он учился в Высшей школе парторганизаторов при ЦК ВКП(б).

Лекции в школе читали видные ученые, общественные, партийные и советские работники, деятели международного коммунистического движения. Однажды в перемену Кашаева пригласили в кабинет ректора. Заходит, а там Долорес Ибаррури. Улыбаясь, на ломаном русском языке спрашивает:

– Кашаев? Помните, как мы у вас застряли?

– Отлично помню, товарищ Ибаррури.

Ибаррури подошла к смутившемуся Кашаеву, крепко обняла. Первая, в Бавлинском районе, и эта, в Москве, встречи с Ибаррури оставили в его памяти неизгладимые впечатления. И в 90 лет (Аббяс Сулейманович отметил юбилей в августе 2002 года) он помнит их до мельчайших подробностей.

Николай СМОЛЬКИН.

Альметьевск.