Патефон натужно захрипел, зашипел и вдруг громко выдал “ильгам-шакировским” голосом протяжное: “И туга-а-ан тел, и мату-у-ур тел…” Пока крутится пластинка, рассматриваю редкий аппарат. Сбоку от ручки старого инструмента еле заметно выдавлено “1953”. Виниловая пластинка помоложе. Песни знаменитого татарского певца записаны Апрелевским заводом грампластинок в 1978 году. И пластинка, и патефон, и стол, на котором он стоит, – это все экспонаты школьного музея сармановского села Старый Кашир. Таких экспонатов здесь более трехсот.

– Было бы больше, – сетует завуч школы Гульгина Хабибуллина, преподаватель химии, а по зову души заведующая музеем, который существует при школе вот уже сорок с лишним лет. – Но когда переезжали в 1983 году в новое здание, многое растеряли. Музей то и дело пополняется новыми вещами, документами, фотографиями. Самые ценные – это вещи и документы, которые принадлежат нашему знаменитому земляку Зиннату Хасанову. Это тот самый Зиннат, который принял мученическую смерть в застенках Моабита, до последнего дыхания оставаясь рядом с Мусой Джалилем. Он с первых дней войны был рядом с ним и погиб так же мужественно, как и наш великий поэт. Вот тут вещи, сделанные его руками. Золотые были у него руки! Вся деревня шла к нему. И ведра, и посуда, и инструменты на загляденье получались. Еще у нас в музее стоит парта, за которой сидел Зиннат Хасанов.

А вообще наша деревня проводила на фронт около пятисот человек. И среди них была Чачка Закирова. Военная судьба свела ее в одном партизанском отряде с Зоей Космодемьянской. Правда, в отличие от Зои, Чачка благополучно дослужила до конца войны и прожила долгую и счастливую жизнь. А вы знаете, ведь родословная нашего Председателя Госсовета Фарида Мухаметшина тоже берет начало в Старом Кашире. Его родители, деды-прадеды родились и выросли здесь.

Вот таких замечательных людей дало наше село стране.

Мужественным и отчаянным, видимо, был и тот человек, который первым пришел в эти места. Когда-то много веков назад окрестности нынешнего села были в густых лесах. Основатель поселения Кашер, от имени которого и пошло название, пришел сюда со своими братьями. Места им понравились, и они поставили здесь первые срубы. Но и эта версия происхождения названия довольно спорная. К примеру, профессор Гумар Саттаров предполагает, что корни у слова “кэшер” (так по-татарски звучит название деревни) финно-угорские. “Кэ”, “кэу”,”ку” – этот корень означает “каменный”. В бассейне Нижней Вычегды есть река Кишёр, что переводят там как “каменная река”. Сармановский Кашир стоит на речке Камышлы, берега и дно которой каменистые.

История этого села любопытна еще и тем, что оно то и дело меняло имя. В официальных источниках, а это в основном ревизские сказки разных лет, впервые Кашир упоминается в конце XVIII века. Но вот известный татарский писатель Дамир Гарифуллин, уже многие годы занимающийся историей и краеведением, показал мне любопытный документ.

В уфимских архивах он раскопал расписку, которую составил выборной Кузкей Максутов в 1793 году. Он пишет в ней, что местные жители утверждают: их предки пришли на эту землю триста лет назад. Дамир Гарифуллин считает, что село, по всей видимости, и в самом деле появилось на свет году эдак в 1490-м… Есть подтвержденные факты, что имам Габденнасыр Габдерахимов, упомянутый в книге “Асар” знаменитого Ризатдина Фахретдинова, свою родословную начал с того самого Кашера, чьим именем позже было названо поселение. Правда, еще в ревизских сказках XVIII века оно именовалось Камышлы Тамак. Потом началась путаница. Рядом появился Верхний Кашир. Тут же, на окраине, поднялись избы Нового Кашира. А когда сюда массово переехали типтары, то село начали называть Типтаром.

Между тем местные жители нередко упоминали в разговорах еще одно имя деревни – Базарлы Кашир. Ведь здесь была популярная на всю округу ярмарка. Особенно славились зимние базары, куда съезжались торговые гости из-за дальних пределов. Но вся эта путаница благополучно завершилась слиянием деревень и переименованием Камышлы Тамака – Типтара – Базарлы Кашира в Старый Кашир.

Этому способствовало и то, что село стало волостным центром, вошедшим в состав Мензелинского уезда. Волость была самой крупной в уезде, в нее входило тридцать деревень. А вот в историю эта волость не попала, а просто, можно сказать, влипла. Именно здесь, в имении помещика Мазуревского, вздумали производить и испытывать свои бомбы Николай Кибальчич и Софья Перовская. Революционеры жили здесь некоторое время, пугая жителей окрестных деревень громкими взрывами.

Волостной центр славился и тем, что здесь жил грамотный народ. Работали две мечети, при которых действовали школы. Мало того, имам Шамсимухаммат, убежденный в том, что дети должны знать и татарский, и арабский, и русский языки, начал учить ребятишек, открыв школу в своем доме. Отдельно обучались девочки. В 1912 году в местных учебных заведениях – в медресе и двух школах – получали знания 138 мальчиков и 102 девочки.

Сегодня в средней школе села Старый Кашир учатся сто двенадцать детей. В ста восьмидесяти дворах села – 458 человек. Живут они, надо сказать, не бедно. Держат скотину, прибыльно продают мясо и молоко. Правда, на глазах хиреет местный кооператив “Кашир”. Хотя и держится в “золотой середине” по всем показателям в районе, но дела не улучшаются. Да и с чего бы? Работать-то некому. Все, кто мог, давно уже устроились в НГДУ “Джалильнефть” или ездят работать в поселок Джалиль, до которого рукой подать. Возлагали надежду на приезжих из Средней Азии, но и те, справив в колхозе жилье, сбежали от безденежья к нефтяникам.

– А ведь председатель кооператива как белка в колесе крутится, – говорит Альберт Маликов, несколько лет возглавлявший сельсовет, а теперь преподающий в местной школе математику и информатику. – Только перспектив у хозяйства в его нынешнем состоянии нет. Вот где актуально реформирование. На тех же землях успешно работают у нас два фермерских хозяйства – “Алан” и “Ак барс”. А так и в самом деле обидно людям, работая в кооперативе, ничего не получать.

Обидно и Уркие Зариповой. Это родная сестра соратника Мусы Джалиля Зинната Хасанова. В этом году ей исполняется семьдесят девять лет. Прожила она тяжелую жизнь. В память накрепко врезалось, как раскулачивали их семью. Хотя отец Уркии одним из первых вступил в организованный колхоз. Его “вина” оказалась в том, что жил крепким, безбедным двором. Всё из дома тогда вынесли. Даже казан, вмазанный в печь, и тот не поленились выковырять.

– Мне, наверное, грех на жизнь жаловаться. Детей хороших вырастила, в своем доме живу, – говорит Уркия-апа. – Но вот пенсии ни на что не хватает. Что уж там, всего 766 рублей приносят. В праздники ни сельсовет, ни кооператив и не вспомнят обо мне. Когда устанавливали мемориал моему брату Зиннату, все говорили, что не оставят меня без внимания.

Но обещания властей так и остались пустым сотрясением воздуха. А Уркия-апа тяжело больна. Только-только перенесла курс химиотерапии.

Конечно, и сельсовет, и кооператив страдают от безденежья. Но хотя бы внимание-то старому человеку можно оказать…

А на самой высокой точке этой местности, прямо за околицей, высится холм Ябалактау. На его вершине один из камней сохранил выбитый латиницей автограф знаменитого брата Уркии-апы. Как укор или как напоминание?