До 23 декабря 1942 года враг предпринимал яростные атаки с целью прорваться к окруженным частям армии Паулюса. Но наши войска оборонялись стойко, чему способствовало и успешное наступление частей Юго-Западного фронта с целью разгрома 8-й итальянской армии. Здесь отличились танкисты 24-го корпуса генерала В.Баданова. Этот корпус после прорыва обороны противника исчез из поля зрения фашистской разведки. Вырвавшись на оперативный простор, танковые части корпуса в полном радиомолчании понеслись по тылам противника, уничтожая на своем пути мелкие вражеские гарнизоны, обходя сильно укрепленные станицы. Через шесть дней танкисты неожиданно для врага захватили станицу Тацинскую в глубоком тылу противника. Здесь они уничтожили более 350 самолетов врага, несколько железнодорожных составов с военным грузом, мощную продовольственную базу, множество складов с боеприпасами.

Захват советскими танкистами станицы Тацинской и разгром аэродрома вызвали большой переполох в ставке Гитлера, который приказал расстрелять начальника гарнизона. Еще бы! С большого аэродрома у станицы Тацинской ежедневно взлетали сотни немецких самолетов и по воздушному мосту доставляли армии Паулюса оружие, боеприпасы, продукты.

Спустя много лет, уже в семидесятые годы, мне удалось разыскать группу танкистов этого корпуса: начальника штаба 1-го батальона 130-й танковой бригады Александра Севастьянова, командира танкового взвода Николая Гудкова, живших тогда в Казани, и танкиста Григория Артемьева из колхоза “Рассвет” Чистопольского района. Они поделились своими воспоминаниями о том, как разворачивалась эта уникальная по своей дерзости и масштабам операция.

…Морозное декабрьское утро 1942 года. Танки головной 130-й бригады прорыва сосредоточились в редколесье на левом берегу Дона. Замполит 1-го батальона майор Шишов читает обращение политотдела армии. Как приказ Родины звучат в морозном воздухе слова: “Стремительным ударом ошеломить врага и вихрем пройти по его тылам, перерезать коммуникации, нарушить снабжение боеприпасами, горючим, продовольствием 6-й фашистской армии, захватить аэродром в Тацинской. На вашу долю выпала честь перейти в наступление на врага…”

Не шелохнувшись, слушают бойцы глуховатый голос майора. Каждое слово проникает до самого сердца. А путь неблизкий и опасный: с боями надо пройти в зимнюю стужу около 350 километров по тылам противника, форсировать реки, овраги, обойти ловушки и засады.

– По машинам!

Взревели моторы. Николай Гудков обошел экипажи своего взвода, проверил, как разместился десант на броне, и взобрался в башню командирского танка. Его взвод первым прошел мимо генерала Баданова, руководившего переправой бригады, и танки осторожно ступили на ледовую трассу, наращенную заранее.

Танковый корпус сначала шел вслед за наступающими частями, поэтому первые два дня танкисты видели впереди себя лишь зарево сражений да взрывы шальных снарядов, долетавших до них.

Через два дня фронт был прорван во всю глубину, впереди – ни вражеских солдат, ни танков. Разведчики, вернувшиеся из видневшейся верстах в пяти деревни, доложили:

– Немцы будто испарились. Их нет!

Командирский танк Гудкова помчался по уже разведанной заснеженной дороге. За ним рванулись машины всей бригады и корпуса.

Первое большое сражение произошло на полпути к цели – за станицу Маньково-Калитвинскую. Разведчики доложили, что в ней много войск. Командир 130-й танковой бригады подполковник Степан Нестеров применил свой излюбленный прием – отрезал пути отступления противнику и атаковал его с двух сторон. С юга, обойдя станицу, первым ворвался туда взвод Николая Гудкова. Бой был коротким, ожесточенным. Танкисты уничтожили около 800 фашистских солдат и офицеров, захватили трофеи, в их числе 300 исправных грузовиков.

Сравнительно легко дались победы над мелкими гарнизонами. Но на пути оказалась большая станица Скосырская. Бой за нее превратился в крупное сражение. Наши танки окружили станицу со всех сторон, отрезали линии связи. Генерал Баданов приказал никого не выпускать – отсюда совсем близко станица Тацинская. Только на второй день враг был сломлен, но и танкисты потеряли немало машин, живой силы.

Пока шел бой, разведчики побывали на подступах к Тацинской, захватили грузовик. На нем они и вернулись в штаб, в качестве “языка” привели немецкого шофера, который дал ценные сведения о системе обороны станицы, аэродрома, о количестве войск.

В ночь на 24 декабря все подступы к Тацинской были захвачены подразделениями корпуса. После полуночи поступил приказ захватить аэродром, чтобы ни один самолет не взлетел.

Танки двинулись в путь. Был сильный туман, который помог скрытно двигаться к цели. К утру он поредел. Вдруг наперерез танкам, размахивая руками, выбежали двое мальчишек. Колонна остановилась. Гудков крикнул ребятам:

– В чем дело?

– Дяденька, сюда нельзя! Там, за бугром, фашистская батарея! – хором ответили оба.

– А вы сможете скрытно провести нас?

– Сможем!

С помощью ребятишек взвод старшего лейтенанта Николая Гудкова, а за ним весь батальон вышли к аэродрому – к складам с горючим, к домикам, где жил обслуживающий персонал. “Делай, как я”, – передал по рации Николай и с короткой дистанции стал расстреливать из пушки и пулемета немецких солдат, цистерны, дома. Занялся пожар.

Николай Гудков вспоминал:

– Среди немцев началась паника, вдруг вижу: самолет взлетает. Пока мы уничтожали базу, летчики решили удрать. Мы помчались на взлетную дорожку. “Быстрей”, – кричу водителю-механику Толстикову, хотя знаю, что он жмет на все педали. Взлетает второй самолет, выруливает на полосу третий. Поливая пулеметным огнем, расстреливая из пушек самолеты, мчимся навстречу бегущему по дорожке “юнкерсу”.

Страшный скрежет оглушил танкистов. Самолет, срезанный стальной машиной, повалился на бок и загорелся. Увидев, что взлетная полоса заперта танками, остальные фашисты бросились врассыпную…

К концу дня обстановка резко изменилась. Прилетевшие немецкие самолеты стали бомбить наши танки. К Тацинской стягивались вражеские войска: Манштейн послал сюда 62-ю пехотную, 6-ю и 11-ю танковые дивизии. Стало ясно, что удержать станицу до подхода наших войск будет трудно.

На аэродроме появился майор Шишов.

– Уничтожить все самолеты! – приказал он.

Теперь танки Николая Гудкова и другие машины батальона шли по рядам, в упор расстреливая из пушек и пулеметов фашистские самолеты. Целились в моторы, бензобаки… Темнеющее небо озарилось сотнями костров, морозный воздух наполнился гулом взрывов. Фашистская воздушная армада горела на земле, не имея возможности подняться в воздух…

Утро 25 декабря танкисты встретили в бою. 130-я бригада защищала станицу с северо-востока. Отбили пять атак. Бои шли и ночью на

26-е. Фашистам удалось потеснить нашу оборону. У Николая Гудкова из трех танков остался один – два других подбиты. А бой продолжался, ранен механик-водитель Толстиков. Его заменил заряжающий Малявин, сам Николай приник к прицелу пушки. Вдруг страшный удар потряс машину. Замертво упал стрелок Нестеренко, вторично ранило Толстикова.

– Выводи танк! – прокричал раненый Гудков.

Еще один день продержался корпус, окруженный со всех сторон. 27 декабря, собрав все силы в кулак, генерал Баданов вывел остатки корпуса к своим. В кузове одной из машин лежал Николай Гудков.

Вскоре, залечив раны, он вернулся в корпус, переименованный во 2-й гвардейский. Участвовал в битве на Орловской дуге, освобождал Смоленск. Под Ельней осколком его ранило второй раз, но он снова вернулся в строй. Под Оршей осколком перебило обе ноги…

* * *

Мне помнится еще одна встреча с ветеранами 24-го танкового корпуса, переименованного во 2-й гвардейский. Это было в канун 40-летия Сталинградской битвы. К своему боевому другу Николаю Гудкову пришел Александр Севастьянов. Они долго стояли обнявшись, пока хозяйка Лариса Константиновна не позвала их к столу.

– Надо же, сорок лет прошло! – восклицал несколько раз Николай Михайлович. – Жаль, что не смог приехать Григорий Артемьев. Помнишь?

– А как же! Как будто это было только вчера, – откликается Севастьянов. – До сих пор меня удивляет то, что мы сделали.

– Да, отчаянный был бросок! – подтверждает Гудков.

– Помнишь, я тебя, раненого, уложил в машину…

Минувшие годы часто напоминали Гудкову о пережитом – он перенес 17 операций.

– Без поддержки друзей я не смог бы выдержать эти испытания, – сказал Николай Михайлович. – Заботились обо мне и московские ветераны корпуса. Особую благодарность я испытываю к Ленинскому райкому партии, лично первому секретарю его Георгию Ивановичу Карунину. Он недавно приходил, поздравил с днем рождения, большой букет притащил…

Карунин тогда, после выхода моей первой публикации о Тацинском рейде в 1972 году, позвонил в редакцию.

– Я прочитал ваш материал, – сказал он. – Мне надо найти командира взвода Николая Гудкова.

– А вы подъезжайте к редакции, я провожу к нему, – предложил я ему.

На другой день мы с ним поехали к Гудкову. Жил он в мансарде трехэтажного старинного дома возле универмага “Детский мир”. Поднялись по шаткой деревянной лестнице. Гудков сам открыл нам дверь.

– Николай Михайлович, познакомьтесь, необычного гостя я привез к вам, – сказал я ему.

Георгий Иванович долго вглядывался в Гудкова, потом подошел и обнял его.

– Я вас узнал, – сказал он. – Помните Тацинскую? И мальчишек, которые встретили вас на подходе к станице?

Николай Михайлович ахнул:

– Неужто?

– Да, да, я один из тех мальчишек. К сожалению, Гриша Волков погиб при защите станицы – был связным, как и я. А я вот живой, зовут меня Георгий Карунин…

Так началась их дружба, Георгий Иванович часто бывал у ветерана, привозил гостинцы. Вскоре Гудковы с его помощью переехали в новую однокомнатную квартиру на проспекте Ямашева.

…С того дня прошло двадцать лет. Николая Гудкова уже нет в живых, а след Александра Севастьянова я давно потерял, давно не виделись и с Григорием Артемьевым, Георгием Ивановичем Каруниным… Хорошо бы повидаться в дни 60-летия Сталинградской битвы, помянуть героических участников ее.

Ш.БАЙГИЛЬДИН.
Ветеран Великой Отечественной войны,
бывший журналист “Советской Татарии”.

Использованы фотографии Н.Степанцева, М.Редькина и из архива Гудковых.