19 – 25 сентября 1942 года
Паулюс стремился расчленить нашу оборону на отдельные изолированные участки. Выйдя к Волге в районе Купоросного, противник отрезал части 62-й армии от левого соседа – армии генерала Шумилова.
Представление о напряженности боев в один из этих дней дают записи в журнале боевых действий 62-й армии:
“7.30 Враг на Академической улице.
7.40 1-й батальон 38-й мехбригады отрезан от остальных войск.
7.50 Сражение у Мамаева кургана и на подступах к вокзалу.
8.00 Железнодорожная станция в руках врага.
8.40 Станция отбита.
9.40 Станция в руках врага.
10.40 Враг на Пушкинской улице. 600 метров от командного пункта армии.
11.00 Две роты противника с тридцатью танками движутся к Дому специалистов.
13.20 Станция в наших руках”.
Сражение в Сталинграде распадается на несколько очагов вокруг опорных пунктов сопротивления защитников города. У немецкой 6-й армии уже недостаточно сил для одновременного штурма по всему фронту обороны Сталинграда, сопротивление “советов” становится все упорнее, но в итоге боев немцы все-таки по инерции продвигаются. На сотню или десяток метров. От одной развалины здания – к другой. И это продвижение все более ухудшает положение соединений армии Чуйкова, прижимая их вплотную к Волге -последнему рубежу, который они не могут оставить. Напряженность боев перемещается с одного участка на другой.
Но почти непрерывно идут отчаянные схватки за высоту 102,0 – Мамаев курган. Несколько раз ее плоская вершина с двумя баками водохранилища переходит из рук в руки. Ее склоны, перепаханные воронками разрывов снарядов и мин, плотно усыпанные осколками, перевитые колючей проволокой, еще долго будут хранить память о вершинной точке разыгравшейся здесь трагедии.
… Уже после войны оказавшись в Сталинграде, я часами бродил по этому заросшему колючками, обезображенному холму, обнаруживая на каждом шагу наши и чужие каски, ржавое железо бывшего оружия, черепа и кости людей двух противоборствующих армий. Потом останки собирали и закапывали в одной могиле.
А еще через много лет курган стал подножием гигантского мемориала, а его пропитанные кровью склоны – парадной лестницей со скульптурами и барельефами, такими непохожими на тех, кто здесь сражался и кому они посвящались. Но это уже был знак не памяти, а славы, не трагедии, а триумфа.
Но не только на Мамаевом кургане идут в эти дни ожесточенные бои. Один из очагов – гигантское сооружение элеватора. Из дневника немецкого офицера: “16.9. Элеватор защищают не люди, а дьяволы, которых не может уничтожить ни пламя, ни пуля. 18.9. Если все здания в Сталинграде будут защищать, как это, тогда никто из наших солдат не вернется в Германию”.
Другая дневниковая запись немецкого солдата, сделанная в середине сентября: “Сталинград – больше не город. Днем – это огромное черное облако слепящего дыма. А когда приходит ночь, собаки бросаются в Волгу, чтобы достичь противоположного берега. Животные бегут из этого ада. Не выдерживает самый крепкий камень. Держатся только люди”.
Показательно, что Паулюс избрал элеватор в качестве эмблемы на шевроне “Stalin-grad.Wolga”, который предполагалось учредить для участников этих боев.
Столь неслыханно упорное сопротивление “русских”, казалось бы, в безнадежной обстановке требовало объяснения. Ни одно из привычных объяснений нацистской пропаганды уже не подходило. Ни страх перед комиссарами, ни привычная покорность судьбе “азиата”, ни заград-отряды в тылу… Сопротивление защитников уже фактически не существующего города представлялось чем-то мистическим.
Солдат Рурбахер писал домой: “Русские защищают свой город с невероятной энергией. Дело не в русских танках. Это просто чистое, стопроцентное сопротивление. Разумно или бессмысленно – все равно. То, что они проливают гекатомбы крови – это их дело, для нас это безразлично. Для нас важнее те гекатомбы новых сил, которые появляются перед нами. Гонят ли их в бой комиссары и политруки со своими МАПИ (“машиненпистолен” -автоматы. – П.Л.) или увлекают какими-то идеалами – какое нам до этого дело? Для нас важно только одно: как долго они еще будут сопротивляться?..”
Продолжение следует.
