Идут к нам гости дорогие,
Сыны Отечества прямые,
С обвитым лаврами мечом,
И с поля Марсова оливы
Несут на мирны наши нивы
С венчанным славою челом.
Г.Городчанинов.
“Лирическая песнь на вступление
Казанского ополчения в град Казань”.
Двадцать второго июля 1815 года по старому стилю с курьером, прибывшим в Санкт-Петербург из Парижа, было получено достоверное сообщение, что тот, кто обещал быть к 1815 году “владыкой Вселенной”, после блокады его английскими кораблями при острове Ре был принужден сдаться. “Наполеона Бонапарте”, как называли несостоявшегося вселенского владыку русские газеты, был незамедлительно свезен в одну из северных крепостей Шотландии, где и предполагалось поначалу содержать его до самой кончины.
А ранее, 24 февраля 1815 года, Казань встречала победителей… “24-ое число февраля было торжественнейшим днем для Казанской губернии, города Казани и дворянства. В оный с поля чести и славы возвратилось и вступило в Казань Казанское ополчение, за веру, государя и Отечество более двух лет подвизавшееся и особенно под стенами Дрездена храбростию своею отличившееся”, – писала газета “Казанские известия” от 27 февраля 1815 года.
День 24 февраля, среда, выдался теплым, всего пять градусов холода. С утра дул юго-восточный ветер, который утих часам к девяти, когда Иизраиль, архимандрит Свияжского монастыря и орденоносец, что в описываемые времена давало к разного рода титулам звание “Кавалер” (не в значении “ухажер” или “жених”), “с большим собранием духовенства с хоругви и честными иконы, с чудотворною иконою Казанския Божия Матери, при многочисленном стечении народа, воинских и гражданских чинов и дворянства, встретил оное ополчение за мостом чрез реку Казанку”.
Ополчение подошло к встречающим и ликующим казанцам в строгом воинском порядке, как бы отдавая честь горожанам, коих, по наблюдениям современников, собралось более десяти тысяч человек. Ведший ополчение подполковник Чичагов скомандовал “Стой!” и по-воинскому четко отдал рапорт коменданту Казани генерал-майору Дмитрию Максимовичу Есипову. Старик, принимая рапорт от героя, плакал. Затем, кое-как справившись с чувствами, приветствовал воинов и вместе со всеми кричал “Ура!”
…Весть о вступлении армий Наполеона в пределы России застала казанцев врасплох. Известие об этой напасти дошло до Казани 13 июня 1812 года, когда большинство гильдейского купечества отбыло по делам коммерческим на ярмарку в Нижний Новгород, дворяне со своими семьями разъехались на лето по имениям и вотчинам, а люд разночинный оккупировал все ближайшие к городу дачи.
Однако деятельный казанский губернатор Борис Алексеевич Мансуров был на посту. И когда самостийно – с подачи монастырских отшельников-старцев, что пошли по деревням, селам да починкам губернии, призывая мирян жертвовать на правое дело кто чем может, – потянулись в Казань подводы с собранным добром из уездов да волостей губернских, возглавил он дело это и не дал случиться воровству и неразберихе, что завсегда на Руси случались. Шестого июля 1812 года государь Александр Павлович издал манифест о созыве народного ополчения. Содержание манифеста стало известно в Казани в тот же день, текст его был напечатан в газете “Казанские известия”, причем тираж ее составил пятьсот экземпляров вместо обычных двухсот.
На следующий день манифест Александра I читали в Благовещенском соборе в Кремле. Собор не смог вместить всех желающих, не смогла вместить пришедших послушать манифест горожан и площадь перед собором. Более того, все пять кремлевских улиц с переулками были плотно заполнены людьми. И из собора на площадь, с площади на улицы Кремля, а из Кремля на улицы города, его посады и слободы из уст в уста передавался ставший с того времени известным всем и каждому царский призыв и угроза врагу: “Да встретит он в каждом дворянине – Пожарского, в каждом духовном – Палицына, в каждом гражданине – Минина!”
Манифест был переведен на татарский язык, напечатан в 200 экземплярах и разослан по губернии. И потянулись в город Казань со всех уездов люди, горящие желанием защитить родную землю.
Восемнадцатого июля Александр I издает еще один манифест, по которому вся Россия делилась на ополченческие округа, и Казанская губерния вошла вместе с Нижегородской, Пензенской, Костромской, Симбирской и Вятской в состав 3-го округа, которым назначен был командовать генерал от инфантерии граф Петр Александрович Толстой. 21 июля губернатор Мансуров собрал все казанское дворянство и произнес перед ним призывную речь. А первого сентября начался прием воинов в ополчение. Было решено, что набор ратников будет происходить по четыре человека со ста душ крепостных. Дворяне должны были обеспечить их оружием, обмундированием и провиантом.
Успешно шла запись в ополчение и самих дворян. Избранный на время формирования ополчения его командующим генерал-майор Дмитрий Александрович Булыгин писал в одном из донесений графу Толстому, что “в ополчении офицеров достаточное количество и среди них есть знающие”. Всего в ополчение было записано 90 человек дворян и чиновников, штаб и обер-офицеров, которые и приняли должности батальонных командиров, сотенных начальников и пятидесятников.
Было решено формировать два полка: пеший и конный. Командирами их, соответственно, были назначены подполковник Николай Чичагов и майор Лев Григорович.
Надо сказать, что ополчение формировалось уже после Бородинского сражения и сдачи 2 сентября Москвы. Положение усугублялось еще и тем, что в Казань из Москвы и Смоленска стекалось большое количество беженцев, достигшее осенью 1812 года 30 тысяч человек – это больше, чем само население Казани на тот период. Благоустройство беженцев взяли на себя казанские монастыри и простые горожане. Губернатор Мансуров был совершенно прав, написав в одном из отчетов про покинувших родные места людей, что все они “нашли в Казани самый радушный прием и совершенное спокойствие”.
Много было пожертвований. 100 пудов меди для штыков и палашей собрали и привезли крестьяне Свияжского уезда, 200 пудов шерсти для “шерстяного завода” Осокина – суконной фабрики – доставили в Казань жители Чистопольского уезда. Сам отставной прапорщик Осокин также пожертвовал 100 пудов “штыковой” меди. Духовенство в общей сложности внесло в дело формирования ополчения 2 пуда серебра в изделиях. Пожертвований было столько, что в сентябре 1812 года был создан даже специальный “Комитет пожертвований по внутреннему ополчению Казанской губернии”. Много золотых и серебряных украшений было пожертвовано частными лицами, причем среди серебряных изделий было много нагрудных украшений женщин-татарок.
“Татарское общество”, как называлось тогда татарское население Казани, сосредоточенное преимущественно в двух татарских слободах – Старой и Новой, приняло в деле формирования ополчения активнейшее участие. Оно выбрало от себя по сбору пожертвований особых комиссаров, которые каждую неделю докладывали татарскому городскому голове о суммах сборов, конечная цифра которых составила 8360 рублей. Цифра была немалой, если принять во внимание, что все русское мещанское сословие собрало пожертвований в наличных деньгах около 10 тысяч рублей.
Вообще, население губернии не скупилось на денежные средства. Только дворянство пожертвовало на ополчение 140 тысяч рублей. Купечество внесло 74040 рублей, мещане, как уже говорилось, около 10 тысяч, “цеховые” – около 2 тысяч рублей. Все пожертвования составили огромную по тем временам сумму – 346 тысяч рублей.
Патриотический подъем подтверждался многими примерами. Так, пороховой завод постоянно нуждался в транспорте для подвозки сырья и отправки готовой продукции. Приходилось буквально из-под палки заставлять местных крестьян помогать в этом деле своими лошадьми и подводами. После же читки манифеста крестьяне, по данным Р.М.Раимова, “буквально стояли в очереди, предлагая себя и свою лошадь”.
Рабочие-суконщики, неожиданно изыскав, как принято говорить ныне, внутренние резервы, повысили производительность и качество своего труда. “Мы будем давать такое сукно, – говорили они, – которое будет греть наших воинов как печь”. В Императорском Казанском университете было введено военное обучение, дабы студенты его “были всегда готовы при первой надобности вступить в ополчение”. Городской театр стал давать благотворительные спектакли, весь сбор от которых шел на нужды ополчения. Эти спектакли шли с полным аншлагом.
Ополчение было сформировано, как писали “Казанские известия”, “в скорейшее время”. Составилось оно из 3280 ратников, или двух полков – полного “пешего” в количестве 3000 человек и конного, соответственно, в количестве 280 человек. Пеший полк состоял из шести батальонов со своими командирами, адъютантами и “квартермистерами”. Батальоны, в свою очередь, были сформированы по четыре сотни “пешцев” в каждом. Начальствовали над сотнями “сотенные начальники” из дворян, имелись также в каждой сотне два “пятидесятника”, одиннадцать урядников, писари, трубачи, словом, – как положено. В ополчение стали записываться русские, татары, чуваши, мари, мордва… Мещанка Нигабидуллина, отдав в ополчение своего старшего сына, пришла в татарскую ратушу просить “добро”, чтобы взяли и младшего.
В ноябре 1812 года командующему третьим округом ополчения графу Толстому выделяются из казны требуемые 10 тысяч ружей, о чем оповещает его в одном из распоряжений-писем сам Александр I. В этом же распоряжении намечается маршрут следования полкам Толстого: “Почитаю я нужным, – пишет российский император, – ополчению Вашему следовать из Нижнего Новгорода на Муром, Рязань, Орел и Глухов и расположиться в губерниях Малороссийских…” Затем приходит и приказ выступать.
На проводы ополчения вышел весь город. Но не было ни слез, ни причитаний. Это был не рекрутский набор идущих на войну и смерть, а проводы ратников-граждан, уходящих, чтобы победить.
А далее были Нижегородская, Рязанская, Тамбовская, Воронежская, Орловская, Курская, Слободско-Украинская, Полтавская и Малороссийско-Черниговская губернии, Киев. Три месяца шло ополчение до древней столицы Руси, шло в мороз и стужу, потеряв в дороге 2 человека умершими да оставив “по гошпиталям нижних чинов не более 20-ти человек”. В Киев ополчение вошло в полном боевом порядке.
Здесь граф Толстой дает ему смотр, после чего подполковник Чичагов получает от командующего благодарность “за исправность и устройство” батальонов. К маю 1813 года ополчение дошло до городка Староконстантинова Волынской губернии, где подразделения Чичагова вошли в состав дивизии генерал-майора Николая Селиверстовича Муромцева, именуясь уже Казанским полком. Он вместе с Третьим Нижегородским полком ополченцев составлял Вторую бригаду ополчения, приписанную в конце мая к армии генерала от инфантерии барона Беннигсена. Формирование ополчений в дивизии и бригады шло до конца июня 1813 года. Затем, после смотра Казанского полка, который был признан “довольно обученным и устроенным, чтобы быть употребленным против неприятеля”, ополчение получает приказ следовать далее и 12 июля форсирует Буг, соединившись с корпусом генерала Муромцева.
Уже в его составе ополчение прошло через всю Польшу и Богемию и 27 сентября у городка Ауссига вступило в границы Силезии. 30 сентября корпус Муромцева стал лагерем у селения Лохвиц в 7 верстах от Дрездена.
Весь октябрь ополчение принимало участие в осаде этого важнейшего стратегического пункта и “столицы короля Саксонского”, обороняемого французским маршалом Гувилоном Сен-Сиром с 36 тысячами гарнизона. Казанский полк участвовал во всех сражениях, бывших под Дрезденом. 1 и 4 октября он принял непосредственное участие в двух боях, в которых, как писали документы тех лет, были “в оба раза отражены с великим успехом сильныя неприятельския вылазки”. 5 октября Сен-Сир предпринял еще одну вылазку, однако прорвать осаду ему не удалось, и он снова был отбит при участии Казанского ополчения, но уже без двух пехотных рот, которые были отряжены под крепость Пирну “для прикрытия артиллерии”. После сражения 5 октября 1813 года Казанский полк вошел в состав бригады генерал-майора Александра Дмитриевича Гурьева, которая получила приказ переправиться через Эльбу и соединиться с австрийскими войсками, что и было исполнено.
В составе бригады Гурьева Казанский полк участвовал в сражениях 12, 15, 16 и 17 октября. 25 октября французы предприняли еще одну отчаянную попытку прорвать блокаду Дрездена. Бой был очень кровопролитный и продолжался с 7 утра до самой ночи. Казанский полк вместе с Третьим Нижегородским составляли передовые колонны и дрались так, что “истеряли почти до одного боевого патрона”.
1 ноября маршал Сен-Сир выкинул белый флаг…
В общей сложности казанцы в боях под Дрезденом и Пирну потеряли убитыми 38 и ранеными до 170 человек. После сдачи Дрездена Казанский пехотный полк вместе с бригадой генерала Гурьева вошел в состав гарнизона и оставался в городе до 10 сентября 1814 года, когда “во исполнение высочайшей воли” полк оставил Дрезден и двинулся в обратный путь домой, достигнув границ России 23 октября 1814 года. Конница же казанского ополчения была откомандирована в Пруссию и находилась в январе 1814 года “при осаде” города Магдебурга, после чего ее перебросили под Гамбург. Вернулась она в Казань в конце мая 1815 года.
Среди архивных документов того времени есть бумага, подписанная графом Беннигсеном и датированная 8 октября 1814 года. Называется она “Список генералов, штаб и обер-офицеров, отличившихся в сражениях, бывших при Дрездене октября 4, 5, 12, 15, 16, 17 и 25 числ прошлаго 1813 года”. Читаем: “Подполковник Казанского пехотного полка Чичагов, находясь со вверенным ему полком в делах, бывших при Дрездене, и примерным мужеством, а особенно отличною храбростию своею и благоразумным распоряжением своим способствовал к успешному окончанию дела, бывшего 25 октября. Золотую шпагу за храбрость.
Батальонные командиры Казанского полка, надворный советник Растовцев и подполковник Селиванов, командуя батальонами, находились во всех делах, бывших при Дрездене, в особенности отличились храбростию в сражении 25 октября. Св.Анны 3-го класса.
Казанского полка подпоручики Товарищев, Бланк и Иглии с отличною храбростию находились в делах, бывших при Дрездене, в особенности с примерным мужеством действовали в стрелках 25 октября. Св.Анны 3-го класса.
Подпоручики Ларионов, Гаврилов и Иванов с отличною неустрашимостью действовали в стрелках 25 октября. Подпоручик Иванов, сверх того, с личной храбростью исполнял поручения по адъютантскому званию. Благоволение.
Прапорщики Селиверстов и Иванов 25 числа, находясь с отличным мужеством в стрелках, весьма много содействовали к отражению неприятеля. Чины”.
Аннинским крестом за личное геройство был награжден татарин Агиев, произведенный в младшие офицеры и ставший тем самым уже не крестьянином, но личным дворянином.
Помимо “монаршего благоволения”, все ратники Казанского ополчения, “бывшие дальше Одера”, получили от государя в награду по 5 рублей, на которые в 1815 году можно было купить около центнера ржаной муки.
Закончить очерк хочется словами, напечатанными в “Казанских известиях” от 27 февраля 1815 года, посвященных возвращению ополчения в наш город: “Благодарим храбрую нашу дружину, не отставшую в патриотизме и геройстве от прочих сынов Отечества других губерний. Участие их в священной брани есть навсегда прочное отличие их и награда…”
Леонид ДЕВЯТЫХ.
