События, которые вошли в историю нашей страны под названием  “августовский путч” или “ГКЧП”, не обошлись без жертв. Эти жертвы были, к счастью, немногочисленны, но каждая из них достойна памяти

Трагедия в тоннеле

В ночь с 20 на 21 августа 1991 года в транспортном тоннеле на пересечении Калининского проспекта (ныне улица Новый Арбат) и Садового кольца (улица Чайковского) погибли три молодых москвича: Дмитрий Комарь, Владимир Усов и Илья Кричевский. Их смерть была следствием драматически сложившихся обстоятельств, и органы прокуратуры как Москвы, так и Российской Федерации, внимательно изучавшие ход событий в тоннеле, не нашли состава преступления в действиях ни военных, ни гражданских лиц.

Еще вечером 20 августа полк Таманской дивизии в составе нескольких десятков БМП получил приказ организовать патрулирование на въездах с Садового кольца в центр Москвы с целью “не допустить провоза в город огнестрельного оружия, взрывчатых веществ и боеприпасов”. В 23 часа 20 августа полк вышел к площади Маяковского. Отсюда батальон под командованием С.Суровкина и направился в сторону Калининского проспекта. Остальные подразделения пошли в противоположном направлении. Предстояло занять позиции на пересечениях Садового кольца с радиальными магистралями и проводить совместно с ГАИ досмотр всего идущего к центру Москвы и к Белому дому транспорта.

Бронемашины двигались медленно, несколько машин заняли позиции на ближних к площади Маяковского перекрестках. Однако на въезде в тоннель у Калининского проспекта колонну БМП ждала преграда – поперек дороги были выставлены пустые троллейбусы. Бронетехника обошла их справа, игнорируя собравшуюся на тротуарах толпу возбужденных людей. Однако при выезде из тоннеля баррикада из пустых троллейбусов полностью преграждала путь. Прочно была заблокирована теперь и дорога назад. На появившиеся из тоннеля первые бронемашины обрушился град камней, кто-то бросил бутылку с зажигательной смесью. В БМП был немалый боезапас, и в случае его взрыва последствия могли быть очень тяжелыми. Суровкин доложил об обстановке командиру полка и приказал затем своим машинам прорвать баррикаду и двигаться вперед. Но несколько москвичей попытались остановить боевую колонну, прыгнув для этого на БМП, чтобы прикрыть брезентом смотровые щели. Все это в конечном счете и привело к трагедии. Двое москвичей были задавлены, один погиб от рикошетной пули. Несколько человек из толпы были ранены. Возбуждение москвичей было понятно. Именно в эту ночь все ждали штурма Белого дома, и штаб его обороны решил защищать резиденцию российского руководства также и на “дальних” подступах. Но были понятны и действия экипажей БМП, которые выполняли приказ и были вынуждены прибегнуть даже к предупредительным выстрелам. В акте проведенной позднее военно-уставной экспертизы говорилось: “Офицеры и личный состав действовали в соответствии с ранее разработанными планами, приказами и распоряжениями своих командиров и старших начальников”.

Приказа на штурм Белого дома в ночь на 21 августа так и не поступило, а утром, подчиняясь совсем другому приказу, войска начали покидать улицы Москвы. Среди множества факторов, которые удержали членов ГКЧП В.Крючкова, Г.Янаева и Д.Язова от попытки провести штурм Белого дома, была, по их собственному признанию, и трагедия, о которой говорилось выше.

24 августа в Москве прошли торжественные похороны Д.Комаря, В.Усова и И.Кричевского. В процессии, прошедшей на улицах Москвы, приняли участие сотни тысяч человек. На траурном митинге выступали Борис Ельцин, руководители Российской Федерации, мэрии Москвы, общественные деятели. Михаил Горбачев воздержался от непосредственного участия в этих похоронах. Но он издал указ о присвоении трем погибшим москвичам звания Героя Советского Союза. В истории этого почетного звания и в истории СССР это был последний такой указ.

Смерть министра

Борис Карлович Пуго был назначен на пост министра внутренних дел СССР в декабре 1990 года в возрасте 53 лет. Вскоре ему было присвоено звание генерал-полковника. Михаил Горбачев не скрывал, проводя это назначение, что для него были очень важны не только личные и деловые качества Б.Пуго, но и его латышское происхождение. До появления в главном кабинете МВД Б.Пуго в течение трех лет был председателем Центральной контрольной комиссии КПСС. До этого он был первым секретарем ЦК компартии Латвии, а еще раньше председателем КГБ Латвии. Лично я познакомился с Б.Пуго еще летом 1989 года, когда мне было поручено возглавить одну из следственных комиссий Съезда народных депутатов СССР по проблемам коррупции. Пуго производил впечатление человека чрезвычайно пунктуального и порядочного, но несколько нервного и крайне чуткого к умалению роли тех органов партийной власти, которые он представлял. В это время уже мало кто боялся партийных взысканий и исключения из КПСС, а оскорбления в адрес “партократов” звучали со страниц печати даже чаще, чем в адрес “тупых генералов”. Он был в первую очередь комсомольским и партийным работником и как министр внутренних дел или как деятель КГБ проявил себя мало.

В 1991 году сам ход событий толкал такого человека, как Б.Пуго, к протесту и оппозиции. Это было видно и по его немногим выступлениям в Верховном Совете. В самом начале августа Б.Пуго ушел в отпуск и улетел в Крым в один из санаториев. Еще утром 18 августа его видели на берегу Черного моря, но вечером того же дня он вернулся в Москву и без колебаний вошел в состав ГКЧП, хотя и не был здесь ведущей фигурой.

Поражение ГКЧП определилось уже днем 21 августа, и прокуратура Российской Федерации объявила, что все участники ГКЧП будут привлечены к ответственности. Вернувшись вечером к себе домой, Пуго обнаружил, что все телефоны правительственной связи у него отключены. Он поднялся с женой Валентиной Ивановной в квартиру к сыну Вадиму, инженеру, его семья жила в том же доме, но выше этажом. Разговор был невеселый: фактически Пуго прощался с сыном и невесткой, но речь шла пока что о неизбежном аресте. Но еще раньше Валентина Ивановна спрашивала мужа, где у них в доме спрятано оружие.

Никто не знает, о чем говорили супруги Пуго в ту ночь. Утром 22 августа в 9 часов Борис Карлович позвонил в МВД своим заместителям и спросил: “Как идут дела?” На вопрос, будет ли министр сегодня на службе, Пуго ответил вопросом: “А зачем?”. Прощаясь, просил передать привет своему первому заместителю генералу Борису Громову. Очень скоро по тому же городскому телефону Пуго позвонили из российских спецслужб, хотели с ним встретиться. Его разыскивали генералы из окружения Ельцина Виктор Баранников и Виктор Ерин. Пуго ответил: “Приезжайте ко мне”.

Дверь приехавшей группе открыл старик – тесть Б.Пуго. “У нас несчастье, – сказал он. – Проходите”. Министр лежал в верхней одежде на своей кровати, из его виска шла кровь. У другой кровати на полу сидела его жена. У нее также была рана на голове, но она была еще жива и умерла в больнице, не приходя в сознание. Предсмертные записки они оставили оба. Борис Пуго просил прощения у родных. “Я излишне доверился людям, – писал он. – Я честно прожил всю жизнь”. Валентина Ивановна написала еще короче: “Я не могу больше жить. Не осуждайте нас. Позаботьтесь о дедушке. Мама.” Следствие констатировало самоубийство. Похороны супругов Пуго прошли в Москве через два дня почти незаметно.

Смерть маршала

В день похорон Б.Пуго и его жены в субботу, 24 августа, в своем служебном кабинете в доме № 1 Московского Кремля покончил с собой 68-летний Сергей Федорович Ахромеев, маршал и Герой Советского Союза, занимавший тогда пост советника Президента СССР по военным делам. У Ахромеева не было под рукой оружия, но он уже не мог и не хотел ждать. Он повесился, использовав скрученную вдвое нейлоновую веревку от занавесей, один конец которой прикрепил к массивной медной ручке оконной рамы. В субботу в приемной маршала не было секретаря, и его тело обнаружил только поздно вечером офицер из кремлевской комендатуры, который должен был обойти все вверенные ему помещения. Были немедленно вызваны следователи из военной прокуратуры с видеокамерой. Сейфы были закрыты. На столе маршала было шесть записок, написанных от руки. Две из них – для родных и близких. Одна – с просьбой отдать долги в кремлевской столовой, и деньги лежали рядом. Отдельно лежала записка с объяснением его поступка. “Я не могу жить, когда моя Родина погибает и разрушается все то, что я считал смыслом моей жизни. Мой возраст и вся моя жизнь дают мне право уйти. Я боролся до последнего”.

Ахромеев не был членом ГКЧП, и узнал о его создании лишь утром 19 августа, когда находился с женой Тамарой Васильевной и внуками на отдыхе в Сочи. Но он решил вернуться в Москву, оставив родных в санатории. В Кремле маршал был уже вечером 19 августа, и в 22 часа он встретился с вице-президентом Г.Янаевым.

Ахромеев сказал, что он поддерживает Обращение ГКЧП и готов помогать. Ночь он провел на своей даче, где жила его младшая дочь со своей семьей. Весь день 20 августа Ахромеев работал в Кремле и в здании Министерства обороны, собирая информацию о военно-политической обстановке в стране. Ночевал он в своем кабинете – на раскладушке. Отсюда звонил жене в Сочи.

22 августа Ахромеев узнал о возвращении Горбачева, об аресте министра обороны Д.Язова. С Горбачевым Ахромеев не встречался. Он начал готовить свое письмо Горбачеву, а также текст выступления на сессии Верховного Совета, которая была намечена на 26 августа. В его записной книжке, которую потом отдали родным, было на этот счет много записей, в том числе и такая: “Почему я приехал в Москву из Сочи? Никто меня не вызывал. Я был уверен, что эта авантюра потерпит поражение, а, приехав в Москву, лично убедился в этом. Но с 1990 года наша страна идет к гибели. Горбачев дорог, но Отечество дороже! Пусть в истории хоть останется след – против гибели такого великого государства протестовали”.

По свидетельству дочерей маршала Натальи и Татьяны, вечером 23 августа их отец не выглядел подавленным. Все собрались за ужином, купили большую дыню, обсуждали последние события. Утром в 9 часов маршал отправился в Кремль, обещал вечером погулять с внучками. Уже из Кремля говорил с Татьяной о встрече матери, она возвращалась в Москву в 3 часа дня. Но уже через час после этого разговора Ахромеев был мертв. Как можно судить по запискам, маршал думал о самоубийстве уже 23 августа, но были какие-то колебания. Но именно утром 24 августа по радио и телевидению было передано заявление М.Горбачева о сложении с себя полномочий Генерального секретаря, а также его призыв к самороспуску ЦК КПСС. Некоторые из друзей Сергея Федоровича считали, что именно это стало последней каплей – слишком необычным для военного был избранный им способ самоубийства.

Маршал Ахромеев был достойным военачальником и пользовался большим уважением в армии и в партии. Он начал войну в 1941 году заместителем командира взвода морской пехоты, а завершил ее командиром батальона. В 1979-1988 гг. он был первым заместителем начальника, а потом и начальником Генерального штаба и первым заместителем министра обороны СССР. Он руководил планированием военных операций в Афганистане на всех этапах, включая и вывод войск. На переговорах о сокращении вооружений Ахромеев был главным экспертом, и Горбачев признавал, что без него эти переговоры были бы менее успешными.

Маршал тяжело переживал ту антиармейскую кампанию, которую вела значительная часть прессы в 1989-1990 гг., не встречая противодействия у Горбачева. Ахромеев часто выступал по этому поводу на заседаниях Съезда народных депутатов и Верховного Совета СССР. Несколько раз и я беседовал с Ахромеевым на эти же темы в его кабинете.

О самоубийстве маршала по телевидению сообщили вечером 25 августа, немного подробнее об этом же писали газеты 26 августа, но со ссылкой на Генеральную прокуратуру СССР. Сообщалось, что идет следствие. Никакого некролога не было и после 26 августа. Ни Президент страны, ни новый министр обороны СССР маршал авиации Евгений Шапошников не выразили по поводу смерти Ахромеева никаких публичных соболезнований.

Наибольшее внимание к судьбе покойного маршала проявил американский адмирал Уильям Д.Кроув (У.Крау),который во времена Р.Рейгана занимал пост председателя Комитета начальников штабов США – в Америке это высший пост для профессиональных военных. У.Кроув провел много времени c Ахромеевым на разного рода переговорах по военным вопросам и проникся к нему глубоким уважением. Адмирал несколько раз пытался дозвониться до родных Ахромеева в Москву, но неудачно. В конце концов он попросил знакомых ему американских журналистов в Москве разыскать в советской столице жену и дочерей покойного маршала и высказать им соболезнование. Он просил также возложить венок на могилу своего коллеги.

Именно адмирал У.Кроув написал первый большой некролог, посвященный памяти маршала Ахромеева и опубликованный в сентябре 1991 года в американском журнале “Тайм”. “Маршал Сергей Ахромеев,- писал адмирал, – был моим другом. Его самоубийство – это трагедия, отражающая конвульсии, которые сотрясают Советский Союз. Он был коммунистом, патриотом и солдатом. И я полагаю, что именно так он сказал бы о себе сам. При всем своем великом патриотизме и преданности партии Ахромеев был современным человеком, который понимал, что многое в его стране было ошибкой и многое должно быть изменено, если Советский Союз намерен и впредь оставаться великой державой… Несмотря на его желание перемен, он не предвидел, куда приведут реформы в будущем… Он был предан идеалам коммунизма и очень гордился тем, что все, что у него было, не намного превосходило то, что он носил на себе. Его узкие представления о капитализме были причиной нашего самого жаркого спора. В конце концов он не смог примирить свои противоречивые убеждения с тем, что захлестывало его. Это не умаляет его вклада в контроль над вооружениями, в создание более конструктивных советско-американских отношений и в уменьшение напряженности, сковывавшей наши страны 45 лет. Это был человек чести”.

Статья в “Тайм” сопровождалась фотографией – маршал Ахромеев и адмирал Кроув стоят рядом на военных учениях, наблюдая за воздушным десантом. Это были самые масштабные военные учения в 80-е годы, которые проводились в США с 6 по 10 июля 1988 года и охватывали территорию штатов Северная Каролина, Техас, Южная Дакота. Были показаны действия крупных подразделений сухопутных войск, ВВС и ВМС США и их взаимодействие. Как профессиональный военный Ахромеев был восхищен, но как патриот удручен. В Советском Союзе он уже не мог показать американским военным профессионалам подобной картины…

Самоубийство в Плотниковом переулке

Рано утром 26 августа 1991 года на тротуаре недалеко от одного из подъездов элитного дома № 1З по Плотникову переулку, в котором жили самые ответственные работники ЦК КПСС и некоторые министры, было обнаружено тело Николая Ефимовича Кручины, члена ЦК КПСС и управляющего делами ЦК КПСС, человека, чья близость к Михаилу Горбачеву не была для многих из нас секретом. Квартира Н.Кручины находилась в этом же доме – на пятом этаже. Первый же осмотр тела и кабинета покойного показал, что он решил добровольно уйти из жизни. Его жена и младший сын находились еще в квартире в своих спальнях, и все то, что им сообщили в 6 часов утра, было для них страшной неожиданностью. Когда они ложились спать, их муж и отец находился еще в своем кабинете. У него было слишком много дел, и в последние дни он почти не спал. Были почти сразу обнаружены и две предсмертные записки Н.Кручины. Одна из них лежала на журнальном столике в холле квартиры. Другая, более подробная, находилась при умершем, и ее обнаружили при осмотре тела в больнице. “Я не предатель и не заговорщик, – писал Кручина,- но я боюсь…” Он заявлял также о своей преданности Горбачеву. Его совесть чиста, и он просит сообщить об этом народу. Он сожалел лишь о том, что подписал распоряжение “об охране этих секретарей”. Он имел в виду, вероятнее всего, некоторых членов ГКЧП. Управление делами ЦК КПСС взяло под свою опеку часть членов и структур ГКЧП, для других в этом не было необходимости. 18 и 19 августа Н.Кручина находился на работе, а не в отпуске.

Его самоубийство вызвало позднее множество домыслов. Был снят даже плохой детективный фильм, сюжет которого завязан на убийстве главного хозяйственника и финансиста КПСС с целью укрыть секреты и “золото партии”. Человека с похожим именем выбрасывают из окна дома ЦК, но на девятом этаже. Впрочем, и у следствия, начатого в день самоубийства, имелись версии об убийстве – с учетом положения и возможностей Н.Кручины. Под его контролем находились все счета КПСС в Советском Союзе и за границей. Поэтому, в отличие от случаев с Б.Пуго и С.Ахромеевым, все помещения, в которых жил, отдыхал и работал Н.Кручина, были тщательно обысканы. Квартира в Плотниковом переулке была подвергнута особенно внимательному досмотру. Обыск проводила бригада криминалистов под руководством трех следователей по особо важным делам из Генпрокуратуры и в присутствии прокурора Ленинского района Москвы. Однако никаких следов пребывания в квартире Н.Кручины посторонних лиц не было обнаружено. Не было здесь и следов уничтожения каких-либо бумаг или документов. Напротив, стало ясно, что после 19 августа Николай Ефимович перенес к себе на квартиру многие из бумаг, которые должны были храниться в служебных сейфах на Старой площади. Но все эти папки с бумагами были в порядке, с соответствующими надписями на обложках и с подлинными подписями самых высоких лиц. Эти материалы были изъяты с составлением соответствующих протоколов.

В меньшем порядке был кабинет Н.Кручины в ЦК КПСС. Еще вечером 23 августа вернувшийся из Фороса М.Горбачев велел Кручине привести в порядок все дела и, в частности, немедленно выплатить заработную плату работникам партийного аппарата за 2-3 месяца и выдать им их трудовые книжки. Но Кручина не смог этого сделать, так как в тот же вечер здание Управления делами в комплексе зданий ЦК КПСС на Старой площади было захвачено “демократами”.

Еще 25 августа в этих зданиях проводились экскурсии для советских и западных корреспондентов. Им показали и кабинет Н.Кручины. При этом журналистка из еженедельника “Союз” Ирина Краснопольская уселась в кресло управляющего делами и потребовала от сопровождавшего ее фотокорреспондента запечатлеть этот момент. Журналистка покопалась и в ящиках письменного стола Н.Кручины, перелистала его календарь с пометками, осмотрела комнату отдыха. Даже работники комендатуры здания, сопровождавшие экскурсантов, были шокированы. После самоубийства Н.Кручины его кабинет, да и все другие главные кабинеты в ЦК КПСС были опечатаны – в том числе и кабинет ушедшего в отставку Генерального секретаря ЦК КПСС на пятом этаже главного здания.

Хозяйство, которым ведал и которым распоряжался Н.Кручина, было, конечно, огромным. Это тысячи служебных и жилых зданий, сотни дачных комплексов, десятки тысяч машин, множество санаториев, домов отдыха, больниц. В партийном хозяйстве имелось около 200 издательств, в которых печатались книги, газеты, журналы. КПСС осуществляла немалую финансовую помощь многим зарубежным компартиям и оплачивала счета по множеству самых различных проектов. При этом финансовая деятельность партии строилась далеко не только за счет членских взносов или продажи ее печатных изданий. Обо всем этом можно было бы говорить и писать очень много. У Кручины имелись поэтому основания ждать неприятных допросов, и не только по делу о ГКЧП. И тем не менее его личная репутация считалась в ЦК КПСС безупречной.

Управление делами ЦК КПСС пользовалось дурной славой в годы “застоя”, когда во главе него стоял Георгий Павлов. Вместе с министром внутренних дел Н.Щелоковым, заведующим общим отделом ЦК КПСС К.Боголюбовым и некоторыми другими крайне влиятельными лицами Г.Павлов входил в некий “узкий рабочий кабинет” Леонида Брежнева, который помогал ему держать в своих руках самые важные нити партийной и государственной власти. Неудивительно, что Юрий Андропов, став генсеком, почти немедленно разрушил этот “рабочий кабинет”. Павлова отправили на пенсию, а управляющим делами назначили Н.Кручину. В прошлом он возглавлял много лет Целиноградский обком КПСС в Казахстане, а с 1978 года стал первым заместителем заведующего сельскохозяйственным отделом ЦК КПСС, т.е. работал под руководством секретаря ЦК М.Горбачева. Кручина почти ничего не решал самостоятельно. Он подчинялся только решениям Политбюро и Секретариата ЦК КПСС, а также указаниям Генсека. Об этом говорил на поминках Николая Кручины и Эдуард Шеварднадзе, семья которого жила в том же доме в Плотниковом переулке, но в соседней квартире. “Он был человеком слова, – сказал бывший министр иностранных дел СССР.- Когда он был назначен управляющим делами, я, будучи членом Политбюро, всегда был спокоен: там оборот средств очень большой, но и сидит человек очень порядочный”.

* * *

Жертв ГКЧП было, к счастью, немного, но они оказались символичными. Н.Кручина представлял партию, С.Ахромеев – армию, Б.Пуго – КГБ и МВД. Молодые москвичи, которых хоронили 24 августа, а их было также трое, представляли новую российскую демократию. Она пришла к нам с множеством недостатков, пороков и ошибок, но она не разделила все же общество на “белых” и “красных”. На торжественных приемах в Кремле по случаю разных памятных дат мы могли видеть в последние годы не только Горбачева и Ельцина, но и таких людей, как В.Крючков, В.Варенников, Д.Язов. Все эти люди ушли на пенсию, но не ушли из политики. Работают губернаторами член ГКЧП Василий Стародубцев и заместитель Б.Пуго генерал-полковник Борис Громов, который раньше был одним из ближайших соратников С.Ахромеева. Всего через два месяца после крушения ГКЧП покончил с собой, также выбросившись из окна с восьмого этажа здания ЦК КПСС на улице Щусева, предшественник Н.Кручины 80-летний Георгий Павлов. Но это уже другая история.