15-21 августа 1942 года

Все теперь ищут на карте Большую излучину Дона, где, не доходя до Сталинграда 60-80 километров, знаменитая река круто поворачивает к Ростову. В газетах о ней пишут все чаще. Здесь идут тяжелые бои. Продвижение армии Паулюса тормозится упорным сопротивлением наших войск. Захватить Сталинград сходу немцам пока не удается. Однако положение здесь остается критическим.

Попытки нанести контрудары по вклинившемуся противнику существенных результатов не дают. В то же время прорыв немцев к городу возможен в любой день. 19 августа Паулюс издает приказ о наступлении на Сталинград, которое должно начаться с прорыва 14-го танкового корпуса генерала Витерсгейма к северной окраине города.

Продолжают наступать немцы и на Кавказе. Они вышли к Главному Кавказскому хребту и захватили Клухорский перевал. 21 августа специальное подразделение немецких альпийских стрелков “Эдельвейс” устанавливает на вершине Эльбруса (5629 метров) военный флаг рейха. Однако это достижение “пропагандистского альпинизма” у Гитлера вызывает раздражение. Фюрер начинает понимать, что между его желаниями и действительностью разрыв все больше расширяется.

Ненависть, месть – теперь ключевые слова нашей пропаганды. Их повторяют в каждой газете. Журналисты и писатели. Командиры и политруки. В прозе, стихах и боевых приказах. Нет сомнения, что такая команда дана с самого верха. “Убей немца” – требование, просьба, мольба…

Неистовый Илья Эренбург писал: “Не считай дней. Не считай верст. Считай одно – убитых тобою немцев. Убей немца – этого просит старуха-мать. Убей немца – об этом молят тебя дети. Убей немца – это крик родной земли. Не промахнись. Не пропусти. Убей!”

Поэт Александр Прокофьев: “От зари и до зари// Думой пламенной гори,// Как бы больше истребить// сволочи немецкой”.

Их теперь почти не называют фашистами и оккупантами. Немец – это понятно, этим все сказано. Или вот пренебрежительное – “фриц”; кличка, введенная в солдатский лексикон с легкой руки того же Эренбурга. Ненависть к врагу достигла в это лето вершины. Она объединяла людей, помогала преодолевать неверие и малодушие. Но и возбуждала ответную ненависть противника, а страх перед охваченным местью “Иваном”, пленом и поражением укреплял его волю к борьбе.

Через два дня после того, как Уинстон Черчилль покинул Москву, две канадские дивизии совершили рейд в Нормандию в районе небольшого французского города Дьепп. Десант стоил больших жертв и завершился неудачей. Немцы торжествовали. В Англии усилились доводы противников открытия Второго фронта на территории Франции.

Отношение у нас в армии к перспективам Второго фронта скорее скептическое, а к союзникам – даже пренебрежительное. В спецдонесении особого отдела Сталинградского фронта приводится такая выдержка из перлюстрированного цензурой письма фронтовика: “Союзники наши, наверное, только брехать красиво умеют, а толку от них как с козла молока. Они все еще развлекаются и завлекаются своим птичьим полетом в поднебесье, что им, судя по их крикливым восторженным речам, доставляет удовольствие. От серьезной войны они далеки”.

Впрочем, свиная тушенка из США, именуемая в насмешку “вторым фронтом”, становится любимым предметом продовольственного снабжения, а американские “Виллисы” уже таскают “сорокапятки” в созданных недавно истребительно-противотанковых полках. Но каким это кажется малым в сравнении с кровью и страданиями нашего народа, продолжающего в одиночку бороться с общим врагом!