Семь лет назад издательство “Украина” подготовило к выпуску книгу Г.Р.Павлова “В военном небе”, однако воспоминания участника Великой Отечественной войны, генерал-лейтенанта авиации, Героя Советского Союза так и не вышли в свет. В то самое время, когда по улицам Киева торжественным маршем при “боевых наградах” шли бывшие бандеровцы и полицаи, в издательстве вернули рукопись автору, посоветовав ему присмотреться к произошедшим в обществе переменам.
Некоторое время спустя Григория Родионовича не стало. Рукопись несколько лет хранилась в семье, перекочевав из Киева в Москву. “Военно-исторический журнал” опубликовал отрывок, описывающий события 1942 года, а начальные главы рукописи переслал нам. Мы их публикуем в сокращении.
Но прежде несколько слов об авторе. Григорий Родионович Павлов родился 10 февраля 1920 года в деревне Керасиново Высокогорского района Татарстана. В 1938 г. окончил в Казани фабрично-заводское училище и аэроклуб, в том же году началась его служба в Красной Армии. До начала Великой Отечественной войны, на которой он – с первого дня, наш земляк успел окончить Чкаловское училище летчиков. В воздушных боях сбил 25 самолетов противника: 16 – лично и 9 – в групповых боях. Звания Героя Советского Союза был удостоен в 1943 году.
После войны Г.Р.Павлов окончил краснознаменную Военно-Воздушную академию, а затем Академию Генерального штаба. Последняя должность генерал-лейтенанта, с которой он ушел в отставку, – командующий Военно-Воздушными Силами Северо-Кавказского военного округа.
Мои фронтовые будни начались 22 июня 1941 года. В 4 часа 30 минут 91-й истребительный авиационный полк был поднят по боевой тревоге. Через аэродром Судилков, где мы базировались, через Шепетовку летели группы самолетов. Они летели высоко, но по силуэтам летчики без труда опознали “юнкерсы” и “хейнкели”.
Эти воздушные пираты появлялись над нами и до войны. Несколько раз и я тогда вылетал на перехват немецких самолетов, но сбивать их категорически запрещалось. Германские летчики не обращали внимания на наши предупредительные очереди, безнаказанно уходили и прилетали вновь. За первую половину 1941 года было зафиксировано 324 случая нарушений воздушной границы СССР фашистскими самолетами. Но в апреле под Ровно наши летчики все же принудили к посадке фашистский разведчик. На нем оказалось три фотоаппарата, были засняты железнодорожные узлы на участке Киев-Коростень.
Командованию полка было ясно, что “юнкерсы” и “хейнкели” ведут усиленную разведку наших аэродромов, оборонительных укреплений, важных промышленных и военных объектов, изучают нашу систему противовоздушной обороны. И не будь строжайшего указания из Москвы не втягиваться в провокации, мы давно отучили бы их залетать в наше воздушное пространство.
Но теперь это была уже не провокация. “Юнкерсы” и “хейнкели” направлялись бомбить и обстреливать все, что было разведано и отснято на фотопленку. Противник наносил удары наверняка. Как выяснилось потом, налетам в первую очередь подверглись те аэродромы, на которых базировались части и соединения, оснащенные новыми типами самолетов. Вот почему на наш полк, где размещались только “чайки”, гитлеровцы не обращали внимания, видимо, не считая их серьезной боевой силой, и пролетали мимо.
Все исправные самолеты полка – а их было сорок шесть – в первый час войны были подняты в воздух и отдельными группами устремились наперерез врагу. Но “юнкерсы” и “хейнкели” оказались для “чаек” недосягаемыми и быстро скрывались за горизонтом. В течение всего дня вылеты на перехват вражеских самолетов повторялись несколько раз, но никакого успеха мы не имели.
К вечеру стало известно, что фашистская авиация нанесла массированные удары по Ровно, Львову, Житомиру, Киеву, разрушила многие железнодорожные узлы, подвергла бомбардировке наши передовые аэродромы и наземные войска. Точных данных о вторжении захватчиков вглубь советской территории у нас не было.
Нам стало известно, что командующий войсками Киевского особого военного округа генерал М.П.Кирпонос приказал командующему авиацией округа генералу Е.С.Птухину сосредоточить усилия авиации на прикрытии с воздуха выдвигающихся к границам наших войск, нанесении ударов по танковым и моторизованным группировкам противника и его ближайшим аэродромам. Для этих целей наш полк перебазировался ближе к линии фронта.
23 июня на аэродроме Судилков было многолюдно: вместе с авиаторами прибыли их жены, дети. С невыразимой болью в глазах расставались родные и близкие. Многие из них больше никогда не увидели друг друга. Я оставил свой холостяцкий чемодан на квартире, сел в кабину самолета и с искренним сочувствием подумал о моих женатых товарищах. Что будет с семьями на трудных дорогах эвакуации, под вражескими бомбежками? Хотелось насмерть биться с гитлеровцами, но, следуя по маршруту, мы не встретили ни одного фашистского самолета и на исходе дня благополучно приземлились в районе Ковеля.
Сразу же бросилась в глаза беспечность местного командования: самолеты стояли скученно, незамаскированно, зенитных средств не было, никто из летчиков-истребителей не патрулировал в воздухе и не дежурил в готовности к немедленному вылету по тревоге. Не было организовано наблюдение за воздухом. Нет, у нас в Шепетовке было иначе: все самолеты рассредоточены и замаскированы, заправочные средства, подсобные службы находились в укрытиях.
Вечерело. Техники и механики заканчивали осмотр боевых машин, готовя их к утренним полетам. Вдоль самолетных стоянок сновали бензозаправщики и автостартеры. В неподвижном воздухе покоилась предзакатная тишина, стрекотали кузнечики, в отдаленном лесу куковала кукушка, в густых зарослях, окаймляющих аэродром, звенели птичьи рулады. И в этой вечерней умиротворенности, наполненной радостными голосами, покоем и очарованием, раскололось небо – к аэродрому приближалась армада фашистских самолетов. Организовать какое-либо противодействие было поздно.
Надрывно гудели моторы, выли падающие бомбы, грохотали взрывы, горели на стоянках самолеты и бензозаправщики, стонали раненые и умирающие. А “юнкерсы” и “мессершмитты” пикировали и стреляли, снижаясь до бреющего полета.
Я бросился к щелям, отрытым на границе аэродрома. Над головой с нарастающим воем пронесся вражеский истребитель, пулеметно-пушечная очередь пришлась по щели, в которой укрылись летчики. Она хорошо простреливалась с воздуха. Не найдя спасения в этих бездумно сработанных укрытиях, многие выскакивали и пытались убежать подальше от смерти. Но гитлеровцы расстреливали и одиночек. Оставалось только одно – упасть на землю и ждать своей участи. Через несколько минут все было кончено. Только дымная копоть, кровь да остовы догорающих самолетов напоминали о разыгравшейся трагедии. Для многих из нас, необстрелянных, эта трагедия обнажила чудовищную жестокость войны и горькую расплату за беспечность. Авиаторы догадывались, что немцы специально выжидали, пока на аэродроме скопится большое количество самолетов, а потом нанесли удар.
Короткая июньская ночь прошла в трагическом напряжении. Люди забыли о сне и отдыхе – не до того было. Тушили пожары, убирали раненых, хоронили убитых. Думали о том, что будет дальше. Мы верили в победу и ради нее были готовы отдать свою жизнь. Но на войне надо еще многое знать и уметь, чтобы сокрушить врага.
Утром откуда-то просочился слух, будто вглубь нашей территории в направлении на Киев наметилось вторжение крупных сил противника, во главе которых наступает мощная танковая группировка генерала Клейста, что от Брест-Литовска на Ковель тоже замечено движение колонн немецких танков. Мы получили приказ перебазироваться на свой прежний аэродром под Шепетовкой. На моем самолете улетел командир полка майор Петровец, так как его машина сгорела от фашистской бомбы. Кроме меня оказались “безлошадными” и другие летчики.
От Ковеля до Шепетовки по прямой километров 250, а по дорогам и все 300. Добирались на попутных машинах, кое-где пешком. Вместе с нами шли беспорядочные толпы беженцев. Нагруженные домашним скарбом, на полуразбитых повозках или с узелками они, угрюмые и подавленные внезапной бедой, устало брели по пыльным проселкам Украины. При каждом звуке пролетавшего самолета старики, женщины, дети с тревогой устремляли глаза в небо и, завидев опасность, пугливо разбегались в стороны. Многие из них уже были знакомы с коварством гитлеровских стервятников и потеряли родных и близких. Но что мы могли сделать? Летчик без самолета – что сокол без крыльев.
Километрах в тридцати восточнее Ковеля наскочили на наш пост.
– Стой! Кто такие?..
Пехотинцев, танкистов, артиллеристов, случайно присоединившихся к нам по дороге, оттеснили в сторону, беженцев пропустили без расспросов. К летчикам подскакал на взмыленном коне седоусый полковник. Лицо его, запорошенное пылью, казалось неестественно желтым, глаза сверкали огнем.
– А, гордые соколы! – надрывным голосом произнес он, в упор глядя на нас. – Мы ждем их с неба, а они разбрелись, как запечные тараканы при пожаре. Проверить документы!
Мы решительно двинулись к нашим случайным попутчикам, которых уже распределяли по частям и подразделениям.
– Берите и нас! – резко сказал я. – Будем драться на земле.
– Обиделись! – еще больше рассердился полковник. – А нам не обидно? Налет за налетом!..
– Истребители, девяносто первый полк. В Шепетовку, – доложил капитан, проверив наши документы.
– Не обижайтесь, товарищи, – сказал полковник, приподнявшись на стременах. – Поспешите… Да прикройте нас с воздуха. На земле мы и без вас управимся…
К нашему возвращению на аэродром Судилков передовой отряд полка, перелетевший сюда на уцелевших после вражеской бомбежки самолетах, уже участвовал в боях. Младший лейтенант Кострицин первым в полку сбил вражеский бомбардировщик, две машины сбил старший политрук Сердюцкий, в воздушных боях отличились капитаны Богданов и Карачанцев, старший лейтенант Колесников, лейтенанты Троян и Смирнов, младшие лейтенанты Ремезов, Мурзин, Иванчей.
На Юго-Западном фронте родилась слава летчика 91-го истребительного полка младшего лейтенанта Д.Ф.Ковтюлева. За 15 дней войны он сбил три немецких самолета, а четвертый вынудил приземлиться на нашей территории в районе Бердичева. 30 января 1943 года Дмитрий Филиппович Ковтюлев был удостоен звания Героя Советского Союза.
После вынужденного “путешествия” под бомбежками и обстрелами, возвратившись в полк, мы переживали настоящую радость за успехи наших боевых товарищей.
В приграничной зоне вот уже пять дней и ночей шла невиданная по ожесточенности битва. Врагу все еще не удавалось сломить стойкость сопротивления советских войск. Летчики говорили: “Измотаем фашистов, а потом турнем их до самого Берлина”. Отступать дальше никто из однополчан не собирался.
26 июня на должность командующего Военно-Воздушными Силами Юго-Западного фронта был назначен генерал-лейтенант авиации Ф.А.Астахов, сменивший на этом посту генерала Птухина. Старейший советский летчик, активный участник Гражданской войны, талантливый военачальник, Федор Алексеевич хорошо знал авиацию Киевского особого военного округа, откуда весной 1941 года отбыл на должность помощника начальника ВВС Красной Армии. Мы верили ему безгранично и сразу же почувствовали энергичность и оперативность его руководства.
Мы должны были прикрывать аэродромы Коськов, Варваровка, Врублевка, Тирановка, железнодорожный узел Шепетовка, сопровождать самолеты 148-го бомбардировочного полка, вести воздушную разведку, штурмовать наземные войска противника, вылетать на перехват вражеских самолетов. Наши летчики смело вступали в бой даже при десятикратном превосходстве противника. Один сбитый гитлеровский ас воскликнул на допросе:
– Ваши летчики – безумцы! Безрассудно идти в атаку при таком неравенстве сил!
Превосходство “мессершмитта” над “чайкой” (в скорости, вертикальном маневре и огневой мощи) я почувствовал в первом же воздушном бою. Тремя звеньями (девять самолетов И-153 “Чайка”) мы вылетели на прикрытие наземных войск в район Славута, Острога, Ровно. Идем сомкнутым строем, прижимаясь к нижней кромке облаков. Так удобнее: нам хорошо видно землю и воздух. Ждем появления вражеских бомбардировщиков, рассчитывая на внезапность атаки.
В просветах между тучами я увидел группу “мессершмиттов”. Они барражировали на высоте около четырех-пяти тысяч метров, разбившись на пары и вытянувшись в острый пеленг. Сосчитал: двенадцать. Заметят ли нас? Наша высота – 2000 метров. Тактически невыгодно, когда тебя атакует сверху противник. Но и ринуться на высоту, к “мессершмиттам”, мы не могли – потеряешь скорость и окажешься в еще худшем положении. Но как передать ведущему нашей девятки, что выше нас барражируют двенадцать “мессершмиттов”? Радио нет. И видит ли он их? Выхожу вперед, показываю рукой вверх, покачиваю крыльями. Ведущий кивает головой: “Противника вижу”.
Продолжаем полет “змейкой”, как и предусмотрено заданием. Наша цель – бомбардировщики. Разогнать, не дать им возможности сбросить бомбы на наши войска. “Юнкерсы” и “хейнкели” уже были знакомы с дерзостью советских истребителей. Не потому ли и вертятся за облаками “мессершмитты”, чтобы сковать нас боем и обеспечить своим пикировщикам свободу действий? Жмемся к облакам и пока что остаемся незамеченными.
Две зловещие тени, похожие на кресты, промелькнули под нами – пара “мессершмиттов” проскочила на встречно-пересекающихся курсах. Вторая пара показалась в стороне и ушла вверх. Стало ясно: это воздушные разведчики. Теперь они вызовут по радио ударную группу сверху, и быть бою.
“Мессершмитты” вынырнули из-за облаков, проскочили вниз и, развив огромную скорость, пошли в атаку. Наш ведущий бросил свою маневренную “Чайку” на крыло, устремился в лобовую. Мы последовали его примеру. И вот наши и вражеские истребители завертелись в бешеном вихре, пронизывая пространство огненными трассами. Моя “Чайка”, имея значительно меньший, чем у “Мессершмитта”, радиус виража, крутилась вокруг его хвоста. Несколько раз мне удавалось поймать в прицел силуэт врага, но “худой”, как прозвали наши летчики самолет Ме-109, “таял” перед глазами, уходя от меня за счет большой скорости.
Пулеметные очереди гасли в пространстве. Тогда я стал бить заградительным огнем, вскидывая нос своего самолета на угол упреждения. Один “худой”, взмывая вверх из-под моей атаки, напоролся на заградительную очередь, потянул к облакам, там настигла его другая пулеметная трасса, выпущенная кем-то из наших летчиков, и он, будто пронзенный огненной струйкой молнии, взорвался.
“О, миг победы!” – пронеслась в голове радостная мысль. И в тот же момент сверкнули над моей кабиной огненно-красные шнуры. Я резким движением отдал ручку управления вперед, “Чайка” юркнула вниз, едва не выбросив меня из кабины, а “Мессершмитт” проскочил выше. Мгновенная реакция спасла меня от гибели. Не среагируй я в какие-то доли секунды, и вражеская трасса прошила бы мой самолет. Сделал я и другой вывод: как опасно обольщаться победой и забывать об осмотрительности в бою.
Уйдя отвесно к земле, я посмотрел вверх, выводя самолет из пикирования, и, к удивлению своему, никого не увидел. Гитлеровец отвязался от меня, очевидно, решив, что со мной все кончено. Остальные “мессершмитты” и “чайки” разошлись в разные стороны, прикрывшись облаками. Я тоже поднялся к облакам и взял курс на аэродром.
Возвращались по одному и в разное время. Нам стало ясно, что управлять группой в бою, не имея радио, невозможно. Решили впредь держаться дружнее, не давать противнику разбивать нашу группу. К вечеру наземные войска, которые мы прикрывали, сообщили в штаб дивизии, что в этом бою мы сбили четыре немецких самолета.
Летать приходилось много. К вечеру, совершив по 5-6 боевых вылетов, так уставал, что гудело в голове и ныло во всем теле. Враг господствовал в воздухе, и редкий вылет обходился без напряженных схваток. Обстановка на земле и в воздухе все ухудшалась. 27 июня стало известно, что танки противника прорвались из района Дубно и продвигаются на Острог, Шепетовку. Мы получили приказ нанести штурмовой удар. Взлетели тремя группами и, хорошо зная местность, скрытно подошли к цели. Атаковали и бомбили с малых высот. Взорвалось несколько цистерн с горючим, загорелись танки, автомашины. Движение по дороге застопорилось. Налет оказался настолько ошеломляющим, что противник не успел организовать зенитного противодействия. Посадку произвели на аэродроме Тирановка Житомирской области.
Командование предвидело, что противник не оставит нас в покое и попытается уничтожить полк на земле. Поздно ночью была закончена подготовка аэродрома к наземной обороне и к отражению возможных ударов с воздуха.
На рассвете 28 июня появились в небе 29 бомбадировщиков Ю-88. Их встретили на подходе патрулирующие истребители, немедленно взлетела и дежурная эскадрилья. “Юнкерсы” повернули обратно, сбрасывая бомбы далеко от аэродрома. Звено, ведомое майором Г.А.Цветковым, оказалось выше противника и, развив скорость, атаковало замыкающую группу. Один Ю-88 загорелся и рухнул на землю. Остальные ушли со снижением.
Воздушные бои все больше убеждали нас, что на И-153 драться с “мессершмиттами” и “юнкерсами” очень трудно. Но наши летчики умели разумно использовать летно-тактические данные своих машин и нередко выходили победителями.
Так же мужественно и беззаветно бились воины наших наземных войск. И когда перед очередным вылетом на боевое задание полк получил приказ оставить Тирановку, мы знали твердо: сюда еще вернемся.