Стоят в глуши Селенгуши

Хороша рифма, но неверна.

Автор статьи: Александр ГАВРИЛЕНКО

Хороша рифма, но неверна. Нынешние Селенгуши, стоя на трассе Нурлат – Казань, не так уж далеки от цивилизации. Впрочем, когда-то село действительно было окружено лесами, а местные жители до сих пор верят, что и название его пошло от слов “селение в глуши”.


Говоря же о предках селенгушцев, нурлатские старожилы ехидно улыбаются. Уже давно ходят в районе слухи, что основали Селенгуши каторжники, которых вели по этапу в Сибирь. По пути несколько человек якобы заболели весьма деликатной болезнью, а стражники, побоявшись заразы, бросили умиравших здесь. Однако местная природа оказалась настолько благотворной, что “умиравшие” неожиданно “воскресли”, а потом и основали это русское поселение, постепенно вырубая вокруг него леса.


История более чем занимательная, однако сами селенгушцы отвергают ее с порога, не желая обсуждать характер заболевания своих любвеобильных предков.


Однако без каторжников в Селенгушах все-таки не обошлось. По версии нынешних жителей, осужденные в селе действительно жили искони, но на вполне законных, так сказать, основаниях, работая на местном стекольном заводике. Однако труд там был настолько тяжел, что буквально выползшие на дорогу после очередной смены изможденные стеклодувы до того смутили проезжавшую в то время мимо императрицу Екатерину II, что она тут же повелела завод закрыть, а колодников-рабочих перевести в землепашцы.


Надо сказать, что новый вид занятий потомкам бывших уголовников удался вполне. По словам нынешнего руководителя местного СХП “Заветы Ильича” Адхама Гарифуллина, в СХП издавна выращивают пшеницу, свеклу, успешно нагуливают здесь жир свиньи, дают молоко коровы.


Еще пару лет назад хозяйство буквально дышало на ладан, но с помощью нынешнего главы района Ф.Сибагатуллина стало подсобным хозяйством Нурлатского элеватора, и упавшие было удои и привесы неуклонно поползли вверх. Урожайность зерновых в прошлом году достигла здесь 66,3 центнера с гектара – совсем неплохие цифры по республике! Комбайнер Александр Корнеев, доярки Наташа Исаева, Раиса Капитонова, свинарка Гулира Белогубова… дай председателю волю, не одну страницу бы исписал он именами лучших своих работников.


Работа работой, но в рассказе о своем селе селенгушцы то и дело сбиваются на события, свидетелей которым уже не осталось.


По словам председателя совета местного самоуправления Надежды Исаевой, после волевого решения Екатерины II в селе оказались люди самых разных национальностей – татары, чуваши, мордва и русские, причем последние – из самых разных областей России. Этим, наверное, и объясняется, что все они в конце концов перешли на один – русский язык и опять-таки все поголовно стали православными.


Многие здесь и сейчас вспоминают, как сходились в местную церковь селенгушцы и жители ближайших деревень с не менее звучными названиями – Медвежье, Малая Полянка…


Церковь во время коллективизации, разумеется, разобрали на кирпичи, но в памяти сельчан остались яркие празднования Троицы, Пасхи и другие, на которых местная молодежь резвилась не хуже, чем на нынешних дискотеках. Хватало тогда и времени, и места и для игр, и для песен народных. Нынче же поют мало, зато о прошлых временах напоминает торопливый, для нездешнего уха практически неразборчивый говорок. Не поволжское “оканье”, а центрально-российский акцент с буквой “ё”, кажется, в каждом слове слышится в разговорах местных жителей.


Ставшая моим гидом по деревне Екатерина Чалова, хитро улыбаясь, даже приоткрыла местную тайну:


– Мы ведь когда с чужими-то встречаемся, стараемся помедленнее говорить, а то и не поймут нас совсем.


Привыкшие к своей изначальной оригинальности, непохожести на соседей селенгушцы и не думали противиться “советским” переименованиям улиц. Однако между собой так и звали их по своему – Казанка, Горелыши, Серединка, Парники, Чехловка. Если смысл первых еще можно угадать, то о чехлах никто кроме местных жителей не расскажет. А называлась так эта улица, оказывается, потому, что все жившие на ней женщины носили на голове особенные кокошники – чехлы для волос, в схватках между соседками частенько становившиеся чем-то вроде оружия, которым и охаживали друг друга.


До сих пор есть в селе и незаметная улочка Сралы. Об этимологии ее названия никто, пожалуй, и не помнит – вроде бы навоз одно время туда сбрасывали, да так и повелось. Что ж делать, нынешние жильцы расположенных по ней домов против ничего не имеют и на название не обижаются, без запинки говоря адрес со столь звучным названием.


О том же, что присущее их прародителям лихое ремесло древние селенгушцы бросили не сразу, говорит уже другое название – оврага Алтын.


В особо неурожайные годы здешние мужички, пользуясь близостью казанского тракта, порой “шалили” на дорогах. И вот однажды кто-то из них, соблазнившись, как сейчас сказали бы, “стильным” видом запоздалого путника, отправил его к праотцам, но в кармане убитого нашел вместо ожидаемой пачки денег всего лишь алтын – три копейки.


А вот улица Ямки, которая берет свое название от землянок, вырытых когда-то местными жителями. Один из них, роя землю, нашел старый уже скелет, погребенный в сидячем положении. Так что первыми местными жителями были, получается, не ссыльные переселенцы, а скифы-сарматы, для которых такое погребение было вполне естественно.


Больше же всего селенгушцев удивляет то, что никто из этого села в люди, как говорится, не вышел. Даже после Великой Отечественной войны, на которой погибло около 300 местных мужиков, все оставшиеся вернулись в село и снова занялись привычным крестьянским делом.


И в модные по нынешнему времени институты и университеты селенгушская молодежь не торопится. В эти летние месяцы не только местная малышня – детсадовцы да первоклашки, но и их городские ровесники стремятся покупаться в неглубокой речке Селенгушке, набрать грибов да ягод в ближайшем лесу.


Мне же умиротворенность местных жителей не показалась чем-то удивительным и странным после всех рассказов о непростой истории села.


Если только на миг поверить в переселение душ, то в такой преданности сельчан своему родному краю не будет ничего удивительного.


О чем больше всего мечтали местные кандальники? О свободе вместо подкрепленного кнутом крика охранника, о своем доме с теплой печкой вместо стылой казармы, о приготовленных бойкой хозяйкой вкусных щах вместо баланды… А если мечта сбылась, то стоит ли желать большего?


Цену этим нехитрым радостям здесь впитывают, что называется, с молоком матери. Иногда, правда, сверкнет недобро взглядом на позднего путника на тракте селенгушец, да потом сразу и махнет мысленно рукой – “Не искушай, милый, иди с Богом!” Выкурит папироску, да и повернет домой к красавице-жене. А уж этому богатству в Селенгушах исстари цену знают…

+1
0
+1
0
+1
0
+1
0
Еще