Вот уже пятнадцать лет нет с нами нашего деда Зии Закирова. Но память крепко хранит его рассказы о прошедшей войне, о его однополчанах, которые за многие годы стали для нас такими же близкими и родными, как и для него. Один из них – Геннадий Паушкин, чей рассказ “Следы на снегу” был опубликован в газете “Республика Татарстан” 15 января 1997 года. Те свои воспоминания Геннадий Александрович закончил словами: “…глубокий след, который оставил в памяти людей Зия Закиров, не сотрет время. Пока нас помнят, мы живем”.

Все дальше отодвигает время те страшные, горькие и героические дни. Все меньше остается среди наc тех, для кого каждый из этих дней был его жизнью. И потому, наверное, чаще нужно возвращаться памятью в то суровое время.

Недавно мы с бабушкой вновь перебирали записи, которые оставил нам наш дед. И среди них я обнаружил его воспоминания о первых днях Великой Отечественной войны, которые он встретил на границе.

Давайте прочитаем их вместе.

Тимур Халиков,
студент истфака КГУ.

Заинск.

“…В 1940 году я был призван в 25-й молдавский пограничный полк для охраны границы Советского Союза. Учебный батальон, освоение азов военной службы – и вот я на заставе Кошницы. Тогда наша демаркационная линия протянулась по реке Днестр. Нас не покидало ощущение, что назревает что-то серьезное. Вооруженные шпионы, диверсанты и просто бандиты – они были участниками далеко не пропагандистского вымысла. Не зря среди солдат именно Румынию, с которой мы граничили в этой части страны, называли проходным двором для шпионов.

Спустя какое-то время нас перевели на охрану границы по реке Прут недалеко от города Леово. И здесь мы были просто поражены тем, насколько беспечно ведут себя местные жители. В их понимании границы не существовало вовсе. Они купались в Пруте, загорали, ловили рыбу. Ни о каком пограничном режиме и речи не шло. Мало того, среди здешних жителей постоянно болтались иностранцы, свободно общаясь с ними и открыто шпионя.

Но буквально в течение месяца обстановка изменилась. Был у нас в ту пору заместителем начальника заставы младший лейтенант Ф.Потехин, который скоро занял пост начальника. Всей своей внешностью он внушал доверие и уважение к себе. Высокий, статный, энергичный, он мог убедить и увлечь за собой. Важно было и то, что он хорошо разбирался в событиях текущей политики. Ведь рядовые солдаты, простые ребята из глубинки, многого недопонимали. Но не зря говорят, что граница случайных людей не любит. А наш Потехин был настоящим пограничником. Именно благодаря ему нам удалось изменить обстановку на нашем участке. Младшему лейтенанту вместе с политруком Николаем Стружихиным удалось убедить население в серьезности обстановки и в том, что необходимо быть бдительными.

Конечно, о том, что вот-вот может грянуть война, старались не то что не говорить, но и не думать. Хотя все вокруг просто кричало об этом. Участились нарушения границы.

Помню, были мы в наряде, и наша смена “проморгала” нарушителя. Трое суток, почти без сна, мы прочесывали охраняемый участок. Но нарушителя все-таки поймали.

Такие инциденты делали нас более требовательными к себе. Граница ежедневно воспитывала нас, давала возможность проявить свои лучшие качества.

А ведь были тяжелейшие моменты. Вот только один такой, еще довоенный случай.

Назначили нас с пограничником Терещенко часовыми на правый фланг. Это от заставы в шести-семи километрах. Только мы вышли, начался сильный буран. С каждым часом он только усиливался. Смена к нам добралась с опозданием в полтора часа. Обратно идти – уже тропу занесло, по грудь в снег проваливаемся. Доползли, наконец, до заставы с опозданием в два с половиной часа, сухого места на нас нет.

Только почистили оружие, из-за усталости даже от ужина отказались, а тут слышим: “Тревога!” Выяснилось, что два солдата, отправившиеся за продуктами, заблудились. И мы опять – в буран, искать товарищей. Блуждали долго.

Но все-таки нашли обоих. Промерзли до костей, еле живые. Уже и ночь наступила. А тут время опять в наряд идти. Нельзя же оставить границу открытой…

…А вот в 1941 году на границе стало куда тревожнее. Запах войны буквально витал в воздухе. Наш наряд часто обстреливали с румынской стороны. Мы стали замечать на территории этой страны солдат в необычной форме. Да и сами румыны вдруг активно начали обустраивать свои границы: появились собаки, проволочные заграждения, стоял гул машин. А вот 19 июня вдруг началась эвакуация пограничных сел. Румыны на повозках, запряженных лошадьми и быками, стали уезжать в глубь своей страны, будто освобождая территорию. Наш начальник заставы и политрук собрали личный состав и сообщили поразившие нас новости. Стало известно, что в Румынию прибыли три немецких дивизии и ожидается прибытие еще двенадцати, якобы для инструктажа, румынских войск. У нас участились боевые тревоги, мы стали еще собраннее.

Конечно, молодость брала свое. Мы очень любили играть в футбол. И вот очередной матч запланировали на воскресенье 22 июня 1941 года. В эту ночь я пришел с участка, почистил оружие и лег спать. Буквально через час – боевая тревога.

Оказалось, начальник заставы проверял боеготовность. Ложимся спать. Часа не прошло, опять – тревога. Но тут уже нас разбудили взрывы. Все вокруг трещало и рушилось. Мы сразу помчались на позиции. Тут и там рвались мины, снаряды. Над нами – немецкие самолёты. Палим по ним из винтовок и пулеметов. Три дня подряд мы, пограничники Леовской заставы, ни на шаг не отступали со своих позиций, забыв и о сне, и о еде. На четвертый день отправили меня и солдата Токарева на левый фланг с ручным пулеметом. На пути был колодец, из которого часто брали воду, тут же, бывало, встречались с местными жителями, со многими из них подружились. Подходим к колодцу, а там две знакомые женщины, у одной дитя на руках. Попили мы воды, поблагодарили и пошли дальше. Только отошли метров на тридцать – взрыв.

Оглядываемся, а та, которая была с ребенком, лежит на земле, голова в стороне. Отсекло осколком. Мальчуган заливается плачем, а вторая захлебывается криком. Сколько потом пришлось насмотреться таких кровавых сцен! Сколько копилось в сердце раз от раза ненависти к врагу!

Обстрелы, взрывы не прекращались, но наши пограничники как могли держали свой участок. А тут оборвалась связь, и мы оказались оторваны от своих. Я получаю приказ: проверить линию, восстановить связь. Ползу по картофельному полю, смотрю: оборванная часть кабеля висит на самом верху акации. Встать в полный рост?

Размышлять долго некогда. Махнул рукой на опасность, вскочил на ноги, подхватил кабель, схватил другой конец, а соединить не могу. Не хватает!

Оглядываюсь, а метрах в пятидесяти на автостоянке стоят, накренившись, два столба, обвитых кабелем. Я пополз в ту сторону. Но ведь теперь кабель надо достать. Лежа пытаюсь довалить столб. Ничего не получается! От отчаяния снова вскочил на ноги, поднажал плечом на столб, тот и рухнул. А немцы меня уже засекли, такой огонь обрушили, что просто чудом не зацепило. Я с куском кабеля скатился в огромную воронку, отлежался минут сорок. Когда поутих огонь, соединил концы кабеля, восстановил линию, пополз к своим.

К этому времени часовые сообщили по телефону, что через Прут на нескольких лодках переправляются румынские и немецкие солдаты. В этой перестрелке мы уничтожили больше взвода врагов.

Десять дней и ночей, первые самые страшные для нас сутки начала войны мы, пограничники, пытались сделать всё, что в наших силах, чтобы не пропустить врага. Мы уже тогда убедились, насколько безжалостен враг, разрушавший наши города и села, убивавший подряд и женщин, и стариков, и детей. Тогда-то мы поняли, что ждет нас долгая битва и ответить врагу надо грозной, нещадной силой…”

Читала записки