Семейная тайна

Давно ли босоногий Расих Валиев бегал по улицам родной деревушки Большие Булгояры Апастовского района, охранял от воров крапиву в огороде (голодно было во время войны, крапива считалась деликатесом)… И вот он – уже почтенный пенсионер с вытекающими отсюда стариковскими причудами и болячками. И теперь по улицам носится внучок Расиха – любитель быстрой езды на велосипеде. Так вот и сменяются поколения…

Расих Ганиевич Валиев давно стал городским жителем. В шестнадцать лет сбежал из дома в Ростов-на-Дону, завербовавшись на стройку. Так по строительству и пошел. Почти сорок лет проработал в Главтатстрое – монтажник, бетонщик, крановщик, а в последние два года перед пенсией – вулканизаторщик.

Но душой он оставался деревенским. И, приезжая в отпуск к отцу с матерью, всякий раз искренне, как ребенок, радовался безбрежному синему небу, колосящимся полям, деревенской тишине. Сядут, бывало, на закате с отцом на лавочку и начинают разговор. Расих спрашивал, Гани Валиевич отвечал, вернее, вспоминал, да так увлекался, будто заново все переживал. Жизнь у отца была непростой – он будто ходил по канату. После откровенных разговоров Гани Валиевич чувствовал себя не в своей тарелке и просил сына, от греха подальше, держать язык за зубами, никому не рассказывать, по крайней мере, пока он жив… Мол, не пришло еще время.

Отец умер в возрасте 87 лет в 1983 году. Но прошли еще годы, прежде чем Расих Ганиевич почувствовал, что он должен рассказать ныне живущим историю своего отца, на долю которого выпало столько испытаний и унижений. Рассказать без лицемерия, лживого патриотизма, по-крестьянски просто. Так, как все это было.

Выжил потому, что не курил

У Гани Валиева был живой любознательный ум, но получить какого-либо образования не удалось. Правда, в 30-е годы, будучи уже отцом семейства, он посещал деревенский ликбез и худо-бедно научился выводить свою фамилию. Но боевой характер позволил Гани выбиться, как бы сейчас сказали, в лидеры: он занимал ответственную должность в колхозной МТС, был мастером по сложной (по тем временам) технике – бельгийской молотилке.

Расиху еще не исполнилось пяти лет, когда началась Великая Отечественная война. Малец запомнил тревожные разговоры взрослых и проводы на фронт жарким июньским днем маминого брата – дяди Валиуллы. У отца была бронь, и его, как специалиста, направили на строительство так называемой оборонной линии, которая тянулась из Ульяновской области, проходила по Чувашии, ряду районов Татарии, в том числе Апастовскому. Копали рвы в основном молодые женщины и девчонки. На работу Гани Валиевич уезжал на лошади затемно, приезжал ночью, а то и вовсе ночевал прямо на объекте. В январе 1942 года стало ясно, что Красная Армия не пустит немца в Москву, и надобность в оборонительных сооружениях отпала. И 46-летний глава семейства Валиевых засобирался на фронт. Провожали его всем селом. Зареванный Расих вцепился ручонками в отцовскую шапку и закричал: “Не хочу, чтобы ты уходил!”

Но попал Гани Валиевич не на передовую, как думал, а в тыловой военный лагерь Суслонгер, расположенный на территории нынешней республики Марий Эл. Считалось, что там готовят новобранцев на фронт, но на самом деле люди не столько изучали военную науку, сколько валили лес, рыли окопы и блиндажи. Жизнь в Суслонгере была тяжелой, голодной и холодной, случалось, люди умирали от истощения и болезней. Гани Валиевич, уже после войны признался сыну, что выжил в том жутком лагере за счет того, что не курил, – положенную пайку махорки менял на продукты.

В марте жена Гани Валиевича Насыма, едва оправившись после родов (родилась девочка, которая умерла в голодную зиму 1943 года), вместе с другими односельчанками собралась в Суслонгер – женщины направились проведать мужей, поддержать их деревенскими харчами. Это было мужественное решение – в лаптях, с тяжелыми заплечными мешками они шли пешком. К тому же никто из женщин не знал русского языка. Пока добрались до места, у многих мешки почти полностью опустели. Домой из того похода Насыма вернулась простуженной и долго болела.

И все же Суслонгер, как бы тяжело ни жилось, был тылом, и некоторые офицеры надеялись отсидеться там до конца войны. Но поздней весной 1942 года в лагерь с проверкой нагрянул нарком Клим Ворошилов. Он безжалостно приказал расстрелять нескольких лагерных начальников, других отправил в штрафные роты.

Одна винтовка на троих

Летом 1942 года на Калининском фронте оказался и рядовой Валиев. И сразу – на передовую, в бой. На троих дали одну винтовку, а остальное оружие, мол, сами добудете у фрицев. Не успели бойцы оглянуться, как угодили в окружение, из которого выбирались кто как мог. Так Гани Валиев оказался в списке пропавших без вести. Насыма рыдала над извещением, плакали дети, сгрудившись вокруг матери. Но еще оставалась надежда, что отец не погиб.

А Гани Валиев с однополчанами, выйдя из окружения и пройдя обязательную в таких случаях армейскую фильтрацию (проверку – не немецкий ли ты шпион), вновь отправился в бой, в наступление.

Из воспоминаний Гани Валиевича:

“Мы шли рука об руку с другом, когда его неожиданно ранило. Я положил другу под голову свою скатку (шинель) и пошел искать санитара. Вдруг за моей спиной раздался взрыв, как раз там, где лежал на моей шинели раненый товарищ. Я потерял сознание, меня сильно контузило. Очнулся в землянке, услышал чужую отрывистую речь, понял, что в плену…”

А в далекую татарскую деревушку в семью Валиевых тем временем пришла похоронка. Как это было во время войны? Под головой погибшего солдата нашли шинель, а в кармане – жетон, говорящий о том, что ее владелец – уроженец Апастовского района Татарии Гани Валиев. Между тем настоящий владелец шинели оказался в Германии. Его не отправили в Бухенвальд или Дахау, возможно, сыграли роль уже почтенный для солдата возраст и мусульманское происхождение.

В рабстве

Почти 50-летнего Гани приставили рабом к немецкой фрау, сын которой воевал в гитлеровской армии. Таким семьям полагалась в качестве компенсации государственная прислуга из числа пленных. Гани Валиевич работал у фрау садовником. Она неплохо относилась к пленным, и даже еда у садовника была такой же, как у хозяйки.

В Сталинграде сын немки, воевавший в армии Паулюса, попал в плен. Фрау лишили работника, и Валиев оказался в другой немецкой семье, под Дрезденом – прислуживал пожилому немецкому бюргеру, два сына которого служили эсэсовцами. Гани Валиевич вместе с другим пленным работал на ферме. Жили в крольчатнике, питались отходами и чем Бог пошлет. Иногда, правда, удавалось обмануть хозяина и приготовить на ужин деликатес – жаркое из кролика. Однажды ночью, после покушения на Гитлера в 1944 году, в котором оказались замешаны хозяйские сыновья, подъехала крытая машина (на манер нашего “черного воронка”) и увезла бюргера вместе с пожитками в неизвестном направлении. Гани Валиева отправили в лагерь мусульман-военнопленных.

Живи, солдат

Условия в лагере, в котором сконцентрировали порядка 14-15 тысяч человек, были крайне тяжелыми. Люди страдали от холода и голода. Положение усугублялось еще тем, что среди пленных мусульман велась яростная агитация против Красной Армии, Советского Союза. Гани Валиев, виски которого основательно побелели, предпочитал благоразумно держать язык за зубами, в душе надеясь, что все равно придет час Победы. Меж пленных ходили разговоры, что советские войска перешли границу и движутся с боями к Берлину.

Однажды в лагерь приехала группа агитаторов, которые стали сулить золотые горы тем, кто перейдет на сторону немцев. Один молодой парень не выдержал и дал согласие. Товарищи по плену стали убеждать, что это невероятная глупость, потому что вот-вот советские войска их всех освободят. И вот когда за парнем приехали вербовщики, он им сказал, что передумал. Разъяренные немцы посадили жертву в камеру пыток – каменный мешок шириной восемьдесят сантиметров и длиной чуть больше метра. На десять суток, без еды. Но пленные потихоньку подкармливали арестанта. Причем, как рассказывал Гани Валиевич сыну Расиху, не столько из сострадания, сколько из-за боязни: как бы тот не раскололся и не донес немцам на тех, кто его разговорил вербоваться. Парень выдержал испытание карцером, но его судьба все равно оказалась печальной – о его проступке донес кто-то из своих, когда пленных освободили.

Наступил май 1945 года. Ранним утром взбудораженные конвоиры велели пленным собраться налегке и повели их в лес. Понесся слух: “Ведут расстреливать!” На большой поляне, со всех сторон окруженной сторожевыми вышками, пленным приказали лечь. Если кто поднимал голову, тут же раздавалась автоматная очередь. Лежавший с краю Гани Валиевич, за многие месяцы германского плена научившийся понимать немецкую речь, услышал в отдалении, как спорят офицеры: что делать с оравой людей? Один убеждал: “Расстреляем!” Другой возражал: “Только время потеряем, надо бежать…”

Вокруг стало тихо-тихо. И кое-кто из пленных стал понемногу поднимать голову. И вдруг раздался радостный возглас: “Мужики, никого нет, они нас бросили, мы свободны!” Все вскочили на ноги, стали обниматься, плакать. Тут же организовали разведотряд, который отправился узнавать обстановку. Через некоторое время “разведчики” вернулись обратно, уже на машине, вместе с советскими офицерами и новостью о том, что Германия капитулировала.

Терпение и труд все перетрут

Бывшим военнопленным пришлось еще немало вытерпеть. Их вновь отправили в лагерь, в тот самый, из которого их недавно вывели на расстрел. Сказали, что придется поработать на брошенных немцами полях, фермах. Работали днем, а по ночам их по очереди вызывали на допрос. Гани Валиевич сразу решил, что расскажет все, как было, да и не в чем ему перед своими виниться. После чего ему сказали: “Бабай, собирайся, поедешь домой”.

Прошедшим проверку и отбывающим на родину пленным разрешили увезти с собой по два чемодана добра из брошенных немецких домов. На два десятка человек выделили бричку и двух лошадей, чтобы увезти поклажу на вокзал в Дрезден.

На вокзале собралось много народу. Состав для бывших пленных обещали подать через двое суток. Гани Валиевич не показывал виду, но сердце рвалось из груди при мысли вновь оказаться на родине. Когда к толпе подошел молодой старшина и сказал, что есть два свободных места в его вагоне (за плату, естественно), Гани Валиев тут же согласился. Товарищ, с которым он сдружился в плену, пытался отговорить, мол, скоро подадут свой состав, поедем все вместе, бесплатно. Но Гани Валиевич только поморщился: “Не хочу и секунды лишней здесь оставаться!”

Кстати, несколько месяцев спустя после возвращения домой Гани Валиевич получил от этого товарища весточку. Тот писал… из Средней Азии. Увы, не на родину, по домам, отправили тогда измученных неволей людей, а отрабатывать плен – рыть канал в пустыне.

Ранним сентябрьским утром 1945 года Гани Валиевич приехал в Казань. И тут же побежал к знакомым, которые жили неподалеку от железнодорожного вокзала. Заспанная хозяйка сначала не узнала Гани, потом всплеснула руками, разрыдалась: “Мы думали, тебя нет в живых…” Гани нетерпеливо стал расспрашивать о семье, узнал, что жена его Насыма жива, а из детей двое младшеньких умерли.

На тихоходном пароходике Гани добрался до Красновидова. Пешком до деревни, как остальные, не пошел. Остался ждать подводу – у него ведь были с собой подарки. Когда Насыме сообщили, что ее муж сидит на пристани, сторожит два набитых немецким добром чемодана, вот-вот домой нагрянет, она не поверила. А когда немножко пришла в себя, позвала детей. Братья Расих и Шагит выскочили из избы и помчались встречать отца. Бежали и один другого спрашивали: а как выглядит отец?

За селом навстречу пацанам попалась подвода с парой лошадей. Седой старик с изможденным лицом вдруг соскочил с подводы и схватил мальчишек в охапку. Этот старик и оказался их отцом…

Не сразу наладилась мирная жизнь Гани Валиева. Оказалось, не все были рады его чудесному возвращению. Все же он вновь стал работать в МТС. В 1946 году у него с Насымой родился сын Махмут, Гани Валиевич его очень любил, звал Победой. Но некоторые завистники по-прежнему посматривали на бывшего пленного с недоверием и злобой – вот ведь, жив-здоров, ни царапинки, да еще два чемодана добра с войны приволок. Несколько раз Валиева вызывали в район – на проверку. Местное начальство недоумевало: как это он жив остался, ведь не должен был!

Когда Валиеву запретили трудиться в родном колхозе, он нанялся на работу в другое хозяйство. Затем его вообще чуть было не арестовали, ладно один доброжелатель из числа районного начальства сообщил Валиеву о готовящемся на него компромате. Собрав нехитрые пожитки, семья Гани Валиевича в 1950 году тихо бежала в Карелию. Глава семьи работал конюхом, а его супруга – уборщицей в местной столовой. Дети довольно бойко научились говорить по-русски. Расих Ганиевич считает, что ему это очень помогло. Когда получил профессию строителя, много ездил по Союзу. Без хорошего знания русского языка ему было бы тяжело.

После смерти Сталина в 1953 году Валиевы вернулись в родную деревню Большие Булгояры и зажили неспешной селянской жизнью, все силы отдавая родной земле, детям, внукам. Род Валиевых до сих пор здесь живет – старики уходят, им на смену приходят молодые. Ведь жизнь продолжается несмотря ни на что, как тому и положено быть…