Спустя два года после падения Берлинской стены мы сидим в одном из переполненных ресторанов Брауншвейга вчетвером за столиком и терпеливо дожидаемся, когда же мчащиеся мимо официанты наконец соизволят обратить на нас высочайшее внимание. Пламенные взгляды и откровенные призывы, обращенные к кельнерам, не оказывают на них никакого действия. Весь персонал ресторана брошен на обслуживание какой-то важной делегации. Проходит достаточно много времени, чтобы и нашему терпению пришел конец. Один из нас громогласно заявляет:
– Эх, “калашникова” бы мне сейчас, вот бы они запрыгали…
Вдруг за моей спиной раздается голос:
– Вы меня звали?
– Вас, его, ее, да кого угодно, лишь бы нас начали обслуживать, – говорю я в отчаянии.
– Как это “кого угодно”? – возражает немец. – Я же четко расслышал свою фамилию.
– Вашу фамилию, – пытаюсь я ему внушить, – не имею чести знать, просто хорошо, что вы прервали томительное ожидание и примете заказ.
– Да нет же, – гнет свою линию официант, – вы приглашали именно меня, Калашникова.
– Подождите-ка, – начинаю я прозревать. – Вы хотите сказать, что ваша фамилия Калашников?
– Именно так, – заявляет без тени смущения кельнер.
– Но ведь вы, судя по чистейшему немецкому, нерусский, – прощупываю я его осторожно.
– Чистокровный немец, но Калашников, – рассеивает мои последние сомнения случайный собеседник и в доказательство достает удостоверение личности, где действительно черным по белому значится выведенная латиницей русская фамилия.
– Тогда, может быть, объясните, откуда у вас такая фамилия? – чуть не хором восклицаем мы.
– Наша родословная, – словоохотливо поясняет немец, – прослеживается до семнадцатого века, когда предки прибыли из России в Германию, где потом постепенно и онемечились, но фамилию мы не меняли.
– А вы знаете, – разбирает меня уже нешуточное любопытство, – что у вас в России есть знаменитый однофамилец – изобретатель одноименного автомата?
– Он вовсе не однофамилец, – возражает немец. – Он есть наш дальний родственник. Мы с ним знакомы, переписываемся, а недавно он даже побывал у нас в гостях в Германии, – и в качестве доказательства немец достает из портмоне визитку конструктора Калашникова.
– Парень, – говорим мы ему, – тащи водку и подсаживайся к нам.
– Не могу, никак не могу, – извиняющимся тоном заявляет герр Калашников. – Уволят ведь! Единственное, что я сейчас сделаю, это попытаюсь под свою опеку взять ваш столик и, само собой, принесу водку.
Калашников ненадолго удалился и вскоре вернулся с бутылкой “Столичной”. Весь вечер посвятил обслуживанию нашего стола, и лучшего сервиса я ни до, ни после того случая в жизни не встречал. Жаль только, что не разрешено ему было посидеть с нами рядышком, однако, во славу русского оружия, замечательного рода Калашниковых и за то, что наступили счастливые времена, когда родственники по обе стороны границы могут свободно общаться, он все-таки вместе с нами выпил.
В.МЕДВЕДЕВ.
Наш корр.
Вена, апрель 2002 г.
