Дерево сильно своими корнями, человек – родословной, а точнее – знанием ее и соблюдением нравственных устоев, которые передаются из поколения в поколение. И хотя в наше время редкий человек может назвать своих предков дальше двух-трех колен, однако память о них в крови. И тот, кто задумывается о том, что было до него и что будет после, идет по жизни достойно.

Но, как сказал поэт, “чеканщик еще не чеканил на меди неконченный перечень наших трагедий, рыбак из пучины не выбрал сетей, где бьется отчаянность наших страстей”. Судьба каждому дает свои испытания. А выйти с честью из них и помогает тот нравственный багаж, который наследуем мы из прошлого.

Саид Шарафеев родился в довоенном тридцатом году. Ему, крестьянскому мальчишке из глубинной арской деревушки, выпало голодное и холодное детство. Впрочем, при любых обстоятельствах пацаны остаются пацанами. Родные лес, речка, поле – все было освоено до кустика, до пяди земли. И хоть рано стал помогать взрослым в работе, оставалось время для игр и забав.

А еще мальчишка любил ходить на старинное кладбище, где было семь могил его прадедов. Он гладил камни с надписями арабской вязью: Шарафи, Хамза, Даут, Джамалетдин, Сиразетдин… Старался нехитрым детским воображением воссоздать их облики. Говорили родные, что сам Саид просто копия деда Шарафи, которого многие в ту пору еще помнили. И трудолюбию Шарафи, его доброте к людям отдавали должное. Может, именно в ту пору у Саида и оттачивались грани его характера, который помог выстоять в сложных жизненных обстоятельствах, стать уважаемым и нужным человеком для окружающих.

Теперь, на склоне лет, оглядываясь назад, он с удивлением понимает, что всю жизнь старался быть первым, преуспеть в любом деле. Случайно ли? Ведь начиналось все опять же тогда, в детстве, когда он сердцем прикоснулся к истории своего рода.

Вот вроде забава – игра на гармошке. Но ею владел в совершенстве дядя Саида, живущий по соседству. И мальчишка всегда спешил к нему в свободное время. Уже к десяти годам он мог на слух подбирать любую мелодию.

Дядя к тому же был мастером по гармоням. И племянник не мог не овладеть этим делом – вместе они ремонтировали эти певучие инструменты, сами изготавливали их.

А потом началась Великая Отечественная. Отец и дядя ушли на фронт. Отцу Саида посчастливилось вернуться с войны. Но дядя пропал без вести. Многие из знавших его тогда, конечно, горевали. Но нашлись и такие люди, что донесли куда следует: какое, мол, пропал! Скрывают беглеца с фронта родные – кто еще, как не дезертир Шарафеев, по ночам в бане наигрывает на гармони.

А то был братишка Саида, тоже перенявший от дяди страсть к этому музыкальному инструменту. Он тосковал, конечно, по дяде, который хотел утвердить себя в мире музыки и делал гармони для людей. Его уже не было, а музыка его инструментов сливалась с музыкой душ живых. И мальчишка все тянул и тянул меха, пытаясь разрушить тот диссонанс, возникший в доме и мире с известием страшным: “пропал без вести”.

Потом прибыл из райцентра целый отряд служителей порядка, чтобы схватить дезертира. Оцепили баню, ворвались в нее. А там… мальчишка наигрывает на дядином инструменте. Ну, дали ему подзатыльник солидные мужики с револьверами и были таковы.

Саид тогда понял, что далеко не все в жизни однозначно, что есть в ней и несправедливость, и зло, и что придется ему впредь противостоять как некоторым людям, так и обстоятельствам. Наверное, тогда для него окончательно кончилось детство.

На службу Саид призывался уже в Арске, где их семья смогла купить небольшой домик. В армии он стал лучшим связистом своего подразделения. Его послали на учебу. А когда училище окончил, то пришла какая-то важная дама и предложила Саиду остаться в Москве, как самому лучшему выпускнику.

Дали им с женой комнату (к тому времени сложилась и семья) в доме, где жил легендарный Маресьев. Работал бы в столице Саид да работал, может, и не вернулся бы на свою малую родину. Но судьба многих ведет по жизни своими непонятными путями. Вот приехал двоюродный брат в гости и сманил его в Донецк за шахтерской романтикой. Тогда ведь профессия шахтера в нашей стране была весьма почетной – и песни о них слагались, и кинофильмы снимались.

И там, на шахте, Саид работал по-шарафеевски. Он ставил рекорды в своей бригаде, его фотография не сходила с Доски почета. И это подстегивало его все повышать и повышать свои рекорды…

Только можно ли так судьбу испытывать? Может ли она даже своему избраннику все время во весь рот улыбаться?.. В черный день и час в забое подломились стойки, и попал передовой шахтер Шарафеев под обвал. Товарищи сумели вызволить его на белый свет. Жив остался, но позвоночник оказался сломанным. И врачи бессильно развели руками. Два года лежал на больничной койке, не вставая. Скрипел зубами, страстно желая жить, молился Аллаху, призывал на помощь своих ушедших предков.

Чудо это или случайность, но именно в этот городок и в эту больницу заглянуло какое-то медицинское светило из-за границы с новой методикой лечения подобных заболеваний. Так что встал Саид. О шахтерской работе по состоянию здоровья уже не могло быть и речи. И решили они с женой и сыном вернуться на родину – в Арск. Первым делом поспешил он в свою деревеньку, на старинное кладбище. А там… Надгробий уже нет, все заросло бурьяном, полное забвение. Смахнул слезу Саид и поклялся все привести в порядок. Он истинно верил, что сила его спасения шла и от предков, к которым так страстно взывал в молитвах.

И пошла для Саида новая жизнь, в которой случилось новое горе – неожиданно умерла жена. Окрепший в жизненных перипетиях душой, он пережил и его. И, конечно, в том помогла работа. Свое новое дело Саид, которого стали звать уже абы, нашел среди детей – сегодня это учреждение называется Домом искусств.

Конечно, главной здесь для него снова стала музыка. Саид-абы ремонтирует баяны, гармони, аккордеоны, пианино – любому инструменту, который бы кто другой посоветовал выбросить на свалку, дает вторую жизнь. А потом на этих инструментах дети Арска учатся музыке.

Всех, с кем работает, считает родными, ибо коллектив – семья для него. И, как к своему, люди несут ему ремонтировать не только музыкальные инструменты. Кто-то просит починить прохудившийся валенок, кто-то – развалившиеся туфли. Знают, что у Саида-абы золотые руки и золотое сердце – никому не откажет.

У него есть дети, но они далеко. И, как внучат, встречает ребятишек, что заглядывают к нему в мастерскую. Много интересного о прошлом расскажет, о жизни своей. Пытливому пацану, что проявляет интерес к его работе, предложит: “А ты приходи, смотри, как и что я делаю, сам потом будешь ремонтировать свой музыкальный инструмент. Когда-то я тоже так обучался…”

Как-то один подросток встретился, обрадовался наставнику: “Саид-абы, а вы ведь еще во Дворце пионеров работали, там кружки вели – фото, юннатов, радиокружок. Даже моделированием занимались вы с нами!”. Да, многое знает юный друг, но не все. Например, то, что есть у Саида-абы и литературный дар – несколько книжек выпустил. В “Чаяне” печатают его юморески, на одном из конкусов даже стал победителем.

Но работа и всевозмажные увлечения не заменят тепло домашнего очага. Как уже говорилось, первая жена умерла, дети далеко. Днем-то на людях, а вечером – сплошное одиночество. И он очень много размышлял о жизни, что утекает, как вода меж пальцев. И музыка этой жизни порой бывает нестройной, как будто исполняют ее на сломанном инструменте.

Размышлял о себе. Да, успех сопутствовал почти всегда, в любом деле. Но и это, как оказалось, не главное. Не важными на поверку стали ни сила, ни деньги. Самыми главными, как понял уже на склоне лет, оказались милосердие, тихий покой, согласие с самим собой.

Саид-абы стал легко отдавать. Ему ничего сейчас не жалко. Жалко людей, их сломанные судьбы и напрасную суету. Вот зачем, оказывается, его так притягивало старинное кладбище предков. Он неосознанно приходил туда за мудростью, которую знают ушедшие. А она стала открываться ему лишь тогда, когда непредсказуемый и тяжелый круг его жизни сделал почти полный оборот.

И чудо или случайность, но к нему снова пришли перемены, как дар судьбы.

…Одинокой женщине надо было перекладывать печь, однако ни один мастер к ней не шел. Ведь двойная работа предстояла – и кладку вести, и кирпич, всякий мусор таскать -женщина в таких делах плохой помощник. И подсказали тогда соседки про Саида-абы: золотые, мол, руки, в помощи никому не откажет. “Да знаю я этого Саида еще с юности”, – ответила хозяйка. Собралась да пошла, хотя чего ей это стоило, про то никто и не ведал.

А дело-то было в том, что еще с давнишних лет Диляра была мечтой, любовью Саида. После войны его отец подрабатывал шитьем. И вот как-то на примерку пальто пришла девушка неписаной для паренька красоты. Их отцы дружили, и вроде просто было бы молодым тоже подружиться. Да случилась армия, а потом столько всего!

Однако после смерти жены Саид, принарядившись, отправился к мечте своей юности. Она тоже была без мужа, жила с дочками. Надеялся на создание семьи. Только его давнишняя любовь дала тогда отказ. И вот теперь…

Печку мастер сложил, а потом и совместная судьба сладилась. Дом их в центре Арска, с газом, водопроводом. Дети отделились, живут своими семьями. Отсюда до работы Саиду – рукой подать. На обед придет, а у Диляры стол накрыт, тарелка с пельменями источает ароматные запахи. Вечером муж вернется, станет по хозяйству помогать.

Иногда и взгрустнется. Это когда вспоминается родная деревня Сиза – как она там? Скоро уже, скоро Саид-абы со своими друзьями туда опять приедет, чтобы навести порядок на старинном кладбище, помолиться у восстановленных им надгробий своих предков и обрести снова душевные силы в осознании себя частью древнего рода. Чтобы с честью жить дальше.

…А памятник своему дяде, пропавшему на Великой Отечественной войне без вести, Саид все-таки поставил. Своеобразный памятник, правда, – сейчас та старая гармошка, сделанная дядей, на которой столько деревенской ребятни научилось играть, находится в музее. И, конечно, тут же – рассказ о ее хозяине.

Людмила СУХАНОВА.

Нина КОЖЕВНИКОВА.