Жил-был мальчишка. Ленинградец. Учился в спецшколе. А тут грянула война, город оказался блокированным. В 1942 году школу эвакуировали, куда-то за Алтай. Куда точно, мальчишка так и не узнал. Он намеренно отстал от поезда и прибился к одной из частей 308-й стрелковой дивизии, которой командовал генерал Георгий Никитич Гуртьев. Мальчишка назвался фамилией матери – Сусликов. Опасался, что если узнают отцовскую, то с фронта точно отошлют. Больно уж фамилия была знаменитая – Рокоссовский!
Мы беседуем с Рафаилом Константиновичем Рокоссовским в номере московской гостиницы “Россия”. Он прибыл в столицу России для участия в торжествах по случаю 60-летия Московский битвы. В которой его отец Константин Константинович Рокоссовский, командовавший легендарной 16-й армией, сыграл выдающуюся роль.
– Был я в эти дни на 41-м километре Волоколамского шоссе, на открытии мемориала воинам-сибирякам. Только одно имя Жукова и звучало. Я не преуменьшаю его заслуг. Но где же Панфилов, где Белобородов, где Полосухин, Чанчибадзе, где танкисты Катукова, конники Доватора? Я всегда говорю об одном: разгром фашистов под Москвой – это героизм тысяч солдат и офицеров, всего народа, а ими руководили те, кому это поручено было Ставкой.
Первый бой 14-летний Рафаил принял 25 августа 1942 года под Котлубанью.
– Носил я воду на передовую, жара стояла страшная. Патроны подносил. Никто не знал, чей я сын. А в ночь на 1 октября дивизию перебросили в Сталинград, в район завода “Баррикады”, в самое пекло. Все простреливается, передовой нет. Пару раз царапнуло осколками – в левую руку и ногу. Штаб нашего 339-го полка находился в трубе, там же и перевязывали. На ходу. Наша дивизия входила в состав 62-й армии генерала Василия Ивановича Чуйкова. А генерал-фельдмаршала Паулюса брала в плен 64-я армия генерала Шумилова, входившая в состав Донского фронта, которым командовал отец.
Сам К.Рокоссовский ведать не ведал, где находится сын.
– Мать моя познакомилась с отцом в 1921 году. Через год она подала документы в Ленинградское театральное училище, и ее туда зачислили. А отец служил тогда в Забайкалье. И мать ему написала, что не хочет терять профессию. И они разошлись. Отца направили на курсы “Выстрел”. Тогда в учетных карточках делалась запись: “Несерьезное отношение к браку”. С такой на курсы не возьмут. Секретарем же парткомиссии у отца в бригаде был Симон Давидович Кремер. И он собрал парткомиссию, а утром выдал отцу чистую карточку.
И отец уехал в Ленинград уже с женой Юлией Петровной и дочерью Адой. Мать же училась на 2-м курсе, они давали концерты. И вот мать рассказывала, что выходит на сцену и видит в первом ряду отца с новой женой. Потом после спектакля познакомились, но мать и виду не подала.
Родители вели переписку, и в одном из писем отец сообщил матери, что его направляют на курсы в Москву. Было это в январе 1929 года. В том же году 20 октября родился мальчишка, которому и дали имя Рафаил…
– А мать так больше и не вышла замуж. Прожили мы с ней всю жизнь рядом. Отца перевели в 1936 году служить во Псков, это уже Ленинградский военный округ. Мы к нему на каникулы ездили. Отец вообще никогда не упускал нас из виду, помогал.
– Ваш отец – личность легендарная, герой, красавец-мужчина. И, конечно, о нем ходили легенды. О том, какой он был обаятельный, галантный, блистательный кавалер. Наверное, влюблялись в маршала женщины?
– Да, это так. У отца были близкие отношения на фронте с военврачом Т.К. Она писала уже после войны письма к прокурору, в Политбюро. Дескать, живет маршал со мной, а жениться не женится. Дошло такое письмо до Сталина. Тот наложил резолюцию: “У нас в русской армии был Багратион, а в советской – Рокоссовский”. Бумагу положили “под сукно”.
Но вернемся к жизненным путям-дорогам Рафаила Рокоссовского. Слушаешь его и диву даешься: другому человеку на целую жизнь хватило бы тех передряг, в которых оказывался он. Ну, например, в составе 4-го мехкорпуса Вольского он участвовал в жестоких боях в районе реки Мышкова. Это когда Манштейн пытался деблокировать окруженную сталинградскую группировку немцев.
– Думали мы уже, что хана, – откровенно признается генерал-майор. – Патронов нет, снаряды кончились. Еще бы немножко, и прорвался бы Манштейн, какие-то 35-40 километров оставалось ему пройти.
– Что же спасло дело?
– А только утром слышим мы сквозь дрему – шум, гам, крики. А там местность холмистая, и из-за холмов верблюды появляются, пушки тянут. Так я первый раз в жизни верблюдов-то и увидел. А вышло, что 2-й армии под командованием Родиона Яковлевича Малиновского вовремя не подали горючего, танки отстали, и генерал дал команду тащить пушки на верблюдах и вывел их на прямую наводку. Тут немцы и драпанули…
Был у Рокоссовского-младшего и примечательный диалог с Никитой Хрущевым. Скорее даже – монолог.
– Было это уже в 1957 году, я тогда в чине полковника пребывал. А в армии шло крупное сокращение. Я своими глазами видел, как люди плакали, – до выхода в отставку оставалось по 5-6 месяцев, а их буквально выкидывали. И я послал письмо Л.Брежневу, в котором прямо написал, что Хрущев не достоин быть первым секретарем ЦК КПСС и Председателем Совмина. А Леонида Ильича я знал, потому что дивизия, в которой я служил, помогала восстанавливать “Запорожсталь”. И у нашего начальника политотдела палатка рядом с брежневской стояла. Я между ними вроде бы как связной был…
И вот через пару месяцев вызывают меня к Хрущеву на аудиенцию. Ну и пошло-поехало, крыть начал меня, и Бога, и душу, и мать, конечно, вспомнил.
– А знал он, что вы сын маршала Рокоссовского?
– А в этом все и дело, – улыбнулся Рафаил Константинович. – Я с собой взял фотографию, на которой снят вместе с Хрущевым. Я ее вынул и говорю: “Посмотрите, товарищ генерал, вот вы за два дня до наступления были у нас в корпусе”. А на фото получилось так, что моя физиономия над Хрущевым, я на ступеньке крыльца стоял. “Вы, – продолжаю, – приезжали к нам в корпус с Еременко”. Никита руку ко мне – “Дай-ка”. Я ему в ответ: “Нет, это моя дорогая реликвия”. Тут он опять матюгнулся, а потом: “Вон отсюда!” Я и фуражку забыл в его приемной, вышел из Кремля и бегом в Военторг. Патруль остановил, одет я, мол, не по форме. Объяснил им ситуацию, пропуск в Кремль показал.
Вот после этого-то и намекнули Рафаилу Константиновичу, что надо из Москвы переехать. В должности его понизили, в звании тоже – до старшего лейтенанта. Так и оказался он в Киеве. А маршала-отца Никита Сергеевич тоже от дел отстранил. Когда Рокоссовский отказался писать что-то порочащее Сталина. Однако не без помощи отца (старые-то связи все равно были) закончил Рафаил Константинович курсы “Выстрел” в Солнечногорске, потом дважды проходил сборы.
– Дотянули меня до полковника. А потом был Чернобыль. Я целый год работал в группе академика Легасова. “За выполнение правительственного задания особой важности” мне было присвоено “воинское звание генерал-майора сухопутных войск с правом ношения военной формы и без права перехода на военную пенсию”.
Мечта Рокоссовского-младшего – создать музей отца в доме на улице Грановского или на даче в Тарасовке. Дачу эту, сруб, маршал купил и поставил сам. На него донос написали, вот, дескать, маршал строит имение, обуржуазился. Приехал Булганин с проверкой, госдачу предлагал, но отец от нее отказался.
– А в 1993 году дачу спалили, это когда уже неразбериха в стране началась. Видимо, с домом земля стоила дорого, кому-то надо было свой участок добыть подешевле. Но еще раньше дачу обворовывали. Я тогда был в Москве на соревнованиях в качестве главного тренера сборной Украины по пятиборью. Поехал на дачу. Там у отца была прекрасная библиотека. На полу валялись всякие бумаги, документы. И я кое-что взял себе – некоторые отцовские записки, мысли…
Эти самые мысли, размышления маршала его сын включил в книгу “В боях за освобождение Украины”, которая была издана издательством “Украина” в 2000 году. Там описаны действия всех фронтов, освобождавших Украину. Несколько подробнее изложена биография маршала.
Самое поразительное – маршалу, с именем которого связаны победы под Москвой, Сталинградом, Курском, в России не установлено ни одного памятника.
Николай ВУКОЛОВ.
(“Никитские ворота”).
