Табу на упоминание о знаменитых Тоцких учениях 1954 года в нашей стране существовало десятилетиями. Лишь недавно стало известно, что на них состоялось первое испытание советского ядерного оружия в условиях, максимально приближенных к боевым. Это означало, что последствия взрыва смертоносного оружия впервые после создания в Советском Союзе атомной бомбы были проверены на человеке. Полученные результаты до сих пор находятся под грифом “совершенно секретно”. Возможно, многие из них навсегда останутся для широкой общественности за семью печатями.

Сегодня мы рассказываем о некоторых подробностях Тоцких учений, автор этих заметок был непосредственным участником событий. Николай Пильщиков – уроженец Аксубаевского района, сейчас он живет в Нижнекамске и является ветераном подразделений особого риска.

1954 ГОД был последним годом моей службы в рядах Советской Армии. В ноябре нас должны были демобилизовать. Я и мои одногодки, командиры отделений, призванные в ноябре 1951 года и попавшие в отдельный учебный радиобатальон, который дислоцировался в Калуге, уже начинали готовиться к отъезду домой.

Ребята-новички в нашей воинской части находились одиннадцать месяцев. Им необходимо было научиться в совершенстве работать на радиостанциях типа РБ, РБМ, поддерживая эффективную связь между частями. Затем рядовым присваивали звание ефрейтора и распределяли их по воинским частям на территории всей страны. Иногда отличников боевой и политической подготовки, способных быть воспитателями новичков, оставляли в батальоне командирами отделений. Вот и я сам, проучившись первый год, остался обучать молодых.

Дан приказ

В июне 1954 года командир роты майор Маковский собрал командиров отделений и сообщил, что особым приказом округа нам поручено участвовать во всесоюзных учениях войск. В каких, где – не уточнялось.

В отделениях отобрали крепких ребят и начали готовиться к учениям. Взамен старых автоматов, винтовок Мосина, допотопных радиостанций нам выдали личное табельное оружие – модернизированные автоматы Калашникова, скорострельные десятизарядные автоматические винтовки и радиостанции Р-9. В то время они были заметным достижением техники: через подобные радиостанции мы без опасений могли поддержать связь открытым текстом. Осваивали это снаряжение ускоренными темпами.

Выданный арсенал был строго засекречен. Переносить оружие за пределами воинской части разрешалось только в чехлах. На стрельбищах собирали даже отстрелянные гильзы и сдавали их под счет старшине роты. Их утеря, не говоря уже об утере патронов, считалась происшествием чрезвычайным.

В начале августа нас переодели, переобули во все новое, выдали каски, противогазы, котелки, десятиместные армейские палатки и погрузили в эшелон. Хорошо помню, что в те годы армейские подразделения перевозились именно в товарных вагонах. На открытые платформы погрузили закрепленные за нами новые грузовые автомашины и походные кухни. Кроме отделений радистов, с нами ехали радиомастера, повара, шоферы и киномеханик со своим аппаратом.

Стояла золотая пора последнего месяца лета. В пути между посадками леса мелькали бесконечные поля со зрелыми хлебами, со стогами сена, деревушки по низинам рек и речушек, стада коров и овец. Ласково грело солнце… А наш состав, миновав и Москву, ехал куда-то без остановок. На восток…

Когда миновали Куйбышев (Самару), нам наконец-то сообщили о пункте назначения – мы ехали до оренбургской станции Тоцкая.

Степные приготовления

Весь конец лета на неизвестную нам до сих пор маленькую станцию шли и шли воинские эшелоны. Со всего бывшего Советского Союза собирались здесь воинские подразделения на учения всех родов войск, включая морские. Более сорока тысяч солдат, сержантов и офицеров прибыли в Тоцк.

Затем начался новый этап приготовлений – части перегружались на автомашины и колонной двигались на восток. Остановились за притоком Волги – рекой Самарой.

Место это – летние военные лагеря с екатерининских времен, разбитые на квадраты, огороженные живой изгородью посадок. Между ними – чистые песчаные земли. И поскольку каждая воинская часть размещалась на отдельной территории, лагерь растянулся на многие километры.

Мы тоже выгрузились, разметили места под палатки и начали оборудовать жилье. Под воображаемыми постелями оставили нетронутую землю, а между ними выкопали проходы глубиной до пятидесяти сантиметров. Места для “кроватей” огородили плетнями из лозы, чтобы не осыпался песок, настлали ветками, травой и на них положили привезенные с собой ватные матрацы и подушки. Постели готовы! Правда, ночью удобств мы не испытали – под нами отчаянно шебуршили ящерицы и мыши. Их в посадках было видимо-невидимо.

В тыльной стороне установили солдатские полевые кухни, умывальники, бочку с хлорированной водой. Перед едой этой водой мыли руки, а после еды – алюминиевые котелки, кружки и ложки. Воду привозили откуда-то на огромных машинах. Кормили неплохо, но однообразно: преобладали пшенная каша да макароны.

А вот развлекали солдат замечательно. Каждая воинская часть привезла с собой киноустановку. Киноленты получали на станции Тоцкая. Если в своей части фильм был неинтересный, солдаты бегали по соседним частям, искали, где демонстрируется интересная или новая картина… Летние ночи короткие. Темнело поздно. А экраны – белые полотна, укрепленные на двух столбах, – просвечивались насквозь. Поэтому начальные кадры смотреть было отвратительно. Компенсировали этот недостаток артисты – часто приезжали бригадами и предваряли просмотры. Мы были в восторге. А нужно ли, скажите, солдату больше?

Когда окончательно обустроились, на очередном политзанятии замполит батальона подполковник Лядов огорошил нас сообщением о том, что на предстоящих учениях будет применена атомная бомба. Мы не знали, радоваться нам или печалиться.

Вскоре выдали накидки из материала, напоминающего пропитанную керосином плотную бумагу, и плетенные из толстых синтетических ниток чулки выше колен, надеваемые поверх сапог. Они были зеленого или желтого цвета и пахли чем-то едким.

У всех участников учений взяли подписку о неразглашении военной тайны о предстоящих учениях в течение… аж 25 лет. Тут-то мы и задумались крепко. Значит, тщательно отобранные солдаты, сержанты и офицеры оказались “подопытными кроликами”?

А жизнь идет

Подготовка к учениям длилась весь август и половину сентября. Мы изучали секретные наставления по противоатомной защите, ежедневно выезжали в степь, располагались в песках, устанавливали связь друг с другом.

Ездили обычно на открытых грузовых автомашинах мимо бахчей с арбузами, дынями, которые охранялись вооруженными сторожами. Иногда, когда сторож был вдалеке, мы останавливались. Два-три человека, в основном командиры отделений, спрыгивали с машин, спешно искали зрелые арбузы и бросали их в машину. Если сторож приближался на опасное расстояние, то по сигналу солдата, стоявшего на кабине автомашины, они прыгали в кузов, и мы быстро уезжали.

Однажды сержант Дорожкин из Житомира задержался с арбузами. Солдат кричит:

– Товарищ сержант! Сторож бежит!

Дорожкин добежал до машины, бросил арбузы в кузов, уже закинул ногу, как прогремел выстрел… Отъехали, смотрим, наш Дорожкин схватился за бок и ноет. Подняли гимнастерку, майку, а там в теле величиной с орешек кусочек каменной соли. Долго не заживала у сержанта эта рана…

Бывало, всматриваешься вдаль – вроде чистое поле, а в нем тысячи орудий, минометов, бронетранспортеров, танков, автомашин и другой техники, зарытой в землю. Местами выделялись квадраты, обтянутые веревками с желтыми флажками. В этих квадратиках были спрятаны взрывные устройства, которые, как мы потом поняли, должны были имитировать атомные и другие подрывы.

То лето выдалось знойное и сухое. Жара доходила до 40-45 градусов. Наши гимнастерки пропитывались белым налетом соли, и, когда их снимали, они с треском рвались поперек плеча.

Иногда после полевых занятий строем ходили купаться на реку Самару. В такие дни проходили мимо железобетонного забора, за которым стояла дача Маршала Советского Союза Г.Жукова, построенная солдатами на время учений. Он в те годы был в опале и как раз командовал Южно-Уральским военным округом. Он же командовал и этими учениями.

Когда в первый раз мы пришли купаться, я как командир отделения первым “проверил” место купания. На реке местами были омуты. Над одним из них низко свисала толстая ветка старой ракиты. Я взобрался на нее, прыгнул в воду головой вниз и… ударился о песчаное дно макушкой!

Не помню, как выполз из воды и распластался на горячем песке. Голова кружилась так, что нельзя было открыть глаз, тошнило страшно… Долго лежал в таком положении. Потом с помощью солдат еле оделся, дошел до расположения части. Меня тут же на машине отвезли в госпиталь. Оказывается, я заработал сотрясение мозга с небольшим (слава Богу!) кровотечением. В итоге около двух недель пролежал в госпитале.

“Заварушка” начинается

Когда выписался, узнал, что мою часть определили на обслуживание радиосвязью посредников – высших офицерских чинов, управляющих ходом учений. Командирам подобных отделений выдали новенькие дозиметрические приборы. Каждый из них представлял собой металлический ящик небольших размеров. Сверху – ручка из ремешка и шкала со стрелкой. На дне – круглое отверстие диаметром до пяти сантиметров, которое закрывалось задвижкой. Для измерения радиационной обстановки на местности надо было открыть отверстие на дне и посмотреть на показания прибора. На отметке “50 рентген” была красная полоска. Нас предупредили, что, если стрелка перекрывала ее, солдат надо было выводить из зоны.

Ежедневно примерно около десяти часов высоко над нами пролетал самолет, сопровождаемый “МИГами”. Экипаж тренировался, сбрасывая бетонные болванки в намеченное место взрыва. Вокруг него были построены районы обороны, полевые и долговременные инженерные сооружения, военные и гражданские объекты. По концентрическим кругам вокруг эпицентра были выставлены боевая техника новейших образцов и различные животные – как в специальных инженерных сооружениях, так и на открытой местности.

Место для проведения учений организаторы выбрали удачное. Громадных размеров низменность окаймлена возвышенностями, как тарелка. В результате все поле учений было видно с возвышенности как на ладони. А перелески вида не портили, они, как и поля, пересекались аккуратными оврагами, балками.

На одной из возвышенностей (на восточной стороне “тарелки”) примерно в пятнадцати километрах от запланированного эпицентра взрыва была построена правительственная трибуна для наблюдения за учениями. Накануне ее выкрасили масляными красками в зеленый и белый цвета. На трибуне были установлены приборы наблюдения. Сбоку к ней от железнодорожной станции по глубоким пескам проложили асфальтированную дорогу. Никакие посторонние автомашины военная автоинспекция на эту дорогу не пускала.

Прилегающая местность была малонаселенная. Несмотря на это, из района учений все-таки выселили семь или восемь деревень. Для переселенцев военные строители соорудили в стороне, в безопасной местности, новые поселки из сборных финских домиков.

Участвующие в учениях войска разделили на две большие группировки: “восточные” и “западные”. По замыслу, “восточные” наступали, а “западные” оборонялись. Чтобы их различать, у “западных” капоты машин, тягачей, бронетранспортеров, башни танков были окрашены белыми полосками шириной до двадцати сантиметров.

В конце августа провели генеральную репетицию, но неожиданно из-за погодных условий день учений перенесли на более поздний срок.

“Судный день”

И вот наступил этот день – 14 сентября 1954 года.

Нас подняли по тревоге в четыре часа утра. Было ясное и тихое утро. На небосклоне – ни облачка. Нас на машинах доставили к подножию правительственной трибуны. Мы уселись поплотнее в овраге и сфотографировались. Командир взвода старший лейтенант Астахов распределил нас по посредникам, каждый из которых все время был на машинах “ГАЗ-69”.

Я с двумя солдатами своего отделения попал в машину посредника генерал-майора из Московского военного округа. Его машина стояла на обочине правительственной дороги. Генерал-майор подошел к машине, поздоровался с нами, предупредил, чтобы мы не только не “прилипали” к окнам, но даже не смели коситься в сторону дороги. И, еще раз сверкнув взглядом, ушел на правительственную трибуну.

Мы сидим, ждем дальше, затаив дыхание… Через некоторое время начали подъезжать правительственные автомашины – “ЗИМы”. Я сидел у окна со стороны дороги. Голову не поворачивал, но глазами все же косил в ту сторону.

И вот вижу: подъезжают машины, из салонов выходят высшие советские военачальники, министры обороны дружественных стран, ученые, военные атташе и другие лица. Говорили, что Игорь Курчатов был на этих учениях. Впрочем, это уже не удивляло… Все направлялись на правительственную трибуну.

На Тоцких учениях впервые отрабатывались сигналы атомной тревоги. Первый сигнал через громкоговорители правительственной трибуны прозвучал за 15 минут до атомного взрыва: “Лед тронулся!” За 10 минут до взрыва мы услышали второй сигнал: “Лед идет!”

Мы, как нас и инструктировали, выбежали из машин и бросились к заранее подготовленным укрытиям в овраге сбоку от трибуны. Улеглись на живот, головой – в сторону взрыва, как учили, с закрытыми глазами, подложив под голову ладони и открыв рот.

Прозвучал последний, третий, сигнал: “Молния!” Вдали раздался адский грохот. Было 9 часов 33 минуты – я специально взглянул на часы.

Как мы впоследствии узнали, бомбу сбросили с самолета Ту-4 с высоты восемь километров. Она взорвалась на высоте 350 метров над поверхностью земли. Мощность бомбы составляла 40 килотонн тротилового эквивалента.

Сразу же после прохода взрывной волны мы повскакали и бросились обратно к своим машинам. Заревели моторы, и несколько автомобилей разъехались врассыпную – по своим позициям.

Бывшее с утра ясным небо оказалось в каких-то грязных, рваных тучах местами фиолетового, местами гнетущего красноватого цвета. Началась артиллерийская подготовка, которая длилась примерно полчаса. Ее вели орудия и минометы разных калибров, “катюши”, самоходные артиллерийские установки, танки, закопанные в землю и сейчас так оголтело обнаружившие себя. Командир батальона рассказывал нам позднее, что плотность огня на километр площади была больше, чем при взятии Берлина…

А мы все еще добираемся до своей позиции. Спускаемся под гору. Въезжаем в одну из деревень, покинутую жителями. Домики все саманные. Кое-где догорают соломенные крыши, деревянные рамы окон, дверей. Зрелище не для слабонервных…

После артиллерийской подготовки на бреющем полете пошла авиация на штурм позиций “западных”. В прорыв двинулись танки, мотопехота. Вокруг гремят взрывы, местами – имитации атомных взрывов. Адским огнем горят деревья, трава. Кажется, дымится сама земля… Танки поднимают за собой тучи песчаной пыли, которая застилает вид на все, что происходит там, в низине.

Наша машина стоит на гладенькой возвышенности. Солнце скрылось в дыму и пыли. От запаха гари тяжело дышать. Есть противогазы, но разве на радиостанции можно работать в противогазах? В мою задачу, к примеру, входило обеспечение связи для генерала. Естественно, работаю без противогаза, глотаю клубящуюся ядовитую пыль.

Когда войска прошли через позиции нашего посредника, мы выбрались из автомобиля. В низине еще шли “бои”. На отдельных участках взрывались заранее заложенные заряды…

Агония

Я со своими товарищами присел отдохнуть на бугорке. Вдруг с левой стороны за оврагом прогремел страшной силы взрыв. Жаром опалило лицо. В воздух взлетел огненный шар с грибообразным облаком вокруг. Мы прижались к земле. Лежим, не дышим. Оказалось, совсем неподалеку от нас разошедшиеся не на шутку саперы взорвали “до кучи” заряд, имитирующий атомный взрыв. Генерал-майор рассказывает, как можно произвести подобный эффект. В глубокую яму закладывают бочки с мазутом и взрыватели. Бочки располагают по определенной форме так, что когда их взрывают, получается парообразное горящее ядро и грибообразное облако.

Мы, перебивая друг друга, тут же делимся впечатлениями, рассказываем, что видели и что чувствовали в эти секунды…

По оврагу спускается группа солдат. Недалеко от нас они скидывают с себя накидки, снимают зеленые, желтые чулки-сапоги, бросают их в кучу и поджигают.

Генерал-майор тут же приказал мне немедленно измерить дозиметрическим прибором уровень радиации у костра. Я подбежал, открыл заслонку на днище прибора, и… стрелка зашкалила. Я быстро вернулся и доложил об этом генералу.

– В машину! – скомандовал он, и мы отъехали с этого места, оказавшегося рядом с непосредственным эпицентром взрыва.

В 16 часов учениям дали отбой. Мы выполнили действия по дегазации, а потом и себя привели немного в порядок.

Затем командиров частей снова повезли на место взрыва и показали результаты измерений. В эпицентре на расстоянии примерно одного километра по радиусу земля напоминала шлак и некую чудовищно взбитую консистенцию. На этом участке ничего – ни живого, ни мертвого – не осталось.

По мере удаления от места взрыва картина немного менялась. Установленные для эксперимента танки, бронемашины, самолеты были оплавлены и вдавлены какой-то сатанинской силой в землю. Дальше по радиусу вся техника была разбросана, разбита, покорежена. Что могло сгореть – сгорело. Подопытные животные превратились в обугленные тушки.

* * *

В октябре 1954 года газета “Правда” сообщила, что в соответствии с планом научно-исследовательских работ в нашей стране проведено испытание одного из видов атомного оружия. Получены ценные результаты, которые помогут успешно решать задачи по защите от атомного нападения.

Естественно, после окончания Тоцких учений никто из их участников не был обследован на предмет радиоактивного заражения. А ведь даже подопытных кроликов в таких случаях исследуют до конца их жизни.

Иногда я задумываюсь: за что мы платили в Тоцке? Что же сделало наше поколение по сравнению с поколением отцов, отстоявших Родину от фашистского натиска? Оказывается, все-таки сделало! Атомные испытания – это кирпичики в фундамент великой страны.

А значит, мое поколение не зря прожило жизнь. Лично я успокаиваю себя только этой, почти священной для меня мыслью…

Николай ПИЛЬЩИКОВ.
Участник Тоцких учений.