Жителей небольшой бугульминской деревни Берлек нередко в их краях называют целинниками. Что стало тому причиной – не все знают, хотя за ответом нырять в глубину веков не надо. Дело в том, что основали Берлек в двадцатых годах крестьяне, переселенные из Лениногорского района в Бугульминский для освоения гулявших, не задействованных в производстве сельхозпродукции земель. Так что деревня эта, возникшая недалеко от границы с Оренбуржьем, имеет от роду меньше восьмидесяти лет и намного младше соседних поселений.

Однако вот что интересно: легенд разных связано с Берлеком уже поболе, чем с иными старинными селами.

Согласно одной из них стояла в этих местах очень давно, еще в допетровские времена, изба свободолюбивого человека, промышлявшего, чтобы прокормить семью, охотой и рыбной ловлею. И вот когда он однажды отправился в окрестный лес проверять капканы, напали на усадебку лихие разбойные люди. А разграбивши ее, погнались за пятью его дочерьми и женой. Совсем уж было догнали свирепые тати девушек-красавиц, но мать их ударилась с прощальным, отчаянным криком о землю, превратившись в озерцо, в топь непреодолимую, которая тех разбойников и поглотила. Обернулись красны девицы, узрели, что их матушка сотворила, и от горя превратились в яблоньки.

С тех пор нет переводу яблоням в долу, который поныне так и называется – Яблоневым. А другой дол, в котором мать девушек спасла их от поругания ценою своей жизни, окрещен Мокрым. Хотя и нет тут топи, но всегда, даже в сильную жару, здесь, непонятно почему, сыро.

В Мокрый дол деревенские ребятишки ходят только гурьбой, поскольку считается он местом нечистым, страшным даже для забредшего сюда взрослого человека. Действительно, оказавшись здесь, вскоре начинаешь помимо воли оглядываться на каждом шагу. Охватывает тебя какая-то жуть и хочется поскорее покинуть это мрачное место. Видать, бают здешние старики, дают о себе знать неприкаянные души неожиданно нашедших там свою смерть злодеев.

А Яблоневый дол стал извечным символом незаурядного плодородия земли вокруг Берлека. Его силу убедительно иллюстрируют, к примеру, старые развесистые ивы, выросшие… из палок, которыми когда-то отмечали межи между наделами переселенцев.

К слову, название, данное деревне, можно перевести с татарского как “Единство”. Что отнюдь не случайно, поскольку именно единой семьей, дружно взялись берлекцы обустраивать свое поселение, обихаживать доставшиеся им земли, о чем рассказывает и районная газета почти семидесятилетней давности.

Правда, в одном из тогдашних ее номеров я обнаружил заметку, резко критикующую здешний колхоз под названием “Берлек”. За то, что там слишком рано, не дожидаясь указаний районных специалистов, посеяли зерновые. При этом газета прозрачно намекнула, что в связи с таким вот нарушением агротехники последует неурожай, а, стало быть, сельхозартели придется держать по осени ответ.

Но по окончании уборочной страды в тот год берлекцы вместо показательной взбучки удостоились от местных властей сдержанной похвалы, поскольку оказались (в отличие от “послушных” хозяйств) с большим хлебом. Причем восприняли это как должное. Ведь, во-первых, знали весной, что делали, а, во-вторых, было у колхоза тайное оружие – собственный “термометр”, который лучше всяких приборов определял, когда самая пора начинать посевную.

Служил таким вот безошибочным “градусником” совсем старенький дед. Весной, после того, как сходил с полей снег, выбирался этот дедок в сопровождении бригадиров за околицу, спускал с себя портки и садился ничем не прикрытым местом прямо на голую землю, чутко прислушиваясь к ощущениям своего организма. А через минуту-другую сообщал молчаливо следившим за ним односельчанам, готова ли, достаточно ли прогрелась почва, чтобы приступить к севу, или с ним надобно погодить…

Однако еще сильнее, чем такому оригинальному способу определения сроков весенних агромероприятий, дивились в соседних деревнях тому, что несколько лет после коллективизации выращивали берлекцы высокие урожаи по существу… вручную. Они отказывались брать технику для проведения полевых работ. Ведь потом за нее надо было расплачиваться изрядным количеством сельхозпродукции, а отдавать ее было жалко. Вот они и полагались долгое время лишь на свою и на лошадиную силушку.

Есть в истории хозяйства и другие факты, когда берлекцы проявили присущую им расчетливость. Скажем, в те годы, когда понемногу стали сокращать посевы колосовых, одновременно увеличивая площади овощных плантаций. Руководила берлекцами при этом чисто крестьянская сметливость. Они быстро прикинули что выгоднее выращивать, ежели планы по поставкам хлеба государству есть, и весьма напряженные, а по поставкам овощей их нет. Овощей на трудодни доставалось несравнимо больше, чем зерна. Бывало, вспоминают старожилы деревни, к концу уборки урожая у подворий колхозников по пятьдесят с лишком центнеров капусты, сахарной свеклы, иных корнеплодов вываливалось. Было и что на зиму заготовить для пропитания семей, и что продать, получив живую копейку.

Если добавить, что Берлек славился еще и своими плотниками, кузнецами, особо уважаемыми на селе спецами, не только умеющим рыть колодцы, но знающими, где это делать, то понятно, благодаря чему сформированное там коллективное хозяйство быстро окрепло, обзавелось школой, медпунктом, магазином, детскими яслями. Сейчас-то социально-бытовых объектов в деревне стало меньше. Потому, что заметно обезлюдела она и живут теперь в Берлеке, почитай, одни пенсионеры.

Когда-то основатели деревни умели выращивать довольно редкие в здешних краях арбузы и дыни не хуже, чем на южных плантациях. Нынче же бахчевые в Берлеке, даже при самых благоприятных погодных условиях, ну никак не хотят расти большими да вкусными, а на части огородов вообще не приживаются. Кое-кто из стариков считает, что неспроста это, что, мол, осерчала их земля на молодых берлекцев, которые покинули ее, разъехавшись по городам. Однако прошедшим летом на одной из “фазенд” пошла вдруг раздаваться в объеме дынька, выращиваемая городским парнишкой, почувствовавшим тягу к деревенской жизни. Может, это добрый для Берлека знак?