Именно это значилось в плане мероприятий Дома отдыха журналистов. Теперь представьте картинку: весь долгий знойный августовский день главный редактор всесоюзного центрального издания, обливаясь потом, таскает тяжелые корзины, грузит их на тракторный прицеп. Потом, снова отдуваясь и покряхтывая, принимается заполнять корзину плодами болгарской земли.

Анекдот, скажете? А вот и нет!

Рассудили так: почему не прогуляться в колхоз? Во-первых, прекрасная возможность постичь жизнь братской страны в ее нижних слоях, у истоков, где создается благосостояние всего народа.

Во-вторых, нас пригласили убирать не картошку, а виноград. Поехали все. Или почти все. Тамару Макарову, например, в тот день забрали к себе местные кинематографисты. Семен Нариньяни остался в доме отдыха, потому что передвигался на двух клюшках. Среднеазиатские пары не поехали в колхоз, видать, из-за осознания феодально-байской значимости собственных персон. Остальных на автобусе – подарке СССР Дому отдыха журналистов – привезли прямо на виноградники. Большинство облачилось в рабочую одежду. Иные разделись, но остались в пляжном.

– Ну что ж, братцы, – сказал редактор “Труда” Чугунов, старейший среди нас по возрасту, – начнем, помолясь. Да не посрамим же землю русскую! Покажем: не только пером, но и ножом орудовать умеем.

Цель была обозначена высокая. Желание сделать приятное братьям-болгарам – большое. Потребность поразмять суставы и мышцы, застоявшиеся на отдыхе, – велика. И мы выкладывались на совесть. Разохотились и работали допоздна, сделав небольшой перерыв лишь для приема сухого пайка, которым нас снабдили в доме отдыха.

Впрочем, хоть паек был сухой, однако обед получился неплохой, если еще принять во внимание и то, что все время работы мы не переставали потреблять сочный виноград. Я, например, съел, наверное, не менее пяти килограммов. Во всяком случае, когда старый виноградарь-болгарин ближе к вечеру предложил нам отведать плоды с его личного участка, я ответил ему не только из вежливости:

– Спасибо, отец, мы уже сыты.

– Нет, вы отведайте, понравится, – настаивал старик. – У меня гамбургский мускатный.

Вино мускатное пить мне доводилось, а есть такой виноград – нет. Так что любопытство оказалось сильнее, и я угостился опять на славу.

Потом привезли нас в село, прямо к винзаводу колхоза на экскурсию. Предстояло ознакомиться с процессом виноделия, со всем циклом производства. На одном конце его (под приемным бункером) специальный механизм еще отбивал ягоды из гроздьев, собранных нашей группой, а на другом – (после многомесячной обработки, брожения сока и его отстоя) выдавал готовую продукцию разливочный конвейер. За пределами цеха, на воле, в железобетонных чанах бродили виноградные выжимки – “доходила” ракия, виноградная водка.

В конце технологической цепи к нам подошла лаборантка с образцом готового продукта в графинчике и с рюмочкой. С видом истинных святош мы чуть-чуть пригубляли сгусток солнечной ягоды и осушали рюмку лишь при активном понукании доброй крестьянки. (Позднее, на званом ужине, мы еще покажем, какие мы святоши!)

Пока мы жеманились, быстро стало темнеть. Позвали на ужин, и мы подались в колхозный клуб. Во всю длину зала уже были накрыты столы, персон на сто. На четверых – по бутылке коньяка, сухого, мускатного и еще там каких-то вин.

И стало понятно, что нас пригласили не столько на работу, сколько в гости по случаю надвигающегося праздника очередной годовщины установления народной власти. Похоже, сделано это было и с ведома нашего посольства. Официальное, немного казенное начало – речи, тосты, поздравления. А после второй рюмки пошло простое, шумное человеческое общение.

Нас искренне поблагодарили за помощь и честно признались, что от звезд советской журналистики не ждали такой прыти – мы собрали более 60 тонн винограда! Приглашенные накануне поляки, например, ограничились тем, что весь день паслись на плантации и не “выдали на-гора” почти никакой продукции.

От такой похвалы хозяев нас поневоле понесло: да-а, мы и работать, и гулять умеем! Куда подевалась показная благовоспитанность, которую еще недавно мы демонстрировали перед заводской лаборанткой!

Со стола убирались пустые, ставились вновь полные бутылки, тарелки с яствами сменялись другими. Нас потянуло на песни за столом и на национальные хороводные танцы во дворе.

Вояж в Софию

Срок путевки истекал. Но надвигались сентябрьские праздники. В Болгарии это было то же, что у нас октябрьские празднования, по случаю образования социалистического государства. И Союз журналистов Болгарии пригласил нас (из-за того, что было много редакторов центральных изданий) посетить Софию. Я радовался, что мне так повезло с заездом. Вот что значит опоздать на свой срок путевки! Варна – на восточной, София – почти на западной окраине государства. Вечером сели в поезд и только утром проснулись в столице.

Как только высадились, попали под плотную опеку Веры Моховой, экскурсовода “Балкантуриста” по Софии. Она была великолепна, наш экскурсовод: не только показывала и рассказывала о достопримечательностях, но умела еще при случае и ввернуть анекдот. Например, о мраморных львах – почему в их раскрытой пасти не оказалось языка.

– Вера, откуда вы так хорошо знаете русский? – спросил ее кто-то. – Вы что, тоже наша?

– Да как вам сказать, – замялась она. – Родилась и окончила школу я в Англии. Отец – француз, мама моя – русская. Живу, как видите, в Болгарии. Неудивительно, что четырьмя языками владею в совершенстве.

Мы были посрамлены. Даже большинство из наших бонз от журналистики обходились одним – великим и могучим. Надо было срочно спасать авторитет нашей газетной и прочей элиты. Во мне еще сидел бес, вселившийся на вечеринке по случаю прощания с Варной. И я решил взвалить на себя миссию спасителя. Захотелось, признаться, произвести еще и впечатление на Веру. И заявил скромно:

– И я, представьте, владею четырьмя языками: русским, татарским, немецким и чувашским. Последний, знаете ли, язык древних болгар – для тюркских народов то же, что и латынь для романских…

Тут уж я не рисковал ничем. Немецкий Вера, по всей видимости, не знала, а на чувашском я умел считать – перре, викке, висьсе, тватты – аж до десяти. Да наш экскурсовод вообще вряд ли слышала о существовании такого народа!

Честь элиты была спасена. Мне за это полагалась медаль. Но я, скромный, требовать ее не стал. Поездка в Софию за счет авторитета наших светил от журналистики – уже достаточная компенсация…

Зато как Вера после этого меня зауважала! Как к полиглоту, как к равному прониклась большим доверием и всю дорогу потом держалась рядом.

Были мы в Доме-музее Георгия Димитрова, посетили его мавзолей. Верная своему стилю, Вера при этом рассказала такой случай.

Выступая на одном из митингов вскоре после прихода к власти, Г.Димитров ставил задачи перед обществом:

– Из восьмимиллионной Болгарии как можно быстрей надо сделать десятимиллионную…

– Георгий, – перебил его стоявший рядом Александр Стамболийский, председатель партии Земледельческий Союз, – зачем мы этим будем заниматься? Поручим комсомолу. Молодежь лучше справится!..

…Из города нас повезли на гору Витошу, которую софийцы называют “легкими” столицы. Название это она, видать, и впрямь оправдывала: на своем хребте растила хвойные леса. Те снабжали город чистым воздухом – поистине нектаром.

Попрыгав по валунам морены, “стекающей” с вершин (на деле застывшей со времен последнего катаклизма), надышавшись хвойным настоем, мы вернулись в город, завернули в знаменитый Софийский собор. Украдкой от болтливых женщин (я же коммунист!) приобрел крестик. Но разве что скроешь от них!

– Сувенир матери, – извиняюще объяснял я. – Купил ей.

Но женщины – вот не ожидал – осуждать не стали. Наоборот, даже похвалили:

– Правильно сделал. Софийский собор – святыня всех христиан. И греха в том, что с крестиком вернешься – никакого.

Святыня святыней, но мы еще не завтракали. Время приближалось к обеду, а Вера явно тянула к какому-то определенному часу, заводя нас то туда, то сюда. Наконец, заглянули в универмаг – надо же было потратить наши левы! Я облюбовал голубой, с белой окаемкой по краям свитер из чистой шерсти. Прикинул, не надевая, – на меня связан. Вздохнул и вернул. Не хватало левов. Но вздох был замечен. Несмотря на мой протест, правда, не очень решительный, экскурсовод Вера доплатила недостающую сумму и вручила мне сверток.

Прошло столько лет и зим! Но при работе в саду до сих пор надеваю тот болгарский свитер, хоть от него и мало что осталось…

У небольшого коттеджа, видимо, специально предназначенного для правительственных приемов, мы распрощались с нашим экскурсоводом. На прощание Вера поцеловала меня в щеку. За полиглотство, надо полагать…

В колхозе на ужине мы показали, на что способны. Поэтому сотрудники нашего посольства, уже, очевидно, прознав про то, нас заранее предупредили: вести себя следует прилично.

В зале, куда нас завели, на каждые четыре персоны были накрыты столы. На каждом – по три бутылки разных напитков, минералка, фрукты, очищенные орехи и никаких закусок! По сервировке стола мы поняли: пьянки не будет, обеда – тоже.

По случаю национального праздника Болгарии подняли бокалы, пригубили, разгрызли по парочке орехов. Были поздравления, тосты с той и другой стороны. Еще глоток, еще орешек. Наконец, Цолка Драгойчева, секретарь ЦК Болгарской компартии по идеологии, каждому с автографом преподнесла хорошо проиллюстированную книгу “Болгария”, и мы со вздохом облегчения покинули коттедж.

Избавившись от гостеприимства официальных властей, попали в руки братьев по ремеслу – ребят из Союза журналистов Болгарии. Без всяких лишних церемоний те привезли нас в свой банкетный зал. Не стану описывать угощения, только скажу: столы были накрыты так, как накрывают их для самых желанных гостей, да еще в канун великого праздника. На них было все, что родит благодатная земля Болгарии, а дары ее обильны и разнообразны.

Достопримечательности Софии, партийно-правительственный прием, это, конечно, было увлекательно, но время шло – перевалило уже за четыре часа пополудни. Поэтому после первого тоста и первой рюмки надолго наступила тишина – в смысле речей и тостов. Слышался только звон вилок и тарелок. Словно все спешили насытиться на дальнюю дорогу.

А потом… Не забудем, кто сидел за столами. У каждого, оказывается, накопилось в душе столько чувств к братьям-болгарам, а у тех – к братьям-россиянам, что казалось уже непонятным: как чувства эти до сих пор сдерживались? За каждым, вырвавшимся из глубины души тостом следовала рюмка, после которой, как на дрожжах, поднимались и росли все новые и новые тосты. Уже шло, можно сказать, некое соревнование.

В общем, мы так увлеклись, что на пару часов из-за нас задержали состав, к которому был прицеплен наш вагон. А дальше события развивались по принципу домино: наш софийский поезд опоздал на два часа с прибытием на болгаро-румынскую границу, поезд с румынской границы в Бухарест – с таким же, естественно, интервалом. А поезд, который должен был доставить нас на станцию Чоп (это уже румынско-советская граница), ушел в родное Отечество, не дожидаясь нашего прибытия.

За все приходится расплачиваться.

Нежданные гости

После прекрасно проведенного вечера, дружеского, непринужденного застолья наутро мы оказались в не очень веселом положении. Следующий поезд из Бухареста в Чоп ожидался только через двое суток. Такая стоянка здесь организаторами нашего отдыха не была предусмотрена. Иными словами, в столице Румынии мы засели без единой лиры на всю компанию. Предстояло решать: как нам достойно прожить это время? Да хотя бы просто не голодать.

– Пойдем-ка, Саша, на вокзал, – сказал мне Вячеслав Чернышов, с которым я успел подружиться на отдыхе, и домой в Союз ехал в одном купе с ним, его женой Брониславой и их семилетней Люсенькой. – Пойдем и попытаемся разыскать в этом городе хотя бы одного знакомого…

Вячеслав Иванович в свое время редактировал в Праге международный журнал “Проблемы мира и социализма”, имел связи со всеми секретарями ЦК братских партий социалистического лагеря. Он в совершенстве владел испанским языком, следовательно, мог изъясняться на любом романском. При мне Чернышов “выловил” из блокнота нужный номер телефона и позвонил с автомата секретарю ЦК Румынской рабочей партии, как я понял, по идеологическим вопросам. Сказал примерно следующее: “Волей случая мы на двое суток оказались в вашей стране. Не будете ли столь любезны показать нам вашу столицу?” И ни слова, разумеется, о деньгах, еде.

С трудом переступая через охапки казанлыкских роз и ящиков с вином, презентованных болгарскими друзьями из Союза журналистов и оставленных в вагоне, мы вернулись в свое купе. Минут через тридцать к поезду подъехал лимузин. Чернышов и приезжий поздоровались как старые знакомые, потолковали. А еще минут через двадцать нас забрал вместительный автобус.

И все завертелось по уже известному сценарию: знакомство с достопримечательностями города, новыми жилыми кварталами с современными высотными домами, цыганскими закоулками с их ужасной нищетой и шустрой ребятней, выклянчивающей значки, монеты, карандаши – да что угодно. Из всего увиденного в Бухаресте именно впечатления от нищеты, соседствующей с сытостью, оказались наиболее глубокими и цепкими.

Пока нас возили по городу, в местном Союзе журналистов – в банкетном зале, отделанном черным дубом, – накрывали столы. За обедом – снова приветствия, заверения в дружбе и тосты. Появилась, наконец, традиционная румынская мамалыга, что означало: пора и честь знать, гости дорогие!

Румынские коллеги были гостеприимны. Поэтому мы не обиделись, что после ужина нас привезли снова на вокзал, вагон наш прицепили к ближайшему по времени поезду и … отправили знакомиться с достопримечательностью Ясс – древней столицы Валахии. Там нас “угощали” музейными экспонатами, осмотром здания оперного театра, развалин какой-то крепости и снова доставили… на вокзал.

Похоже, мы еще в Бухаресте до дна исчерпали бюджет Румынского союза журналистов. И теперь, после трехдневного загула, предстояло малость попоститься. Делать это время от времени даже полезно – располагает к философским размышлениям.

Да-а, Румыния страна небогатая. Это видно и из окон движущегося поезда. Вот двуколка с огромными средневековыми колесами. На ней – в жару! – крестьянин в овчинной безрукавке и бараньей папахе. А на вокзальной площади столицы – “таксист” на сивой кобыле с тарантасом. У нас даже в провинциальной Бугульме к приходу поезда на вокзальной площади худо-бедно, а бывает пара десятков легковых машин и автобусов.

Румыния дольше всех – даже дольше самой Германии, втянувшей ее в войну, – расплачивалась с нами за нанесенный во Вторую мировую войну урон, и это не прибавило благосостояния ее народу. А слабую страну топчет каждый сильный – то Германия, то СССР… Из этого следует: нельзя, непозволительно, господа, уподобляться такой стране! Королей, царей, президентов, ввергающих страну в такое состояние, надо бы – хоть я и не кровожадный – как минимум засадить за решетку: не можешь достойно служить своему народу – не лезь в правители. А самое подходящее наказание для таких – работа на урановых рудниках, чтобы потомства не оставалось…

* * *

Пограничный Чоп. По телеграфу – депеша в родную, спасительную Казань: “Шлите Москву главпочтамт триста тчк Малов тчк”.

…Когда в Казани уже в редакции я излагал свои “непутевые” впечатления, коллеги слушали меня с живейшим интересом. Как-никак, а я был в Международном доме отдыха журналистов первой ласточкой из Татарии.

Только Валя Гудкова, заведовавшая отделом культуры, задетая, видимо, тем, что о ее кумирах – коллегах из центральной печати – повествую запросто, сочла, что я их то ли приземляю до своего, то ли себя возвышаю до их уровня. И заметила ревниво, с укоризной:

– Ой, Саша, не лопни от скромности!

Клянусь: ничего я не присочинил лишнего. А “звезды” на отдыхе, как голые в бане, все – только люди. И ничто человеческое им не чуждо.

Александр МАЛОВ.