Кёпеник, самый восточный район бывшего Восточного Берлина. Здесь в баре гостиницы “Marriott” – роскошного суперотеля на живописном берегу Шпрее мне назначил встречу человек, чье имя для пацанов 60-70-х годов звучало как символ мужества, добра и справедливости. Фильмами с его участием, по собственному признанию, засматривался сам Петр Тодоровский. У одних он остался в памяти Сыном Большой Медведицы или Чингачгуком, у других – Оцеолой или Текумзе. Для меня легендарный Гойко Митич на всю жизнь остался Зорким Соколом.
* * *
В те годы с наступлением теплых дней лесопосадки и лужайки вдоль многих рек Восточной Европы становились “индейскими лесами” и “прериями”, из магазинов исчезали корд и бахрома, редели ивовые кусты, а синяки и царапины на мальчишечьих локтях и коленках были предметом особой гордости – это были следы от стрел и дротиков. Школяры по десять раз ходили на каждый фильм про индейцев, а в играх буквально “выбивали” себе право быть “вождем краснокожих”.
…Сидя в удобном салоне бесшумно катящей через весь Берлин электрички, я размышлял о предстоящей встрече. Для того чтобы встретиться с кумиром детства, я в течение трех месяцев безрезультатно перелопатил все телефонные справочники, обзвонил массу учреждений – “главный индеец Европы” был “неуловим”.
Но все же удача мне улыбнулась: одна хорошая знакомая, устроившись работать на киностудию Бабельсберг, в один прекрасный день лицом к лицу столкнулась с легендарным актером, и в последний день пребывания в Германии я поехал в бывший пригород, боясь не узнать кумира детства.
Зоркий Сокол, как и подобает настоящему индейцу, появился внезапно, но не узнать я его не мог. Митич, который с 1967 года живет в Берлине, почти не изменился: те же мужественные скулы, проницательный взгляд с лукавинкой, крепкий торс. Рукопожатие стальное, походка мягкая, но уверенная. Проседь в густых волосах и морщины на лбу ненавязчиво напоминают о возрасте.
– Сколько вам лет?
– Я уже член клуба 60-летних, – смеется Митич, заказывает кофе, мягко останавливает мою руку с бумажником: – Вы – мой гость…
– Расскажите о себе: как появился киноактер Гойко Митич?
– Я родился 13 июня 1940 года в бывшей Югославии, в местечке Лесковец. Семья у нас была небольшая: мама, папа, бабушка, дедушка, я и мой брат Драган. Брат, в отличие от меня, выбрал приличную профессию, он – юрист.
– А какой “неприличной профессии” учились вы?
– Я был заядлым спортсменом, еще мальчишкой твердо решил, что стану учителем физкультуры. После окончания гимназии поступил в Белградский физкультурный институт, но учителем так и не стал. В Югославии в то время снимали много кинокартин, открывалось несметное количество совместных производств. Некоторые студенты-спортсмены, в том числе и я, подрабатывали на съемках. В основном это была массовка, но не обычная. Я снимался в сценах, где требовались навыки верховой езды, выполнение сложных и опасных трюков. А во время съемок одного английского фильма режиссер – это был Конуэл Уайльд – заметил, что я очень похож на главного героя, роль которого, собственно говоря, он сам и играл. Вскоре меня утвердили на должность его дублера. Мне тогда исполнилось 22 года.
– Фильм был про индейцев?
– Нет, события киноленты разворачивались в средневековье. Каждый день я надевал на себя тяжеленные доспехи, в одну руку брал огромную пику, в другую – щит, да еще двумя пальцами удерживал за поводья лошадь. Суть трюка заключалась в том, что за мной неслось еще около двухсот всадников, я падал, а они проносились мимо меня, надо мной.
– Короче говоря, форменное самоубийство…
– Вы можете не поверить, но за всю жизнь я не получил ни одной серьезной травмы. В десятках дублей сотен самых невероятных трюков у меня не было ни переломов, ни вывихов.
– Кстати, не поделитесь секретом молодости 60-летнего мужчины?
– Все очень просто. Я редко пью, и только хорошие вина. Не курю, зато каждый день занимаюсь спортом. Мужчина должен следить за собой. Живот в любом возрасте – признак распущенности.
…Итак, это был мой первый опыт работы в большом кино. И – первый успех. Специалисты тогда сказали: “Парень! У тебя все получилось здорово!” Вскоре была еще одна работа, потом еще, и в один прекрасный день я понял, что выбор жизненного пути сделан.
– Но все же вы были не актером.
– Недолго… В спортзал нашего института приходил один профессор, преподаватель театрального искусства. Ему нужно было держать себя в форме. А мне были нужны его знания. Я стал получать частные уроки.
– Герр Митич, вы помните свою первую актерскую работу?
– Конечно. Это был итальянский фильм. Синьор Де ля Нотте – маленькая роль почти без текста, венецианские катакомбы, звон шпаг, темные закоулки…
– Ну, а первая большая роль – все же образ индейца?
– Была такая серия западногерманских фильмов про Виннету. В первом из них роль была невелика, в “Винетту-2” – побольше, а в третьей ленте – “Среди коршунов” – я уже снимался в одной из центральных ролей. С премьерами мы объездили добрую половину ФРГ, и везде меня хорошо принимали…
Затем был совместный проект студии “ДЕФА” из ГДР, югославских кинематографистов и чешского режиссера Йозефа Маха. 1965 год. “Сыновья Большой Медведицы” – моя первая главная роль и мое первое знакомство с ГДР. Помню, сценарий здорово запал мне в душу: я буквально проглотил его за одну ночь! Все в нем отличалось от фильмов Джона Вейна, которые я смотрел в детстве, от тех, в которых снимался раньше. Впервые индейская нация не была представлена эдакой дикой ордой, разорявшей поселенцев варварскими набегами. На экранах появились мужественные, стойкие люди, сражавшиеся за свою независимость. И ведь это, вообще говоря, было исторической правдой.
Помню, мне было легко общаться с чешским режиссером: выручали мой родной язык и русский, который я учил в школе как обязательный предмет.
Фильм с огромным успехом прошел по многим странам. Вместе с ним ко мне пришла известность, за мной закрепилось амплуа, а индейская тематика стала популярной. Вскоре два немецких режиссера один за другим снимают целых двенадцать фильмов на индейскую тему. 1966 год – “Чингачгук” Конрада Петцольда. 1967 год – “След Сокола” Готтфрида Кольвитца, потом – его же “Апачи”, и вновь Петцольд с “Белыми волками” и “Оцеолой”…
– Я слышал, что все эти фильмы снимались в рекордно короткие сроки, и многие из них в СССР…
– На съемку одной ленты уходило не более 60 дней. Искали натуру, похожую на ландшафты Северной Америки, Мексики. Потому и снимали у вас: на Кавказе, в Крыму, а чаще всего в Узбекистане. Забавная история произошла неподалеку от Самарканда, во время съемок “Апачей”. Нам нужна была скачущая на лошадях массовка, и мы обратились за помощью в соседний кишлак. Желающих нашлось много, но… Боже, каких усилий нам стоило уговорить “апачей” из колхоза “Навои” раздеться по пояс, а потом угомонить их: они так хохотали друг над другом!..
– А с вами “комедии” случались?
– В начале моей карьеры был один очень смешной случай. Ох уж мне эта немецкая грамматика!.. Язык я тогда знал уже неплохо, но, как все иностранцы, путался в глагольных формах. В одном эпизоде я должен был сказать одну фразу, что-то типа “Обоз бледнолицых мы обстреляли!”… А глагол “schiessen”, как известно, в прошедшем времени чертовски путается с “scheissen”. Короче говоря, сцена вышла следующая. Мотор, хлопушка, доблестный воин в боевом оперении на полном скаку останавливает коня и, уже в крупном плане, с грозным выражением лица докладывает вождю: “Обоз бледнолицых мы обоср…!” Вся съемочная группа от смеха просто рухнула на землю.
– Вернемся в вашу юность. Каким видом спорта вы занимались?
– Легкой атлетикой, гандболом, футболом, гимнастикой, да почти всеми. Ведь я хотел стать учителем физкультуры, который должен все уметь. Я не был профи и не участвовал в чемпионатах, хотя из меня мог получиться неплохой копьеметатель.
– Я в юности выписывал “Junge Welt” и помню снимок на первой странице: Гойко Митич в гимнастическом трико выполняет упражнение на кольцах…
– Это кадр из телефильма “Вторая любовь – общественник”. Он имел идеологическую подоплеку, призывая молодежь к занятиям спортом и преумножению спортивной славы ГДР. Многие тогда занимались с детьми на общественных началах, и я играл роль такого вот тренера-общественника. С телевидением ГДР меня связывали и так называемые “спортивные часы” – серии передач для детворы. Вообще в кино и на телевидении было много работ, в которых я – не только индеец. В телефильме “Любовь и королева” по роману Гюго “Мария Стюарт” я играл роль любовника королевы. Был Спартаком, д’Артаньяном, Робин Гудом. Недавно снялся в телефильме на ZDF, в роли одного мексиканца.
– Сколько всего работ за плечами Гойко Митича? С кем из актеров вам особенно нравилось работать вместе?
– Я снялся более чем в сорока фильмах, а работать мне со всеми легко. У нас всегда была одна команда, одна общая цель. Никаких склок и интриг… По-настоящему дружеские отношения связывали меня с Рольфом Хоппе – моим партнером и вечным “бледнолицым врагом” в индейских фильмах. Бедный Рольф…
– ?!
– Ему доставалось не только на съемках. Дело в том, что врагов Зоркого Сокола ненавидели так же сильно, как любили его самого. Рольфа же зрители и вне экрана воспринимали буквально, отождествляя с образами злодеев, которые он великолепно создавал в кино. Он не раз жаловался, что его дочка в школе изо дня в день в слезах доказывает одноклассникам, что ее папа – добрый и хороший и что на самом деле он – друг Зоркого Сокола.
– Вы женаты?
– Пока еще нет. И ни разу не был. Я – не одинок, но бумажка и штамп для меня не так важны, как просто крепкий союз мужчины и женщины.
– Как вам объединение Германии? Ведь есть проблемы…
– Что бы там ни говорили, это – прекрасно. В канун 10-летия многие люди искусства откликнулись на это событие. Я, например, с авторской программой ездил по разным городам страны. А что творилось в Дрездене, где проходили главные торжества! Тысячи людей на улицах и площадях, шум, смех… Падение Берлинской Стены – величайшее событие в истории Европы. Конечно, ее руины в сознании людей – и Востока, и Запада – еще долго будут мешать истинному единению, потребуется немало времени для преодоления останков этой стены, необходимо найти в себе мужество многое внутри себя начать с нуля…
– Как вы, например?..
– После падения Стены многие восточные немцы остались не у дел, актеры тоже – ведь не все были известны западным кинопродюсерам. Мне в этом отношении, может быть, повезло больше других. И что самое интересное – мое второе рождение как актера состоялось на студии Бабельсберг (бывшей ДЕФА) в павильоне имени Марлен Дитрих, том самом, где я впервые пробовался на роль в фильме “Сыновья Большой Медведицы”… Сегодня меня уже регулярно приглашают сниматься в кино, на телевидении, играть на сцене. Ну и, конечно, каждое лето – знаменитый фестиваль Карла Мая в Бад-Загеберге. Нынешний спектакль под открытым небом, поставленный по роману Мая “Нефтяной принц”, в общей сложности посмотрели более семи тысяч зрителей. В роли “бледнолицого” злодея, мошенника и убийцы выступал Мэтью Карье. А я уже в девятый раз был вождем индейцев. Великолепие этих спектаклей не только в зрелищных массовых сценах, но и в возможности задействовать животных: лошадей, собак, хищных птиц…
– Давно хотел узнать: встречались ли вы с настоящими индейцами и смотрели ли они фильмы с вашим участием?
– Да, но это стало возможным лишь после объединения. Один американский журналист заинтересовался моими фильмами, потом показал их в резервациях. Мы познакомились, и в один прекрасный момент я оказался в гостях у настоящих индейцев, соблюдающих, кстати, свои древние традиции. Они приняли Зоркого Сокола. Я чувствовал себя счастливым человеком, когда наш вертолет встретили боем барабанов и песнями. Индейцы все удивлялись, как бледнолицый европеец создал такие правдивые образы их предков. А самое главное – меня приняли в племя. Вождь так и сказал: “Ты – наш брат!” Так что теперь я – настоящий индеец. По имени Волк.
– Но почему Волк?
– В один из вечеров возле костра старый вождь попросил меня закрыть глаза, сосредоточиться и представить себе, что я – животное. При этом нельзя было диктовать своему подсознанию образ, все должно было произойти само собой. Я увидел себя волком. После того, как я рассказал об этом вождю, он дал мне это имя.
– Войска Бундесвера участвовали в военной кампании в Югославии…
– Эта тема не только сложна… Она причиняет мне боль – во время одной из натовских бомбардировок погибла моя мама… Нет, у меня нет злости на солдат и офицеров. Я ненавижу политиков, которые играют нашими судьбами, которые за Бога решают, кому – жить, а кому – умереть.
– Ваши пожелания читателям нашей газеты в новом году и в новом веке?
– Мира, счастья и крепкого здоровья!Андрей Кобяков.
Берлин – Казань.
Автор выражает искреннюю благодарность за помощь в организации интервью г-же Кирстен Айхлер.
Создание интервью стало возможным благодаря участию нашего специального корреспондента в программе для журналистов из России, инициированной Журналистским колледжем института публицистики и коммуникационных наук Свободного университета Берлина – “JaR”.
