Душный августовский вечер 1954 года опустился на город. Вокзал, расположенный на месте заливных лугов, плодил мириады комаров. У одного из вагонов в середине состава теснилась большая толпа. Взоры ее были обращены на мужчину, стоявшего на подножке вагона. Впереди толпы, как и положено по рангу, стояло начальство, за ним – “общественность”. Собравшиеся провожали композитора Сайдашева в Москву. Проводы были грустными, больной композитор ехал в столицу не за получением премии, не на праздник, а на операцию.

Оживший голос диктора разорвал душную атмосферу вокзала: “Поезд Казань – Москва отправляется с первого пути через пять минут! Провожающих просим покинуть вагоны”. Суета на перроне усилилась.

Салих-абый, не по погоде одетый в старенькое демисезонное пальто, надвинув на самые глаза шляпу, неловко переминался с ноги на ногу. Утомительно кормить комаров и стоять на всеобщем обозрении.

Рядом с Салих-абыем стояла его жена – Асия Казакова.

– Стоим, как на выставке, – скосила Асия-ханым глаза на мужа.

– Да, унизительная выставка, – тихо ответил Салих-абый, ощущая боль в груди. – Почему друзья ко мне не подходят?

Провожающие, в основном люди искусства, не решались через голову начальства подойти к своему кумиру, хотя запас прощальных слов давно исчерпался.

Тут к композитору протиснулся шустрый корреспондент и начал брать интервью. Народ, плюнув на напыженных начальников, устремился к Сайдашеву. В этот момент поезд дернулся и медленно пошел.

– Спасибо, друзья, – грустно улыбаясь, говорил Салих-абый. Боль в груди усиливалась…

– Будь здоров, Салих-абый! Живи нам на радость!

Многие плакали. Сердце Салих-абыя разрывалось от любви к этим людям. И тут случилось непредвиденное – из вокзального динамика зазвучала музыка – “Марш Красной Армии”. Народ всколыхнулся, радостно зашумел и начал отставать от набирающего ход поезда. Салих-абый в последний раз взглянул на огни Казани и под свой марш пошел по коридору вагона. Снова тяжело вздохнув, подумал: “А если все это я вижу в последний раз?” Боль, ушедшая с музыкой, снова зашевелилась в груди.

В купе тускло горела лампочка. Чтобы не мешать жене устраиваться, Салих-абый взял папиросу и вновь вышел в коридор вагона, а в душе продолжал звучать марш.

“Кто это придумал? – подумал Салих-абый. – Чей бы этот сюрприз ни был, он исходил от доброго человека, понимающего, что лучшее лекарство для больного композитора – это музыка”.

Вынужденное уединение и монотонный стук колес располагали к воспоминаниям. “Уж не подвожу ли я итоги?” – усмехнулся Салих-абый.

***

Оренбург! 1919 год. Полк входит в город. Мерный шаг сотен ног, а торжественности, душевного подъема нет. Не хватает музыки, строевой песни. Эта мысль гвоздем засела в голове молодого музыканта – полкового трубача.

В музыкальной школе Оренбурга, где Сайдашев организовал духовой оркестр, преподавал бывший оперный певец Хаким Байбеков. Вот с ним и поделился молодой музыкант своей сокровенной мечтой – написать бодрую строевую песню.

– Износишь по пескам Туркестанского фронта несколько ботинок, непременно напишешь, – рассмеялся Хаким.

И началась долгая, долгая дорога красноармейца Сайдашева по пескам вокруг Ташкента, Бухары, Ашхабада. Новые встречи, впечатления, восточная музыка, трудности походной жизни – все это привело к созданию первой в жизни композитора песни – “Долгая, долгая дорога” (“Озын сэфэр”). Но, к сожалению, как и многие его ранние произведения, она потерялась. Возможно, именно эта походная песня и была предтечей “Марша Красной Армии”…

Если бы не малярия, подхваченная им в Ашхабаде, Салих продолжил бы эту долгую дорогу по сказочному Востоку, но врачи посоветовали вернуться в Оренбург. Салих Сайдашев снова начал работать в Восточной музыкальной школе и вскоре стал ее директором. Организовывал концерты, популяризировал татарскую народную музыку, дирижировал оркестром в антрактах спектаклей Оренбургского татарского фронтового театра. Из разговоров с актерами он узнал, что в Казани создается Татарский государственный театр, куда набираются лучшие актеры из разрозненных трупп, в том числе и оренбургской.

Артисты – народ веселый, уезжая в Казань, они звали с собой Салиха, обещая ему в жены самую красивую девушку. А Салиху было грустно, шутки актеров ранили его в самое сердце, родной город звал к себе.

Салих вспомнил, как в 1917 году встретил в казанской публичной библиотеке загадочную девушку.

В библиотеке было тихо. У большого окна он заметил удивительной красоты девушку. Салих попросил томик Тютчева и сел за стол позади незнакомки. Он с восхищением рассматривал ее лебединую шею, длинные черные косы, доходившие до пояса. Девушка, почувствовав пристальный взгляд юноши, недовольно оглянулась, встала и ушла. Салих продолжал читать Тютчева, а мысли были там, на улице, вместе с девушкой. “Как неловко получилось, – подумал Салих. – Уставился, как дурак. “Я встретил вас”… и могу потерять навсегда”.

Он выскочил на улицу, девушки не было.

Салих уныло пошел вниз на Большую Проломную. По Булаку прошел до Кабана и завернул на улицу, где располагался Восточный клуб. Первый раз репетиция его не радовала, перед мысленным взором стоял образ незнакомой красавицы.

После репетиции к Салиху подошел старый скрипач Хабибулла Ахмадуллин и передал просьбу купца Ахметзяна Султанова. Купец решил обучать дочь игре на фортепиано, а лучшего учителя, чем Салих Сайдашев, Хабибулла не мог ему посоветовать…

На следующий день Салих пошел в дом купца. Каково же было его удивление, когда в ученице он признал вчерашнюю незнакомку!

Позднее, когда они стали друзьями, Фатимахизухра спросила Салиха, что он подумал, когда увидел ее на первом уроке. “Что все это произошло по велению Бога”, – пылко ответил юноша. Девушка задумалась и прямо взглянула в синие глаза Салиха…

В 1949 году во время гастролей Татарского театра в Ташкенте Салих Сайдашев и Фатимахизухра встретились. Сдержанная радость, настороженное общение… Молодость ушла. Известно также, что, когда Фатимахизухра умирала, она попросила дочь поставить пластинку с музыкой Салиха Сайдашева.

Да, молодость. Вон и она, как станции за окном вагона, промелькнула и исчезла. Лишь тлеет угольками в догорающем костре жизни…

***

Сайдашев был бесконечно рад, когда получил из Казани приглашение в Татарский государственный театр имени Красного Октября. Сборы были недолгими. Салих торопился, будто боялся, что в Казани, в театре, передумают. А в голове звучали любимые строчки Тукая:

Вдруг ушей моих коснулся голос звонкий, молодой,

Эй, шакирд, вставай скорее! Вот Казань перед тобой!

…О Казань! Ты грусть и радость! Светозарная Казань!

В начале 20-х Казань, как и вся Россия, голодала. В стране царствовали разруха и новая экономическая политика. Тяжелым было и положение театров, спектакли не радовали, а зритель не баловал их посещением.

Однако все это сглаживала радость встречи с родными, друзьями. Взволнованный Салих прошелся по родной Татарской слободе, наведался в школу.

На следующее утро он пришел в театр. Особенно рад был ему Карим Тинчурин. Они с Сайдашевым интуитивно потянулись друг к другу. Буквально с первой встречи между руководителем театра и будущим композитором зародилась творческая дружба.

Итак, Салих Сайдашев – музыкальный руководитель и дирижер театра. В этой роли он встречается с молодыми драматургами – Хади Такташем, Аделем Кутуем, Фатхи Бурнашем, Тази Гиззатом…

Кризис, отсутствие зрителей вынуждали театр часто менять репертуар. Но где взять столько пьес? Приходилось обращаться к старым пьесам, но результат, то есть спектакли, не устраивали даже сам театр.

…Однажды утром Карим Тинчурин закрылся в своей комнате и запретил кого-либо впускать, а уже поздно вечером вышел с готовой пьесой. На следующий день она была прочитана актерам, и начались репетиции.

Для музыкального решения пьесы Сайдашев взял татарскую народную песню и расписал ее в различных вариациях. В довершение ко всему Салих отказался от привычного аккомпанемента – скрипки и гармони и начал организовывать оркестр. 19 января 1923 года состоялась премьера спектакля “Казанское полотенце”. Он имел большой успех. Зрители смеялись до слез… Артисты играли заразительно. Танцы, хор расцвечивали спектакль.

Вскоре Карим Тинчурин принес в театр свою новую пьесу – “Угасшие звезды”. Мелодрама увлекла Сайдашева. Ее музыкальное решение пришло быстро, композитор обратился к народным песням “Каз канаты” (“Гусиные крылья”), “Германский напев” и другим. Первая из них стала лейтмотивом спектакля, премьера которого состоялась 26 декабря 1924 года.

Спектакль получил признание зрителя, несмотря на некоторую затянутость действия и излишний натурализм. Последний чуть было не сыграл злую шутку с самим постановщиком и исполнителем роли Махдума-горбуна Каримом Тинчуриным.

…В последней картине, где главная героиня – Сарвар умирает на могиле возлюбленного, а безнадежно влюбленный в нее горбун в отчаянии вешается, постановщик для большего правдоподобия придумал следующее. На спине актера, исполняющего роль горбуна, приделывали крюк, за который тот, незаметно для зрителя, зацеплял петлю.

В сценической горячке Махдум-Тинчурин набросил петлю, но за крюк не зацепил и повис по-настоящему. Занавес закрылся, все упивались успехом и не сразу обратили внимание на висящего Тинчурина… “Висельника” еле-еле откачали.

Этот эпизод произвел гнетущее впечатление на чувствительного Сайдашева. Конечно, слава Богу, все обошлось, но в сердце Сайдашева навсегда поселилась какая-то тревога за друга.

…В каждую постановку Сайдашев вносил что-нибудь новое. Таким нововведением в “Угасших звездах” стала впервые прозвучавшая перед драматическим спектаклем оркестровая увертюра. Сайдашев целенаправленно шел к новому жанру – музыкальной драме, где музыка приобретала качественно новое, смысловое звучание.

***

За время отсутствия Салиха Сайдашева в Казани семья Шигапа Ахмерова, за которым была замужем сестра Сайдашева, заметно прибавилась. Здесь уже было трое детей – Узбек, Гульнара и Джанбек. С Ахмеровыми жила также сестра Шигапа – Зайнап, которая училась на медицинском факультете университета.

А недалеко от дома Ахмеровых снимала квартиру Анна Ивановна Мухина с детьми – двумя сыновьями и дочерью Валентиной. Валентина училась вместе с Зайнап, они были неразлучными подругами. Дом Ахмеровых для Валентины был почти родным. Вечерами молодежь здесь собиралась, музицировала. Часто за фортепиано садились Валентина и Салих, играли вальсы Шопена. Молодых людей многое сближало, но главное – это музыка. Их дружба вскоре переросла в любовь.

В 1925 году Валентина и Салих поженились. Но уже первые дни их семейной жизни омрачились трагическим событием. Сестра Шигапа, Зайнап, погибла от руки своего поклонника. Ранее он просил руки Зайнап у ее брата, но получил отказ, что и послужило причиной трагической развязки. После этого случая Шигап зарекся вмешиваться в судьбу молодых. Валентине и Салиху никто не препятствовал, все любовались этой красивой молодой парой, у которой впереди, казалось, была долгая и счастливая жизнь. Однако во время родов Валентина умерла. Ребенка удалось спасти, сына Сайдашев назвал Альфредом.

Две эти смерти подряд потрясли всех. Друзья всячески старались помочь Сайдашеву, отвлечь его от печальных дум. Однако боль притуплялась только тогда, когда он работал.

Он вновь возвращается к драме Фатхи Бурнаша “Тахир-Зухра” и пишет к спектаклю чудесный “Восточный балет”, который мог исполняться и как самостоятельное произведение. Неудивительно, что во время подготовки Декады татарского искусства в Москве кто-то из режиссеров хотел поставить балетный спектакль на эту музыку, но опять вмешались какие-то темные силы, и этот замысел не осуществился.

***

Салих Сайдашев посмотрел на размятую в руке папиросу и бросил ее, так и не закурив. Врачи запретили, но рука все время тянется в карман за папиросой.

Пройдя через две женитьбы, Салих окончательно понял, что Валентина унесла его счастье. Иначе почему вся жизнь после ее кончины пошла наперекосяк? Почему нет покоя его душе, почему он так одинок? Нет больше рядом и его друга, сподвижника – Карима Тинчурина. В груди закололо, спазм перехватил горло.

***

В том же, самом тяжелом в его жизни году, состоялись торжества по случаю 20-летия Татарского театра. Ему присвоили звание академического, предоставили новое здание, утвердили положение о летних гастролях. Маршрут гастролей – самый престижный: Москва, Оренбург, Кызыл Орда, Ташкент, Самарканд, Астрахань…

22 декабря 1926 года состоялась премьера спектакля “Голубая шаль”. Под гром аплодисментов, когда создатели и участники спектакля вышли на авансцену, Сайдашев глазами, полными слез, искал среди аплодирующих зрителей лицо своей Валентины, хотя и знал, что ее нет и не могло быть в зале…

28 февраля 1927 года умер ведущий актер театра Нури Сакаев. Театр потрясен. В здании собралась творческая интеллигенция. Поэт Адель Кутуй прочитал свои стихи на смерть артиста, которые дошли до самой глубины души композитора. Свежа еще была рана от потери любимой женщины. Он поднялся на сцену, подошел к пианино и, глядя на клавиши, на каком-то клочке бумаги начал записывать ноты. Через некоторое время композитор поднял голову и тихо, больше для себя, сказал: “Все”. Потом сел за пианино и взял первый аккорд. Зазвучала торжественная и печальная музыка. Это был траурный марш на смерть талантливого артиста и незабвенной, унесшей его счастье Валентины…

***

Ночь. По заснеженной улице идут двое. Это композитор Салих Сайдашев и драматург Карим Тинчурин. Они о чем-то жарко спорят. Снег скрипит под ногами, безмолвные фонари освещают дорогу.

– Эх, Сайдаш, – наклоняется Тинчурин к Салиху, – мне видится наш путь. Он тяжел, но в конце – светел. Наш путь лежит через тернии к звездам.

Они зашагали по рыхлому снегу и исчезли в подъезде тинчуринского дома.

Асфан ИЛЬЯСОВ.