Подруга совсем недавно переехала в Германию и теперь постоянно рассказывает мне истории из своей заграничной жизни, которые в преломлении нашего менталитета из грустных превращаются в смешные и наоборот. Вот одна из них.
“Гуляю в пригороде, смотрю: на обочине дороги ежик лежит. И не мертвый вроде – лапой подергивает. Оказалось, живой, только раненый, мордочка вся в крови. Машина, похоже, сбила. Пожалела я его: завернула в куртку, принесла домой. Звоню мужу (он из местных), спрашиваю: что делать? А он: отнеси в больницу, там ветеринарное отделение есть. Понесла, что делать-то.
Захожу в кабинет, встречает меня Айболит немецкий, лось такой – под два метра ростом. “Вас ист лос?” – спрашивает “лось”. Разворачиваю куртку, показываю бедняжку. “Вот, – ору (почему-то мне здесь всегда кажется, что если прокричать слово по-русски, все поймут без перевода), – “ежьик” “кранкен”. А у “лося” лицо перекосилось, чуть не плачет.
Тампонами ежика протер, чуть ли не вылизал, уколы сделал и понес в операционную. Подождите, говорит, около часа. Уходить как-то неловко – жду. Час прошел – ни Айболита, ни ежа. Выходит через полтора часа – лицо скорбное, как будто родственника похоронил. Ну, думаю, сейчас начнет “петь”: умер, мол, ежик, героически на операционном столе. Еще и денег за это сдерет.
Но операция, как выяснилось, прошла успешно: “Жить ежик будет, – сообщает Айболит. – Только вот инвалидом останется”. Пока, говорит, фройляйн, его забирать и навещать нельзя: отходит после наркоза. Я от такой заботы в шоке. Хотя, конечно, жалко мне ежика, но не до такой же степени. Айболит продолжает: “Пару дней пациенту придется полежать в отделении реанимации (для ежей), а потом сможете забрать. Для оформления опеки над животным понадобятся некоторые документы…”. Тут уж он, споткнувшись о мои сжатые челюсти без слов –
и русских, и немецких, – понял: “зачем мне дома еж-инвалид?!” Да еще, как оказалось, для этого нужно будет доказывать свою благонадежность: договор об опеке можно будет заключить, только если магистрат выдаст документ, заверяющий, что я или члены моей семьи не обвинялись в насилии над животными, что мы имеем достаточные материальные и жилищные условия для опеки над животным.
Видя мои уже вылезающие из-за внутреннего смеха орбит глаза, врач понял это по-своему, потому что говорит: “Если это для вас чересчур ответственно, можете сдать животное в приют…” Понимаю, что смеяться нельзя, но боюсь расхохотаться ему в лицо и перевожу разговор на финансы. Уж сейчас-то немецкая скаредность должна заставить Айболита забыть и про ежа, и про то, что не удалось мне спихнуть животное.
Спрашиваю: “Сколько я должна за операцию?” Ответ шокировал: “О, нет, – говорит, – вы ничего не должны. У нас действует федеральная программа по спасению животных, пострадавших от людей”.
А дальше просто убил: “Наоборот, вы получите премию в размере сто евро за своевременное обращение к нам. Вам отправят деньги почтовым переводом. Мы благодарны за вашу доброту, фройляйн, ауфвидерзейн!”
В общем, домой шла на автопилоте… Да, не понять нам их. Чаще буду теперь гулять за городом: пару ежей в день – и работать не надо.
Флора ФАУНОВА.
