Чистота не там, где убирают…

Около полутора лет назад в республике в рамках реорганизации структуры государственной власти были объединены три ее звена, решающие, по сути, очень близкие задачи.

information_items_1347368054

Б.ПетровОколо полутора лет назад в республике в рамках реорганизации структуры государственной власти были объединены три ее звена, решающие, по сути, очень близкие задачи. Под крыло Министерства экологии и природных ресурсов “ушли” Министерство охраны окружающей среды и природных ресурсов РТ, Министерство лесного хозяйства РТ и Госкомитет по геологии и использованию недр. О сегодняшних проблемах Минэкологии РТ – интервью с его руководителем Борисом Петровым.


– Борис Германович, как вы считаете с позиций уже сегодняшнего дня, оправдало ли себя такое объединение?


– Да, за счет того, что мы сумели объединиться, сегодня можно комплексно решать вопросы, связанные с использованием природных ресурсов и размещением производительных сил. Даже уже то, что одно ведомство теперь дает заключения и комплексно учитывает интересы сразу всех природоресурсных и природоохранных структур, – в этом есть резон.


– Повлияло ли на деятельность министерства приведение республиканского законодательства в соответствие с федеральным?


– И Геолком, и Минлесхоз, и Минприроды РТ всегда были достаточно авторитетными структурами, и Москва с ними считалась. Но если смотреть, как меняется сейчас законодательство, все идет к тому, чтобы территории вообще лишить прав на природные ресурсы и на экологическую безопасность. Хотя по Конституции России и по всем действующим сейчас документам именно регионы отвечают за состояние окружающей среды, за использование природных ресурсов. В то же время все вопросы Москва хочет решать сама – вплоть до того, можно ли разрабатывать песчаный карьер в колхозе. В этом случае платежи за ресурсы, естественно, тоже будут уходить в Москву. И для территории разработка каких-то полезных ископаемых, вплоть до песка и глины, – чистый ущерб. Вот, например, по законодательству лес – федеральный. Расчетную лесосеку утверждает Москва, аренду, земельные отводы – это все без федеральных структур сделать невозможно. А лесхозы пусть как хотят, так и существуют, т.к. федерального финансирования нет. Может быть, на Дальнем Востоке, где вся древесина идет на экспорт, есть необходимость такого регулирования. Но мы-то в Татарстане не выбираем даже собственную лесосеку, так как она у нас представлена мягколиственными малоценными породами! Сейчас у нас практически полная газификация, дрова никому не нужны, да и территория сама в состоянии решить, что где сажать и сколько рубить.


– И все же в прошлом году Экологическому фонду РТ удалось профинансировать природоохранные мероприятия в республике на 156 процентов.


– Да, на эти цели было выделено более 672 миллионов рублей. С прошлого года 19 процентов экологических платежей уходят в Россию, а 81 процент остается у нас. Здесь баланс в пользу Татарстана. К примеру, сегодня в масштабах всей России 7 миллиардов рублей выделяется на геологию. Из них мы забираем 700 миллионов. Такой суммы ни один регион, конечно, не имеет, 10-20 миллионов рублей считаются хорошей суммой. Эти средства идут на разведку полезных ископаемых, нефтяных месторождений и подземных вод. Кроме того, в прошлом году закупили приборы, с помощью которых мы, единственные в России, можем делать некоторые анализы тяжелых металлов.


– Месторождениями каких полезных ископаемых, кроме нефти, располагает сейчас республика?


– Несколько лет назад в прессе много говорилось о том, что республика богата и медью, и золотом, и другими металлами, и даже алмазами. Могу подтвердить: все это есть, но не в промышленных объемах или на такой глубине, что в обозримой перспективе никто разрабатывать такие месторождения не сможет. Зато у нас есть крупные залежи гипса, битумов, циолитов, большие запасы песчано-гравийной смеси.


Последние четыре года удается разведывать в Татарстане месторождения углеводородного сырья на уровне 50 – 60 млн. тонн ежегодно. По нашим оценкам, такие темпы в ближайшие десять лет можем сохранить. Конечно, основные наши запасы – это трудноизвлекаемая нефть, но сегодня есть и соответствующие технологии ее переработки. Это связано с тем, что параллельно с разведкой нефти мы поддерживали и науку, которая разрабатывала технологию добычи тяжелых, вязких нефтей.


– А как быть с тем, что при добыче нефти еще и загрязняется окружающая среда?


– Сейчас ситуацию коренным образом улучшило применение “Татнефтью” антикоррозийных труб. Мало кто из нефтяников в России на них полностью перешел, а у нас все трубопроводы с внешней и внутренней изоляцией из полиэтилена, то есть коррозии трубы подвергаются куда меньше и, естественно, число их порывов значительно сократилось. В то же время успокаиваться рано. Несмотря на то, что у нефтяников есть долгосрочная программа по охране окружающей среды и они всегда бодро отчитывались о ее выполнении. В последние полгода мы начали ими заниматься более плотно, особенно малыми нефтяными компаниями, и оказалось, что у последних нет ни служб охраны природы, ни просто соответствующих специалистов, и природоохранная работа идет здесь на довольно примитивном уровне. Даже у “Татнефти” оказалось достаточно много проблем. Например, нефтешламы. Это самое настоящее бедствие, и поэтому была принята целая программа их ликвидации. Не так давно нефтяники отрапортовали, что проблема эта решена. Но наша недавняя проверка показала, что это не так. И “Татнефть” до сих пор эти наши выводы не опровергла. Хотя будем справедливы: сегодня “Татнефть” тратит на охрану окружающей среды столько, сколько все российские нефтяные компании вместе взятые.


– Что можно сказать о запасах питьевой воды в республике? Известно, что самая чистая – это вода из подземных естественных резервуаров.


– В перспективе это основной источник водоснабжения. Для Казани мы уже определили запасы. Они разведаны, утверждены, но пока еще эксплуатационники к ним не подошли. И в большинстве регионов республики есть перспективные месторождения подземных вод. Нужны соответствующие решения и финансовые вложения, и экономически это будет абсолютно оправданно. Кстати, Лениногорск и Бугульма уже перешли на использование в качестве питьевой воды подземных источников. В Нижнекамске и Заинске мы также готовы предоставить альтернативу жесткой речной воде.


– Но водозаборы все равно строятся. Или поверхностные и подземные питьевые источники будут существовать параллельно?


– Идеальный вариант, когда поверхностные воды останутся для технологических нужд, а подземные – для питьевых. Но если сегодня их хотя бы просто в оптимальном соотношении смешивать, то и вода станет чище, и затраты уменьшатся.


– А что делается для улучшения качества питьевой воды?


– Приведу один пример. Когда мы в позапрошлом году создавали систему водоснабжения в Верхнем Услоне, первоначально ставили цель иметь водоочистку на каждом водозаборе. Причем надо учесть, что такие системы достаточно дорогие. Но ведь в летнее время 90 процентов воды идет на полив огородов. Резонно ли в этом случае тратить деньги на очищение воды в таких объемах? И решили оставить очистные сооружения в школах, детских садах, больницах – там, где активно идет потребление питьевой воды. На мой взгляд, сегодня один из способов решения проблемы качества питьевой воды – локальные системы очистки.


– Борис Германович, а что если сравнить, к примеру, столицу Татарстана в экологическом отношении с другими крупными промышленными российскими городами?


– Думаю, из промышленных городов Казань далеко не самый загрязненный город. Одним из основных источников загрязнения сейчас является автомобильный транспорт, потому что города наши не готовы к приему такого его количества. Мы эту проблему почему-то замалчиваем. Наверное, потому, что не видим быстрого ее решения и не можем назвать конкретного виновника сложившейся ситуации. Думаю, это наш генплан виноват в том, что города в большинстве своем построены без всякой перспективы, в том числе и транспортной.


– Как же противостоять последствиям автомобильного бума?


– Нужно переводить машины на газ, повышать качество бензина, и, конечно, необходима современная система дорог.


– Вы можете назвать самый экологически неблагополучный населенный пункт в Татарстане?


– Не хотел бы давать такую оценку. Сегодня в каждом городе много делается для улучшения ситуации. Все промышленные центры, конечно, требуют больших вложений в экологию, потому что технологии в производстве применяются чаще всего старые, износ основных фондов очень большой, а природоохранных – вообще составляет около 80 – 90 процентов…


– Меня, как обывателя, волнует еще вот что: как решается проблема казанских парков? В них запретили гулять с собаками, зато зажгли зеленый свет перед автомобилями и шашлычниками. В итоге – в парках страшная грязь, люди пьют здесь пиво и тут же, извините, нужду справляют. С ребенком стыдно мимо проходить…


– Это проблема коммунального хозяйства. Мы указали на нее главе администрации Казани. В договорах с владельцами таких торговых точек надо предусматривать, чтобы они обеспечивали чистоту в парках. Они же фактически за счет парков доход получают. Нам говорят: это противоречит линии на поддержку предпринимательства. Но тогда какая-то псевдозащита предпринимательства получается… В столице нет генеральной схемы парковой зоны. Мы предлагали за свой счет создать в городе оборудованные парки. Постановление об одном таком как будто подписано. Но время идет, а дело стоит, бумаги лежат у городских чиновников. Боюсь, хорошая идея может не воплотиться. Вообще надо признать, что с Казанью у нас самые сложные отношения. Останавливаем здесь одну стройку за другой, потому что объекты нередко возводятся без элементарной экологической экспертизы. Кстати, сегодня мы вообще не можем проводить экспертизу автостоянок, заправок, потому что это невозможно сделать, никто не знает, сколько стоянок должно быть в данном микрорайоне, в городе в целом, какая здесь перспектива… Ошибок столько сделано, что просто нужно остановиться. Такое чувство, что Казань почему-то считает, что она живет по особым законам.


– Что вы можете сказать по поводу одной из самых острых республиканских проблем: поднимать или нет уровень Нижнекамского водохранилища?


– Считаю, что его надо поднимать. В сегодняшнем состоянии водохранилище – еще один источник загрязнения окружающей среды. Здесь наблюдается активное цветение воды, идет замедленный водообмен. Это не нормальный водоем, а по большей части заболоченные места и мелководья. Половинчатого решения здесь быть не должно. Уровень водохранилища нужно или поднять, или опустить.


– Почему “поднять” – лучшее решение?


– Для того, чтобы вернуться к исходному состоянию водоема, средств нужно намного больше.


– Решение поднимать уже принято?


– Нет. Мы забраковали первый вариант проекта, что был представлен на экспертизу. Он серьезно изменяется под контролем не только нашей республики, но и Башкортостана, и Удмуртии. Думаю, в этом году нам выдадут его технико-экономическое обоснование.


– В начале разговора мы затронули проблемы лесного хозяйства. Деловая древесина – это ведь тоже хороший источник пополнения бюджетных средств. Но если посмотреть на ситуацию на наших рынках, складывается впечатление, что вся древесина завозится из Кировской области, из Марий Эл. А где же наша?


– В прошлом году открыт рынок в Казани, где торгуют нашей лесной продукцией. По республике таких рынков уже десять. Чтобы их было больше, в первую очередь нужно изменить менталитет руководителей лесхозов, где считают, что наша древесина никому не нужна. Тем не менее мы удвоили объем подсобно-промышленного производства, и вся продукция оказалась востребованной. Недавно был в одном лесхозе, в трех его лесничествах. Так вот, выяснилось, что в одном произвели продукции за четыре месяца на один миллион триста тысяч рублей, в другом – всего на триста тысяч, в третьем – на восемьсот тысяч. А ведь условия работы у всех одинаковые…


И все-таки объемы производства древесины в республике растут, и значительно. Взят ориентир на внедрение ее глубокой переработки. Сейчас с одного кубометра древесины мы получаем тысячу двести рублей, иногда до четырех тысяч, если хорошо переработаем, а вот при глубокой переработке куб древесины приносит до тридцати двух тысяч рублей дохода. Мы собрали директоров лесхозов, показали им такую современную технологию, даже станки даем в рассрочку, но как до конкретного дела доходит – сбои. В прошлом году я был в одном лесхозе, там стоит прекрасная пилорама – один предприниматель поставил. Лесхоз ему самую хорошую древесину отдает за бесценок, когда сам может на этом зарабатывать. В беседе с руководителями хозяйства решили, что нужно свое хозяйство налаживать. Но… год прошел, а там все по-старому.


Сейчас уже не раздаем технику всем, выбрали несколько лесхозов, от которых началась отдача, и туда вкладываем средства. А потом на их базе будем развиваться дальше. И в то же время должен сказать, что наш регион не лесохозяйственный. Основная роль леса – экологическая, поэтому мы как сажали больше, чем вырубали, так и будем продолжать.


– Борис Германович, насколько серьезно сейчас стоит проблема с мусором?


– Вопрос этот очень важный, но считаю, что он не столько экологический, сколько прежде всего коммунальный и организационный. Во всем мире переработка мусора – это крупный бизнес. И нам москвичи в свое время предлагали: вот деньги, давайте будем у вас работать. Но их не хотят пускать в Казань. У нас и своим-то особо не дают работать. Попробуйте получить сегодня в Казани под что-нибудь землю. Если уж под парк ее не могут отвести, то под полигон или мусоросортировочную станцию – тем более.


– Где же выход?


– Идет расширение полигона на Самосыровской свалке, но не так быстро, как хотелось бы.


– А когда начнет работать Зеленодольский мусороперерабатывающий завод?


– Думаю, в том проекте, в каком этот завод задуман, он не будет востребован. Поэтому мы меняем здесь технологию переработки мусора. Прежняя была затратная. А нужно, чтобы завод приносил прибыль. Совершенствуем и систему сбора мусора в населенных пунктах. Отрабатываем такую схему: контейнеры ставятся на небольшой грузовик. Когда они заполняются, то перегружаются на более мощный мусоровоз, который везет их на свалку. При этом мелкие мусоровозы меньше тратят бензина, и затраты на перевозку мусора сокращаются. Казанские власти радуются, что получают новые мощные мусоровозы, но при том их количестве, которое в городе уже есть, они лишние, а затраты на них колоссальные. Вот в Зеленодольске у частного предпринимателя вместо двадцати мусоровозов стало работать шесть. И ему их хватило. Так что пока мы не отдадим это дело в руки заинтересованных лиц, толку не будет.


– Борис Германович, не могли бы вы дать прогноз развития экологической ситуации в республике на ближайшие несколько лет?


– Если наше законодательство будет ориентировано прежде всего на развитие промышленности и предпринимательства без реальных экологических ограничений, думаю, ничего хорошего мы не достигнем. Пока, я считаю, в России экология не стала реальным приоритетом. Мы сначала загрязняем окружающую среду, а потом возмущаемся этим. Надо осознать одну простую истину: чистота не там, где убирают, а там, где не мусорят.


Беседовала


Евгения ЧЕРНОУСОВА.

+1
0
+1
0
+1
0
+1
0
Еще