И табуретка может быть свидетельством былого
Старый громоздкий фотоувеличитель «Ленинград» «жил» в нашем доме много лет. Папа печатал на нем фотографии, когда я была еще совсем маленькой. Потом был куплен более современный компактный аппарат, а раритет отправили на почетное хранение в кладовку.
Там он и стоял – до тех пор, пока в доме не начался ремонт и не всплыл очевидный факт, на который мы долго пытались закрывать глаза: милый нашему сердцу, как память, «Ленинград» занимает слишком много места, не неся при этом никакой полезной нагрузки… Безуспешно попытавшись пристроить его в «хорошие руки» (с каковой целью были опрошены все знакомые фотографы), я смирилась и вынесла раритет к мусорным бакам во дворе.
Что характерно – выглянув через полчаса в окно, мы не обнаружили на улице никаких следов нашего увеличителя. Значит, кому-то он все же был нужен, значит, его можно было попытаться продать? Я заинтересовалась – кому могут быть нужны старые вещи? Возможно, результаты моего небольшого исследования окажутся полезными и нашим читателям.
Тотальная модернизация повседневности
…Так называемый блошиный рынок неподалеку от казанского автовокзала. Народу много, вещей тоже немало. Такого увеличителя, как мой, правда, нет. Зато у одного мужчины средних лет замечаю множество старых фотоаппаратов – это нам тоже знакомо. Вот, например, «Смена 8М» – папа подарил мне ее в 5-м классе, до сих пор лежит в шкафу.
– Почем? – спрашиваю.
– Пятьсот рублей.
– А если я вам такой же принесу, за сколько возьмете?
– Возьму за сто. Не устраивает – вставайте рядом и попробуйте продать за свою цену. Я вот его уже год продаю…
Обхожу рынок – старая техника, книги, грампластинки, видеокассеты (в эпоху DVD они тоже безнадежно устарели). Стоит все очень недорого. Сказать, что расходится на «ура», было бы большим преувеличением. «Старье» мало кого интересует сегодня, когда выбор вещей в магазинах стал просто огромным. Поговорив с реставраторами, понимаю, что спросом не пользуется не только «хлам», но и то, что можно было бы назвать произведением искусства, – антикварная мебель, интерьерные украшения.
– Сегодня наша повседневная культура переживает очевидные изменения, их можно назвать «эрой евростандартов», – говорит кандидат философских наук, доцент кафедры философии, культурологии и социологии Казанского государственного университета культуры и искусств Римма Бажанова. – Меняется вещественное окружение человека, и в этом много положительных сторон – старые, обветшавшие и ограниченные в своих полезных функциях вещи мы заменяем новыми, современными. Когда человек может себе позволить «тотальную модернизацию» повседневности, полностью обновить интерьер, он чувствует себя материально свободным, состоятельным, современным. Но при этом культура, конечно, предполагает сохранение тех вещей, которые несут следы эпохи или очень личных событий нашей жизни. Сегодня в Италии, например, очень модно, когда незатейливая старенькая вещица подновляется, помещается в рамку или витрину и получает вторую почетную жизнь как семейная реликвия.
– К сожалению, в нашем обществе превалирует неуважение к старым вещам, – констатирует казанский реставратор Алмаз Левинзон. – Еще с советских времен понятия «художественный вкус», «эстетическая культура» у нас не в чести. Ни в школе, ни в семье этот самый вкус не прививают. Но даже если люди осознают, что, скажем, мебель, оставшаяся им в наследство от дедушек-бабушек, – произведение искусства, они редко готовы забрать ее в квартиру. Кто-то считает, что старые вещи тянут за собой много чужого негатива. Кого-то пугают затхлый запах или перспектива заполучить вместе с мебелью клопов, да и типовые квартиры на антикварные шкафы и диваны не рассчитаны. К тому же, чтобы мебель прилично выглядела, в нее надо вложиться, нанять реставратора – не каждый может себе это позволить. То же можно сказать и о менее громоздких вещах.
Если в Москве или Питере спрос на старину еще есть, в Казани таких ценителей мало. В общем, неудивительно, что, когда в центре столицы массово ломали старые дома, многие вещи, представляющие очевидную художественную ценность, шли на помойку или просто под топор. Старые пианино, например. В городе есть только один мастер, который берется их ремонтировать. Но зачем искать мастера и тащить в квартиру громоздкий инструмент, если синтезатор компактнее и многофункциональнее…
Берут, но не всё
И снова мнение философа:
– В традиционном и индустриальном обществе ценность вещи определялась «качеством-во-времени», то есть возможностью служить для выполнения определенной функции на протяжении максимального времени, – говорит кандидат философских наук Ирма Ишмуратова. – Часы были часами, а не телефоном, фотоаппаратом, фонариком и плеером. Зато кукушка исправно вылезала из них на протяжении полувека. Теперь, в постиндустриальную эпоху тиражирования и тотальных продаж, когда время «сжимается», а все социальные процессы интенсифицируются (мы перешли на «быструю» еду, мгновенную передачу информации и т.д.), ценность вещи стала измеряться «качеством-в-пространстве», то есть максимальным количеством функций и возможностей, которые она может выполнить здесь и сейчас. Мы все вольные или невольные апологеты технического прогресса: совершаем покупку лишь для того, чтобы удовлетвориться сейчас, и как только выносим вещь из магазина, она дешевеет на треть, потому что уже устарела. Но любые социальные процессы – это маятник или спираль, а потому мода на «временное» скоро, думается, снова сменится модой на «вечное».
Но пока этого не произошло, как все же сохранить для истории те вещи, которые того достойны? Нужны ли они кому-то? Может быть, отнести их в театр? Там ведь ставят пьесы «из старинной жизни»…
– Бывает, что нам звонят, предлагают их. Но чаще всего отказываемся, – рассказывает главный художник театра имени Качалова Александр Патраков. – Нам ведь далеко не все подойдет. Однажды, например, приобрели мундир времен Великой Отечественной, а он ни на кого из актеров не налез… Когда нам что-то конкретное требуется – даем объявления в прессе. Обычно интересует малогабаритная мебель – стулья, столы, тумбочки и какие-то аксессуары – старинные трости, сумочки…
Еще один вариант «сбыть» старые вещи – антикварные салоны. Их в Казани в принципе немало. Кстати, выяснилось, что музыкальные инструменты и тут не в чести.
– Рояли мы не принимаем. Как и старые швейные машинки, – объяснил нам владелец одного из таких салонов Кирилл Пономарев. – Места занимают много, а спросом почти не пользуются. Но вообще, конечно, я полагаю, выбрасывать старые вещи не нужно. Принесите их нам или в музей. Предмет старше пятидесяти лет – это уже антиквариат. И каждая вещь чего-то стоит, пусть даже небольших денег.
Деньги, если сдавать вещи в салон, констатирует реставратор Алмаз Левинзон, скорее всего, действительно будут не слишком большими, в разы меньше, чем мог бы отдать за вещь какой-нибудь серьезный коллекционер. Но что делать – самому найти заинтересованного покупателя человеку, далекому от мира собирателей антиквариата, сложно. «Барахолка», как мы уже убедились, в Казани тоже не панацея для желающих сбыть «старье» с пользой для себя. И вот тут и правда пора вспомнить про музей.
Что более матери-истории ценно?
Да, если выбрасывать вещь все же жалко, а ни антиквары, ни театры, ни барахольщики ею не заинтересовались, вы всегда можете обратиться в музей. Ведь именно здесь документируют историю, а, между прочим, как оказалось, историческим документом может быть даже… кондовая советская табуретка. Да что табуретка – даже пресловутые игрушки тамагочи, которыми наши дети так увлекались лет 10 назад, уже стали частью истории, свидетельством времени. А поди-ка найди сейчас это свидетельство – повыкидывали уж давно…
– Даже самый, казалось бы, малозначимый предмет может со временем стать раритетом, – рассказывает заместитель генерального директора Национального музея РТ по научно-исследовательской работе Светлана Измайлова. – Например, кусок мыла с мыловаренных заводов казанских купцов. А ведь когда-то оно расходилось тысячными партиями…
При этом, поясняет Светлана Юрьевна, если, скажем, открытки или игрушки XIX века люди готовы отдавать в музей, понимая, что это ценная старина, то по XX веку экспонатов крайне мало – ведь кажется, что это время вот только что было с нами, ну какая уж тут история…
– Кому, скажите, нужно бабушкино кримпленовое платье из шестидесятых? Конечно, его выкинут. А ведь кримплен – очень характерный для советских лет материал, яркая примета времени, – продолжает Светлана Измайлова. – Предметы одежды, белья той эпохи – все это ценные свидетельства былого. Или, например, как воссоздать экспозицию советской коммуналки? Очень трудно сегодня найти примусы, жестяные тазы, маленькие табуреточки… Крайне мало фотографий интерьеров городских квартир, сельских домов, так что чем выбрасывать старые фотоальбомы – лучше принести их нам.
В общем, предметы повседневной советской культуры в музее готовы принять с удовольствием. Да и постсоветской тоже – здесь уже начали собирать коллекцию компьютеров и мобильных телефонов. Кстати, каждый год с 1 по 5 апреля в Национальном музее РТ организуются «Дни дарений», когда горожане могут принести старые вещи для музейных фондов. Впрочем, здесь обещают не отказать посетителям с подарками и в другие дни. Только просят заранее созвониться с администрацией.
Безусловно, возможности музейных фондов тоже ограничены, так что не стоит ожидать, что любой принесенный вами предмет немедленно появится на стенде, но он может стать частью какой-либо тематической экспозиции. Думается, и музей соцбыта, недавно открытый в Казани, может заинтересоваться чем-то из вещей, которые вы уже готовы отнести на свалку.
Конечно, такой подход к делу требует определенных усилий – помойка-то вот она, рядом с домом, а до музея, да с вещами, еще добраться надо… И все же я сейчас очень жалею, что выбросила фотоувеличитель. Ведь он мог бы стать украшением тематической экспозиции по истории фотографии. А если бы мы потерпели его в квартире еще лет 50, кто знает, может, внуки мои заработали бы на нем немалые деньги – ведь тогда он бы уж точно стал уникальным экспонатом.
