Что могут сделать общество и государство, чтобы дети из неблагополучных семей вырастали духовно и физически здоровыми?
В казанском поселке Левченко есть Республиканская специальная общеобразовательная школа для детей и подростков с девиантным поведением: 82 воспитанника в возрасте от 11 лет. Каждый оказался здесь по постановлению суда. Закон ограждает малолетних от уголовной ответственности за правонарушения. Задача педагогов – реабилитировать их и вернуть обществу. Как это делается у нас в республике и что происходит, когда подросток покидает школу?
С раннего возраста ребенок из неблагополучной семьи оказывается в окружении, пагубном не только для его нравственности, но и для психики. Если родители не заботятся о малыше, он большую часть времени проводит вне дома. Улица предлагает свои сюжеты: можно “сесть на иглу”, подвергнуться насилию или самому совершить правонарушение.
Опасность от родителей
Хотелось дать социальный портрет девиантного ребенка, но модель неусидчива и многолика. Общее одно: родители, в большинстве своем пьющие, невнимательны и жестоки к своим детям… Вглядываясь в лицо худенького Сережки, чувствую, как улетучивается желание втиснуть в общую рамку его судьбу, страдания, любовь к матери, его личность, разворачивающуюся во всю солнечную глубину.
Когда его привезли в школу, он стремился устроиться спать в тумбочке для телевизора. Потому что до тех пор жил… в собачьей будке. Укладывали в кровать – сползал и ложился под нею. К утру опять оказывался в тумбочке. Приоткрывали дверцу, чтобы не задохнулся, – тут же захлопывал. Прятался, опасался всех! На голове у него 32 шрама, рассказала заведующая медпунктом Динара Усманова.
Теперь он говорит: это был не я. Его человеческое достоинство не может совместить себя с собачьим прошлым.
– Наши социальные педагоги отыскали Сережину без вести пропавшую мать. Он привел ее в медпункт – у той на руке была царапина. «Пожалуйста, Динара Арабиевна, помажьте йодом, чтобы у мамы не было заражения!»
Он нежно любит маму. Читать его стихи о ней невозможно без слез… Теперь Сережа учится в училище, а сюда приходит в гости.
Но вернемся к началу: если ребенок украл еду – кто виноват? Вопрос не риторический. Ответ важен для учителей обычных школ, которые спрашивают вернувшегося из спецшколы: «Ты за что сидел?». Он не сидел. Сидят – в колониях. А эти дети по постановлению суда, который, заметьте, разобрался в обстоятельствах правонарушения, направлены в школу – тоже общеобразовательную! Только специальную. Даже если ребенок совершил убийство, как Наиль. Нанюхался клея, ему показалось (а может, так и было?), что человек с палкой на него нападает. Стал отбрасываться камнями. Один угодил человеку в голову…
Кстати, 80 процентов попавших сюда знакомы с наркотиками, и все – «нюхачи», говорит директор Дмитрий Кладов. Проходит год, прежде чем психоактивные вещества полностью выводятся из организма. Понятно, токсикомания – не единственная болезнь тех, кто попадает сюда.
– У нас был ребенок и с врожденной катарактой, – рассказывает Динара Усманова. – У матери и учителей не оказалось достаточного внимания, чтобы заметить: он живет «наощупь». До пятого класса учился хорошо – у мальчика изумительная слуховая память. А когда программа расширилась, перестал успевать. Стал получать плохие оценки, пошло-поехало… Улица его «приняла», совершил правонарушение и попал к нам. При углубленной диспансеризации выяснилось: у парнишки катаракта обоих глаз. Я добилась консультации у лучшего офтальмолога Казани. Он сказал, что ребенок может окончательно ослепнуть. Оперировать взялся бесплатно. Спонсор оплатил хрусталики.
Теперь мальчик видит, благополучен, живет в Елабуге. Исток невероятной истории в том, что его мать сама инвалид. В перестройку муж уехал на заработки и пропал. Поддержки не стало, и она, как говорят, не вписалась в новую жизнь – все потеряла…
У другого мальчика совсем не видит один глаз: пьяная мама уронила на ребенка зеркало.
Рассказывая о судьбах детей, сотрудники разными словами говорят одну удивительную вещь: «Не наши дети представляют угрозу для общества, а наоборот. Поэтому не общество ограждается от них, а они ограждены от него в спецшколе». Но ненадолго: срок, назначенный судом (от года до трех), заканчивается, и пацаны должны вернуться в среду, которая нанесла их здоровью и становлению огромный ущерб. Прежние педагоги смотрят на них как на преступников, вышедших из тюрьмы. Родители не меняются: те же пьянка и побои. Не во что одеться и нечего есть.
Снова улица…
Дети – не ангелы
До сорока процентов таких ребят возвращается к прежнему образу жизни (двадцать процентов – «садятся», двадцать – имеют приводы). Причем эти проценты дают те, кто находился в спецшколе краткосрочно. Чем дольше срок пребывания, тем меньше процент вернувшихся на кривую дорожку. Руководитель социально-психологической службы Ирина Бахусова получила письмо от одного из таких.
«…Огромное спасибо за то, что Вы дали немало полезных знаний, за добро и тепло, которое проявили ко мне. Простите, что Вас подвел, не оправдал надежд и вступил повторно на путь преступления. Представляю, как Вам за меня стыдно и горько на душе. Еще раз прошу прощения у Вас и всех сотрудников спецшколы за мою дурную голову. Когда я Вас вчера увидел, мне стало стыдно, но тепло и радостно – видел не чужого человека… которого я подвел. У меня все нормально, не считая, что я тут. Жив-здоров, полон энергии. Часто вспоминаю спецшколу с хорошей стороны, так как плохой не было. Сижу за разбой. Срок 4 года; уже 2 отбыл. Собираюсь выйти по УДО в сентябре и постараюсь приехать в гости…»
Бахусова читает письмо в ответ на вопрос, почему такой большой процент возврата на путь преступлений, – перевоспитание неэффективно?
– Об эффекте не судите по процентам. Нельзя сказать, что мы в Илью ничего не вложили. В нем есть человеческое, он видел нормальную жизнь. Без этого все плохое произошло бы с ним страшней и быстрей. Да, рецидивы есть. После выхода из школы ребята какое-то время держатся. Но если их настрой на нормальную жизнь не поддержать – тогда начинают скатываться. Узнаем об этом через комиссию по делам несовершеннолетних. Как правило, ребята уже к тому времени достаточно взрослые для колонии…
Иногда думаешь: зачем работаем с ними, ведь все равно вернутся в прежнюю среду. Но пусть хоть один ребенок из ста станет успешным, значит, все не зря. А у нас не один. Вот два Сашки. Безруков – в колонии, зато Сержантов завел свой автосервис – хозяин! Собирается жениться. Приходят такие выпускники в школу – дети видят, слышат, их пример убедительнее, чем наши слова…
Не только слова. Детей учат спать в чистой постели, пользоваться за столом приборами. Они узнают здесь, что такое церковь и мечеть, театр и цирк, комфортабельный автобус для экскурсий и бассейн, оранжерея, работа, за которую платят, сплав по реке, футбол, хоккей, бокс, лыжи, картинг, плавание. Соревнования, вкус победы. Они видят знаменитых спортсменов и других успешных людей, которые тепло общаются с ними.
На 82 человека в 2010 году пришлось 9 тысяч выходов за пределы территории школы. Заметьте: не на занятия – учебный корпус здесь же, не в баню – сауна тут же, как и мастерские ремесел. Это все выходы «в свет»… Так что «закрытая» школа закрыта весьма условно. Был, правда, парнишка, который, прежде чем попасть сюда, из центра временного пребывания подростков сбегал 16 раз! И тут во время трехмесячного срока реабилитации, когда нельзя в увольнительную домой, совершил два побега. Потом – год без побега. Недавно ездил на занятия в цирковую школу, не впервые, кстати. А оттуда шаг до свободы. И он этот шаг сделал. «Потому что соскучился по дому», – говорят педагоги. Они огорчены. Теперь решать судьбу подростка будет суд.
Как сберечь мальчиков?
Почему директор Дмитрий Кладов не жалуется на недостаток финансов? Говорит, школа находится на стыке деятельности нескольких министерств и ведомств, общественных и религиозных организаций. Если денег не хватает – в помощи не отказывает никто. И перечисляет, кто и чем, кроме Прокуратуры и МВД, помогает. Директора рынков, «Телесет», «Мегафон», МЧС, спортсмены – звездные имена сыплются фейерверком. Кстати, мальчиши-плохиши-то сами показывают такие успехи в спорте, что всех побед – командных и личных, в том числе на всероссийском уровне, – не перечислить, а кубки, дипломы занимают стены от пола до потолка. Среди здешних преподавателей шесть мастеров спорта. Сам Кладов – мастер спорта по борьбе самбо и дзюдо, что угадывается с первого взгляда. Представьте, какое впечатление это производит на мальчишек! Некоторые воспитанники выходят на уровень мастеров. Илья Яковлев, например, занял первое место по боксу на всероссийском турнире… Кладов знакомит с мальчиком, принятым в сборную Татарстана по пожарно-прикладному спорту, – тот, вернувшись со сборов из Дзержинска, собирается уезжать на всероссийские соревнования.
У Эдика все хорошо. Пожарные платят ему ежемесячно стипендию в 13 тысяч рублей. Он хочет помочь матери с ремонтом дома. Написал заявление о продлении срока пребывания здесь, ибо понимает: если вернется в деревню, возможностей для заработка и развития не будет, и… Он даже думать не хочет о том, что снова настанет безделье, которое толкнуло его на воровство. Честно не зарекается от него, если все вернется на круги своя.
Директора беспокоит именно это. Подросток хотел бы после девятого класса поступить в училище. А там предупреждают: «Общежития у нас нет». В школе его оставить нельзя: срок пребывания закончился.
Присмотрел Кладов заброшенный детсад рядом со спецшколой. Отдали бы его под общежитие для выпускников! Все равно ежедневно в школу приходят: повидаться, посоветоваться, порой просто поесть: «Можно, я в столовую?» Или сыграть в матче за честь школы, который вот-вот состоится. «Можно?» На все ответ один: «Конечно! Вы же наши». Спецшкола стала родным домом обделенным родительской заботой пацанам. Если у них проблемы в училище – вызывают не родителей, а педагогов…
Здесь заканчивают только нулевой цикл «строительства» человека. Возвести на фундаменте можно что угодно: чемпиона по боксу или члена ОПГ. Разве можно таких ребят отдавать жестокой и беспощадной улице? В данном случае надо лишь пойти навстречу замыслу директора Кладова.
Мнение экспертов
Ирина Бахусова, руководитель социально-психологической службы:
– На всех уровнях твердим: дайте подростку максимальное время нахождения в спецшколе по суду. Если созреет для социума раньше, сами выпустим. У нас есть право обратиться с таким ходатайством в суд. В первый год в ребенке останавливается негативный процесс, проходит шок от перемены жизни, он просто набирается сил, лечится. Жизнь вокруг него кипит, и второй год – время, когда он думает: а чем мне заняться всерьез? Пробует себя. Только на третий начинается осознанная работа над собой.
Директор спецшколы Дмитрий Кладов:
– Реабилитация должна продолжаться, пока ребенок не получит профессию. Госструктуры должны взяться за эту работу. Реабилитация в школе это одно, а что после нее, когда те же пьяные родители скажут: а, пришел… зачем ты нам, лишний рот? Иди, зарабатывай. А если негде работать? Нужно питаться, одеваться. Пойдет, украдет… На одного воспитанника в год только бюджетных денег уходит 230 тысяч рублей. Даже с экономической точки зрения разумней вырастить из парня налогоплательщика, а не «сидельца».