Трагедия, случившаяся 10 июля на Волге, напомнила мне ситуацию, в которой оказались пассажиры «ОМика», возвращавшиеся 27 мая 2001 года с фольклорного фестиваля, посвященного 450-летию основания крепости Свияжск.
В тот день на острове-граде, кроме туристов, оказалось около трехсот участников народных самодеятельных ансамблей, десятки лучших звонарей со всей России (они провели здесь сеанс одновременного колокольного перезвона), журналисты, школьники. Праздник задался, но к концу дня небо затянулось тучами, поднялся шквалистый ветер, разразилась гроза, и толпы приезжих устремились к пристани, чтобы успеть на последний теплоход до Казани. За считаные минуты миниатюрный речной тихоход был забит по самую капитанскую рубку! Люди сидели друг у друга на коленях в креслах пассажирского салона, шпалерами стояли по бортам, толпились на корме. Казалось, суденышко неминуемо затонет от такого перегруза.
Однако капитан скомандовал: «Отдать концы!», не задумываясь, наверное, что его команда вскоре обретет переносный, зловещий смысл. Едва «ОМик» отчалил, как на него обрушились потоки воды: сверху – ливень, снизу – метровые волны внахлест! В поисках укрытия люди метались по палубе, проходам, трамбовали и без того переполненный салон. Суденышко раскачивало, как щепку, и народ запаниковал! Даже школьники, поначалу балдевшие от такой «крутизны», поутихли и испуганно жались к учительницам. Между тем и без того «крутой маршрут» усугубляли дальнейшие капитанские финты. У Макарьевской пустыни он развернул суденышко бортом к штормовой волне и направил его к берегу, чтобы забрать дачников. При опаснейшей боковой качке (казалось, «ОМ» вот-вот перевернется!) матросы полчаса пытались перебросить сходни на берег, будто хотели взять его на абордаж. Представьте, что испытывали наблюдавшие эту картину пассажиры!
Рискованные швартовки сопровождали наше экстремальное плавание до самой Казани, куда мы прибыли с большим опозданием. И лишь ощутив под ногами надежную асфальтовую твердь, смогли оправиться от шока.
И вот десяток лет спустя, сопоставляя невольно действия двух капитанов в критических ситуациях, я не могу постичь логику их действий. С «Булгарией», кажется, все ясно – информации на этот счет выше ватерлинии! Но чем руководствовался в своих действиях капитан того «речного трамвая», подставляя борт перегруженного суденышка под удар речной волны? Неукоснительным соблюдением расписания, должностными инструкциями, финансовой корыстью, человеколюбием? В последнем я, впрочем, сильно сомневаюсь. Не мог же он, в здравом рассудке, поступиться безопасностью пассажиров вверенного ему судна ради нескольких десятков дачников, которым на суше в тот момент ничто не угрожало? Разве что непредвиденная ночевка в собственном садовом домике.
Конечно, капитан «Булгарии» вряд ли больше других виноват, что вынужден был бороздить коварный волжский фарватер в столь изношенной речной «калоше». Однако последнее слово, как ни суди, оставалось за ним одним.
Помню, как в середине 60-х годов минувшего века пришлось бороздить необозримые камскоустьинские просторы на подобного типа двухпалубном теплоходе. После ужина по каютам «нижнего» класса прошлись матросы и «зафиксировали» иллюминаторы – чтоб не захлестнуло их разыгравшейся волной. Один из запоздалых клиентов ресторана, вернувшись на свое койко-место после профилактического обхода, вздумал проветриться и открутил крепежные барашки. Хлынувшая внутрь вода мгновенно смыла его с верхней полки, обдала остальных обитателей каюты и подтопила расположившихся табором в коридоре торговцев астраханскими арбузами. О ночном инциденте контингент отдыхающих утром узнал из спецсообщения по судовому радио, а нарушитель правил внутренней безопасности, кажется, был даже оштрафован.
Евгений ГРИГОРЬЕВ.