Мой дед был редкостным умельцем: слесарем, литейщиком, резчиком, чеканщиком, гончаром.  Но с особой любовью он реставрировал старинное оружие. Зная эту его страсть, друзья-охотники несли ему  раритетные вещицы. В основном это были  плохо сохранившиеся стволы с изъеденными ржавчиной затворами, бойками, курками, остатками  прикладов. Но он радовался и этой рухляди:  тщательнейшим  образом восстанавливал каждый экземпляр – вытачивал новые детали, подгонял боевые части.  Реанимированный “инструмент” (так он называл ружья) вывешивал на медвежью шкуру, занимавшую всю стену  его рабочего кабинета. Это была целая музейная коллекция – от мушкетов до многозарядных винчестеров!

  Как-то он получил письмо от своего  давнего друга из Омска (наша семья жила там до переезда в Набережные Челны). Тот сообщал,  что одна старушка хранит в память о прадеде изумительной красоты и древности ружье, скорее всего,  иностранного происхождения, с серебряными курками в виде грудастых Венер, с инкрустированными накладками на  ложе. Правда, спусковой  механизм был в плачевном состоянии и нуждался в восстановлении.

 Дед загорелся и тут же отправился в Омск. Вскоре получаем от него телеграмму: “Срочно вышлите деньги!” Сколько, точно не помню, но сумма  по тем временам была немалой. Отец снял накопления со сберкнижки,  заняли у соседей. Через неделю дед возвращается счастливый и с “трофеем”. Как выяснилось, бабка сначала ни в какую  не желала расстаться с реликвией. Согласилась лишь обменять ее на… новый холодильник!

Долго корпел дед над кремневой фузеей XVIII века. А когда закончил, все ахнули:  двуствольного ружья такой красоты и изящества  никто никогда не видел.  А главное, с ним хоть сейчас на охоту!

В конце концов,  об  “арсенале” узнали  в милиции. Однажды к нам явились трое сотрудников и  конфисковали коллекцию. Дед пытался вернуть ее,  подавал в суд – все зря: органы усмотрели в ней потенциальную угрозу безопасности. “Омский сувенир” спасло лишь то, что  дед не успел вывесить его на шкуру. Вот уже много лет этот “трофей”  одиноко красуется на ней, как память о непревзойденном мастере-самоучке  Василии Игнатьевиче.