Год 65-летия Победы продол-жается. Продолжаются и наши публикации, посвященные Великой Отечественной войне, ее участникам и основным событиям. Предлагаем вниманию читателей традиционные ежемесячные заметки нашего постоянного автора, военного историка и ветерана войны.

Сорок три дня после Победы

Эти дни, отделяющие в календаре праздник Победы от годовщины начала самой тяжелой и кровопролитной войны в истории, кажется, судьбой предназначены для несуетных размышлений о глубоко и надолго потрясшем наше Отечество событии и о том уже почти ушедшем поколении, которое мы называем фронтовым.

Стихли шумные, в чем-то бестолковые дни 65-й годовщины Победы. Отзвучали торжественные речи. Спеты старые песни. Отгрохотали свои марши военные оркестры. Угасли в вечернем небе искусные фейерверки. Праздник ушел. Но вопросы, на которые ищет ответы старый фронтовой солдат, остались. И, кажется, не стало легче найти на них ответы. Выдержит ли память и правда о войне (их войне!) испытание громким юбилейным торжеством? К чему обязывает новые поколения россиян верность великому подвигу их отцов и дедов?

О чем-то подобном задумывались еще молодые фронтовики шестьдесят пять лет тому назад…

…А в те первые послевоенные дни завершались тренировки участников грандиозного парада в Москве, назначенного на воскресенье, 24 июня, – на день, почти совпадающий с четырехлетней годовщиной начала войны. Потребуется немало лет, чтобы трагический день 22 июня занял свое место в истории. Пока же от войны оставалось 9 Мая – Праздник Победы, но и он через два года лишится своего статуса нерабочего дня.

Многие не успели посмотреть и тот, первый в нашей истории, цветной документальный фильм о военном параде в Москве. “Главную роль” играл в нем принимавший парад на белом коне маршал Георгий Жуков. Менее чем через год он попадет в опалу. А лента многие годы будет пылиться на архивной полке.

Но, может быть, другое событие тех дней больше волновало фронтовиков. Война была хоть и близка по времени, но уже стала прошлым. Впереди открывалась новая жизнь. Накануне парада был опубликован закон о демобилизации старших возрастов и некоторых других категорий военнослужащих.

Возвращение домой отвоевавших фронтовиков растянулось на многие годы. Для самых молодых – до начала пятидесятых. Это было волнующее, счастливое событие, но и ожидавшееся многими с тревогой, которая ощущается каждым в момент крутых поворотов в жизни. Что ждет их в родном доме после столь долгого отсутствия? Какие испытания? Разочарования? Горести? Наверное, самыми сложными, порою трагическими, были судьбы увольнявшихся с первой очередью женщин-фронтовичек. Не скоро затянутся душевные раны незаслуженных обид и подозрений…

А мы, ожидавшие решения своих судеб, еще оставаясь на рубежах, достигнутых ко дню последнего боя, готовились к расставанию с боевыми товарищами. Обещали, как водится, писать. Да только спустя годы пришла необходимость в адресах, которыми обменивались, прощаясь. Слишком разными мы все-таки были. И разные судьбы нас ожидали в новой жизни. До писем ли было?

А потом стали разыскивать друг друга. Да многих так навсегда и потеряли. По словам поэта, “пепел фронтового братства” был уже развеян по стране.

И вот теперь я рассматриваю сохранившуюся у меня давнюю фотографию. Группа моих солдат, снятых перед развернутым знаменем полка перед тем как попрощаться с батареей. Мы называли их “отцами”. На фотографии они выглядят намного старше своего возраста. Нескладные и неловкие, они стараются держаться справными солдатами-победителями. Но это только подчеркивает их истинное крестьянское естество. Им, видимо, только что вручили медали “За победу над Германией”, и они прикрепили их на новенькие гимнастерки (их тоже выдали по этому поводу). Других наград что-то не вижу.

Военные рубахи они проносят еще многие годы, а медали сложат в семейные сундучки и шкатулки. Большинство из них были повозочными и ездовыми в орудийных упряжках. Многие годы общения с лошадьми отразились на их характерах. Нам, городским ребятам, они казались слишком медлительными, нерасторопными. А то была мужицкая основательность, выработанное долгим опытом поколений внимание к каждой мелочи, без чего далеко не уедешь. Им, так искренне преданным нам, неприметным труженикам войны, досталось так много несправедливости и так мало добрых слов.

Что же до наград-то, что напишешь о них в разделе “Описание подвига” наградного листа?

Подвиг…

Еще до того как оказаться на передовой линии огня, редко какой молодой солдат не пытался представить себе образ героического поступка на войне и свою способность совершить его. Ведь если в мирной жизни, как уверяли, всегда есть место подвигу, то что же тогда говорить о фронте и бое?

Но уже первые дни пребывания на передовой меняли эти представления. Почему-то так получалось, что, судя по газетам и беседам политрука, подвиги совершались где-то в другом месте и другими, не похожими на нас людьми. А то, чем занимались они в своей роте или батарее, было очень опасным, часто изнурительно трудным, но и слишком будничным делом, однозначно определяемым конкретной обстановкой, жесткими неумолимыми требованиями приказа, не оставлявшими пространства для выбора. Это не очень походило на привычное представление о подвиге, а сами мы со своими человеческими слабостями и переживаниями – на газетных героев (Константин Симонов называл такой героизм “картонным”).

Война требовала чаще всего не одномоментного героического акта, а постоянного преодоления в себе прирожденного инстинкта самосохранения, иногда – чувства отчаяния, угнетающей усталости, которую уже трудно было избыть даже длительным отдыхом, если он представлялся возможным. Это была трудная душевная работа, хорошо памятная каждому воевавшему на переднем крае, но почти незаметная со стороны. Та самая работа, о которой поэт-фронтовик Юрий Левитанский говорил: “Я не участвую в войне, война участвует во мне”.

Насколько я помню, в нашем кругу не употреблялось само слово “подвиг”, если оно относилось к поведению в бою близких боевых товарищей. А замечательный писатель (в войну – солдат пехоты) Вячеслав Кондратьев назвал одну из своих повестей “Мы подвигов, увы, не совершали”. Другой выдающийся писатель, познавший испытания войны в самых трагических обстоятельствах, Виктор Астафьев, заметил, что мужество солдата на войне – это “из области литературы и кино”. И в этом – не столько проявление скромности фронтового солдата и уж, конечно, не пресловутая “дегероизация” его. Как раз наоборот – возвышение того внешне малоприметного, даже будничного, из чего состояла война для большинства ее рядовых участников, до высот подлинного, не муляжного подвига, благодаря которому и была одержана наша победа.

Именно это человеческое измерение сложного пространства великой войны становится в последнее время предметом исследования в области военной истории. Мой опыт педагогического общения со студентами позволяет мне утверждать, что раскрытие природы поведения человека на войне придает военному подвигу черты доступности для молодого человека наших дней, позволяет примерить его к самому себе. (Отсюда, заметим, и слово “пример”.) У великих событий простой человеческий состав, замечал в этой связи известный критик и публицист Игорь Дедков.

Только как сложна и противоречива эта простота! И как не хватает нам свидетельств уходящего ныне фронтового поколения!

Слишком уж равнодушными оказались послевоенные поколения к сбережению драгоценных крупинок памяти рядовых участников великих событий. Впрочем, как и к судьбам носителей этой памяти…

…и награда

Обращаясь памятью к войне, Александр Твардовский написал известные строки: “Бой идет не ради славы, ради жизни на земле”.

И все-таки даже перед вечным и самым грозным вопросом фронтового бытия о жизни и смерти бойцу не была безразлична оценка его поведения. Прежде всего – своими товарищами по общему боевому делу. Но и в том месте, которое уделено ему в государственной системе наград, – тоже. Определение этого места начиналось с документа, который назывался наградным листом, точнее, с раздела “Описание подвига”.

Хотя и другие части наградного листа – даже чисто анкетного характера – нередко приобретали важное значение для решения вопроса о награждении. Описание поведения воина в бою было невозможно без хотя бы минимума достоверных фактических данных. Но этого еще мало. Описание подвига должно обладать необходимой убедительностью для начальника, принимающего решение о награждении. Далеко не всегда это представлялось возможным в реальных условиях боевых действий. Вот и получалось, что при всей пропаганде так называемого массового героизма большое число воинов, даже имевших ранения, не вошло в рамки наградного листа, осталось как бы вне подвига.

Вместе с тем сама наградная система, с которой мы вошли в войну, во многом не соответствовала масштабу и характеру военных событий с миллионами участников, огромными пространствами, охваченными боевыми действиями, быстро и неожиданно меняющейся ситуацией. Прежде всего выяснилось, что существующая система награждений действует крайне замедленно и ненадежно.

До августа 1941 года за получением награды нужно было добираться с фронта до самой Москвы, нередко преодолевая на неторопливом и ненадежном транспорте сложную путаницу других фронтов. Получив из рук номинального главы государства Михаила Калинина заветную награду (чаще всего – медаль), награжденный должен был пускаться в обратный путь до родной части, нередко уже не существующей или поменявшей место расположения.

Позже вручение награды уже происходило в частях. Однако до осени следующего года награждали по-прежнему указом Президиума Верховного Совета, а длинные списки награжденных занимали обширную площадь центральных газет. При этом время от совершения подвига (точнее, от представления к награде) до вручения знака отличия продолжало оставаться столь большим, что награждение во многом теряло свою действенность. Награжденный, особенно из числа рядовых бойцов, часто просто не успевал узнать о столь высокой оценке своего поведения в бою.

Только в конце 1942 года полномочия награждения от имени верховной государственной власти страны были переданы по ступенькам вниз до командира полка – со-ответственно достоинству награды. (Автор получил свою первую награду – медаль “За отвагу” – в ноябре того года уже по приказу командира дивизии. – Прим. ред.)

На фронте сразу ощутили, насколько мобильнее стала процедура награждения. Награда вплотную приблизилась по времени и месту к подвигу. Вручал ее командир полка, иной раз – по его поручению – даже командир батальона, и делать это они стремились сразу же после боя, справедливо полагая, что время на оформление и прохождение по инстанциям более высокой награды может оказаться большим, чем осталось солдату воевать в своем полку.

Помню знакомого солдата пехоты, который в конце войны имел четыре медали “За отвагу” и столько же ранений в бою, полученных в разных полках. Ему еще повезло. Вполне мог остаться без единой награды.

При этом психологически значимость награды, полученной на поле боя, оказывалась часто выше ее официального “номинала” в наградной иерархии. Это относится в первую очередь к медали “За отвагу”, высоко ценимой сегодняшними ветеранами.

Всего за войну состоялось около 17 миллионов награждений фронтовиков. Так как многие награждались не один раз, то число награжденных было значительно меньше. Примерно 7 миллионов. Это на 25-26 миллионов “живых и мертвых”, прошедших в разное время действующую армию. После Победы оказалось, что многие рядовые бойцы, особенно в пехоте, закончили воевать даже без боевой медали.

С другой стороны, награда – все же условная, несовершенная мера подвига. На выбор достойных влияло множество факторов, в том числе конъюнктурных и субъективных. Не обходилось и без пресловутой “разнарядки” и своего рода “квот” для различных категорий воевавших. Делалось это главным образом в пропагандистских целях.

На “наградную практику” легла тень неожиданных тяжелых поражений в начале войны. За первый год войны состоялось немногим более 100 тысяч награждений (из них в 1941 году – 33 тысячи), тогда как в переломном 1943 году государственные награды получили уже два миллиона фронтовиков.

Права на забвение нет

…В столь грандиозном и сложном явлении, как Великая Отечественная война, вряд ли всегда можно было обеспечить высокую степень соответствия подвига и награды. Поэтому было бы несправедливым измерять подвиг бойцов действующей армии в отдельные периоды войны только исходя из количества награжденных. А заслуги отдельного воина – лишь числом и достоинством наград на его груди. Сами критерии подвига оказывались неопределенными, допускавшими различное толкование.

Чем измерить, скажем, подвиг рядового пехоты в атаке? А между тем именно пехота составляла основную массу действующей армии, на нее пришлась главная тяжесть войны и большинство потерь. В результате находила печальное подтверждение распространенная примета: чем ближе к смерти, тем дальше от награды. Особенно относилось это к рядовому участнику войны – солдату.

Чтобы как-то смягчить эту несправедливость, в ноябре 1943 года был учрежден специальный “солдатский” орден Славы с последовательным награждением отличившихся от низшей (третьей) степени ордена до высшей (первой). За образец был принят высоко ценимый в старой армии солдатский Георгиевский крест.

Однако ожидаемый результат в полной мере достигнут не был. К концу войны орден третьей степени получили около миллиона человек, а до “полного банта” дошли лишь две с половиной тысячи, что составляет небольшую долю процента общего числа первой категории. Да и среди кавалеров ордена, как показывает статистика, большинство было представлено к награде уже после Дня Победы. Достойных было во много раз больше, но наша далекая от совершенства система учета рядового и сержантского состава действующей армии не была способна справиться с данной задачей.

Думаю, и то влияло на результат, что многие начальники, особенно в высоких штабах, больше заботились об украшении своих мундиров престижными наградами (в том числе и вновь учрежденными “полководческими”), чем о достойном отличии далекого от них рядового труженика переднего края.

Войны с их победами и поражениями, героизмом воинов и заблуждениями вождей со временем становятся прошлым. Но подвиг прошлых поколений, как высшая духовная ценность, обращен в будущее. В этом смысле у него нет срока давности, а у нас – права на забвение.

Независимо от того, венчает этот подвиг награда или нет.