“Не всем дано летать” – эту поговорку Лилия Ризаевна Лукиных переняла у мужа – военного летчика. Но употребляет ее в отношении своих коллег-учителей. И тут же поясняет:

– Учителем нельзя стать, им надо родиться.

А где может родиться учитель, как не в семье, которая вот уже почти два века трудится на ниве просвещения? Педагогами-просветителями были дед и прадед Лилии Ризаевны, учительствовали ее мама и папа, много лет жизни отдала школе она сама.

– Дочку я в учителя пускать не хотела, но она все равно выбрала эту стезю, – улыбается отличница народного просвещения РСФСР Лукиных. – А теперь вот и внучка в педагоги подалась…

Получается – уже шесть поколений. Целая педагогическая династия с длинной историей…

По волнам династической памяти

Раньше семейные династии были в большом почете. В основном, конечно, рабочие. Каковых сегодня не сыскать днем с огнем – быть рабочим нынче вообще “не модно”, и каждый мало-мальски думающий заводчанин стремится дать своим детям высшее образование и “пристроить” на “чистую” должность. А понятие “семейная династия” как-то незаметно трансформировалось в “семейный бизнес”. Что, согласитесь, не одно и то же. Нынче вот даже у медиков, всегда славившихся династиями, все больше наблюдается склонность к бизнесу – открыл частную клинику, да и работаешь там всей семьей. И только педагоги от бизнеса по-прежнему далеки. И учительские династии в обществе не слишком на виду. Зато можно с уверенностью сказать: уж из таких-то семей, как та, о которой рассказываем, случайные люди в школу точно не приходят. Потому что здесь, как выразилась внучка Лилии Ризаевны Дина, “из поколения в поколение передаются профессиональное мировоззрение, профессиональные ценности”.

Что стоит в их семье за этими высокими словами? Прежде всего, конечно, так называемые семейные легенды. Легенды – не потому что они фантастичны, а просто документальных подтверждений им не осталось, только воспоминания, бережно передаваемые от старших к младшим. И первая такая история – о прадеде Лилии Лукиных. Шамгун, сын Валиуллы, родом был из Болгара, но почти двести лет назад, в 20-е годы XIX века, его пригласили служить в мечеть татарского села Кубань Озеро, что близ Самары. Но Шамгун религиозной деятельностью не ограничился, собрал при мечети сельских мальчишек и начал обучать их грамоте. Что это значило тогда для татарского села, в полной мере в семье осознали совсем недавно. В 2000 году старший брат Лилии Ризаевны решил навестить Кубань Озеро. Его приезд наделал там большой переполох. “Это же потомок нашего Шамгуна-хазрата, который подарил нам знание!” – не могли нарадоваться местные жители. И показали правнуку могилу его прадеда, за которой здесь до сих пор заботливо ухаживают. А еще рассказали, что в селе на собранные жителями окрестных деревень деньги скоро восстановят мечеть. Хотят назвать ее Шамгуновской.

Кстати, на рубеже XIX и XX веков в той же мечети служил после отца и дед Лилии Ризаевны Ситдик Шамгунов. Согласно опять же семейным преданиям, он ездил учиться к самому Марджани, стал приверженцем его просветительских идей и добился строительства в селе отдельного здания школы-медресе. И, что было по тем временам совершеннейшим новаторством, учил там грамоте не только татарских мальчиков, но и девочек. Для своих же десяти детей нанял учителя русского языка, а позже отправил их учиться в Самару, в частную русскую школу.

– Дядя потом говорил, что мой папа был в этой школе лучшим учеником, – с гордостью рассказывает Лилия Ризаевна. И бережно раскрывает передо мной папку с семейным архивом. На мой взгляд, он уникален, потому что мало в какой семье сохранилось столько документальных свидетельств почти столетней давности. Пожелтевшие, истершиеся на сгибах бумаги, фотографии – все это досталось ей от отца (“он был очень аккуратным человеком”). Вот свидетельство об окончании Самарского татаро-башкирского педтехникума, выданное Ризе Шамгунову в 1924 году. Вот аттестат мамы, окончившей тот же техникум четырьмя годами позже. Вот по-своему уникальный кадр – фотография папиного выпуска, надпись на заднем плане сделана еще по-арабски. На латиницу татары перешли позже, и ее мама, Ниса Гафина (“в интеллигентных татарских семьях не принято было, чтобы женщина меняла фамилию после замужества”, – просвещает меня попутно Лилия Ризаевна), позже заканчивала еще и курсы “нового татарского языка”.

А на фотографии с маминого выпуска мне с гордостью показывают на “вот этого мужчину в плаще”.

– Это гордость татарской филологической науки профессор Латиф Заляй. Он начинал свою научно-педагогическую деятельность в Самарском педтехникуме. Такой фотографии, насколько я знаю, даже в его архиве не сохранилось.

Позже выясняется, что Заляй еще и был женат на сестре Ризы Шамгунова, так что и он – важное звено в этой длинной династической цепочке просветителей.

Просвещение немыслимо без милосердия и гражданского мужества. Об этом я думаю, когда, отвлекшись от семейного архива, Лилия Ризаевна рассказывает мне, как трагично завершилась судьба ее деда Ситдика, того самого, что построил школу для татарских детей. В тридцатые годы он, уже будучи глубоким стариком, жил в Самаре. И оказался единственным из соседей, кто постоянно поддерживал жену и детей арестованного священника. Милосердие тогда без последствий не оставалось. Бывшие ученики, занимавшие к тому времени в Самаре высокие посты, неоднократно предупреждали Шамгунова: уезжайте, за вами тоже должны вот-вот прийти… “Я ничего плохого в жизни не сделал”, – отвечал на это восьмидесятидвухлетний старик. В 1937 году его обвинили в том, что он вместе с попадьей “агитировал против советской власти”, арестовали и вскоре расстреляли.

“Стать учителем было верхом мечтаний”

Когда это случилось, сын Ситдика Риза работал директором неполной средней школы в Черемшанском районе Татарии. Параллельно преподавал математику и заочно учился на физмате КГУ. После ареста отца университет не допустил студента Шамгунова к экзаменам, а в школе был назначен новый директор. В общем, ему еще повезло – не арестовали. И не лишили возможности заниматься любимым делом. Он, кстати, был не только учителем, но и вел музыкальный кружок. Будучи самоучкой, замечательно пел и играл на разных инструментах – гармони, гитаре, даже скрипке. А еще был редактором стенгазеты, где рассказывалось о жизни не только школы – всего села.

– Хорошо помню, как папа ночами на полу рисовал эту газету – длинную, метра на полтора-два, – рассказывает Лилия Ризаевна. – А какие музыкальные спектакли они ставили силами учителей и сельской молодежи! Мама хорошо пела, во всем помогала отцу. Она у меня была учительницей начальных классов в той же школе. Имея своих пятерых детей, умудрялась везде успевать. Родители были просто фанатами своего дела! Да тогда все учителя были такими, на селе это были самые уважаемые люди. Это ведь сегодня везде телевидение и Интернет. А тогда педагог был практически единственным источником информации. Ну и, что скрывать, учителя, наверное, были и единственными, кто в те времена получал на селе зарплату… Так что стать учителем – это для деревенской молодежи было верхом мечтаний! А работали в школе в основном мужчины. Это уже после войны соотношение мужчин и женщин в педагогике стало меняться не в пользу первых… И это, кстати, не пошло школе на пользу…

…Вот и педагогический полет Ризы Шамгунова оборвала война. Ушел на фронт, был серьезно ранен, вернулся инвалидом и прожил после этого совсем недолго. Супруга же его, Ниса Гафина, в общей сложности проработала в начальной школе почти сорок лет. Неудивительно, что Лиля Шамгунова (в будущем – Лукиных) этот “вирус” родительской любви к профессии подхватила еще в раннем возрасте. Вопроса “кем быть” перед ней не стояло. Кстати, не одна она из большой дружной семьи Шамгуновых пошла по педагогической стезе. Старший брат позже преподавал в КХТИ, сестра – в театральном училище. А она посвятила себя школе. И хотя после окончания филологического факультета КГУ ей пришлось немало поколесить с мужем-военным по стране, основные свои профессиональные успехи связывает с родной Татарией, с казанской школой №102, где преподавала русскую словесность последние восемнадцать лет перед выходом на пенсию.

– Знаете, однажды ко мне пришли в гости ребята одного из моих выпусков – было как раз 25 лет, как они окончили школу. И говорят: “Мы все удивлялись, как вас из дому не выгнали, вы же все время были с нами”, – смеется она.

Но разве можно было иначе, когда в памяти жив был родительский пример полной самоотдачи в профессии.

– Тот класс поначалу очень трудный был, от них все классные руководители отказывались. Жалко мне их стало… Пришлось взять. Они так обрадовались! Ну разве я могла обмануть их доверие?

Эти “трудные дети” потом писали ей в День учителя: “Пусть всем людям на земле приход учителя приносит такую же радость, какую принесло Ваше появление нам”. И вспоминали, какой насыщенной стала их жизнь после того, как прекратились “утомительно однообразные уроки и классные часы с чтением извечной книги “Юность Ленина на Волге” и началась удивительная, увлекательная пора походов, экскурсий, встреч. Театры, музеи, поездки по всему Союзу по местам боевой славы. И, конечно, учитель словесности не могла оставить своих детей без новых литературных впечатлений. Ни один приезд в Казань корифеев отечественной поэзии – Рождественского, Евтушенко, Риммы Казаковой – не оставался без их внимания.

– Чтобы остаться в памяти детей, учитель должен заниматься ими каждый день, – она перебирает фотографии, письма своих учеников, и начинаешь понимать – сколько их, тех, в чьей благодарной памяти она осталась одним из самых ярких воспоминаний детства!

“В этом деле – настоящая жизнь”

– А почему же дочку-то в учителя не хотели пускать? – спрашиваю Лилию Ризаевну.

– Так ведь отношение к нашей профессии сильно изменилось. Уже когда я работала, прожить с семьей на учительскую зарплату было практически невозможно. А требования, между прочим, сильно выросли.

Только дочка Наташа, видимо, больше внимания обращала не на мамины опасения (которые, судя по всему, не так уж громко и звучали), а на ее увлеченность своим делом. Ведь когда человек и на работу, и с работы идет со счастливыми глазами – что может быть лучшей рекламой профессии? А еще были рассказы-воспоминания бабушки Нисы, почти полвека проработавшей с малышами… В общем, в 17 лет Наталья решительно отправилась поступать в Ленинградский пединститут имени Герцена, чтобы, как и бабушка, пойти в начальную школу, но только с высшей подготовкой. И вот уже 33 года Наталья Вячеславовна Башкирова продолжает бабушкино дело – учит самых маленьких школьников премудростям чтения, счета, письма… И сама учится – быть такими же, как они, открытыми, искренними, не устающими удивляться…

– Учитель начальных классов должен быть обязательно похож на своих детей! – уверена она.

– Мне рассказывали, что Наташу многие ее детишки называют в школе мамой, – с гордой улыбкой говорит Лилия Ризаевна.

– Нет-нет, – возражает дочка, – не было такого, я слишком строгая! – Но тут же признается: – Но сердиться на детей не умею.

– Мама про каждого из своих учеников говорит, что он не такой, как все, что он особенный, – это уже включается в разговор дочка Натальи Вячеславовны Дина. И вспоминает – она начала ходить в школу задолго до того, как пошла в первый класс. И с детства знала, что будет только педагогом. У нее, между прочим, и по папиной линии – одна сплошная педагогическая поэма: прадед, Шахвали Башкиров, в тридцатые годы прошлого века был наркомом просвещения Татарии (как и прапрадед Ситдик, был репрессирован и расстрелян). Жена его преподавала в школе математику. Их сын, дед Дины, Шамиль Башкиров, долгие годы преподавал на физфаке КГУ, основал новое научное направление, создал кафедру. В общем, и по этой линии смело можно писать отдельную сагу…

Сама Дина сейчас работает педагогом-психологом – вместе с мамой, в казанской школе №96, которую не так давно с отличием окончила. Конечно, признается, сегодня молодым в педагогике непросто. Платят очень уж мало. Многие уходят. Но…

– В этом деле есть настоящая жизнь, понимаете, – объясняет она. – Ты чувствуешь отдачу. Конечно, если выкладываешься. Но если не выкладываться, тогда педагогом работать не надо…

А мама Наташа добавляет:

– В нашей профессии должны оставаться те, кто получает от нее удовольствие. – И, помолчав, все же вынуждена признать: – Ну, и хороший тыл, чтобы было кому прикрыть финансовые бреши.

Это, конечно, немного грустно. Грустно, что Дина сейчас не очень уверена, останется ли она работать в школе. Впрочем, она свою педагогическую деятельность мыслит не только в школьных рамках. Самая юная представительница династии, как и прадедушка Риза, обладает прекрасными музыкальными способностями. Окончила музыкальную школу, серьезно занимается фольклорной музыкой, является одним из организаторов этнического фестиваля “Крутушка”. И пытается и здесь внедрить идею преемственности поколений, на которой сама воспитывалась:

– На фестивале мы в том числе работаем с детьми, пытаемся сделать так, чтобы они почувствовали, приняли этнокультурную традицию. Ведь это очень важно – знать и понимать свои корни.

Что ж, наверное, приобщать современных детей к основам этнической культуры сегодня не менее важно, чем когда-то – обучать их грамоте. Так что просветительские идеи Шамгуновых – Лукиных – Башкировых живут и по сей день. А как иначе может быть в семье, где в общей сложности насчитывается не меньше трехсот лет педагогического стажа.