В эти майские дни страна чествует ветеранов Великой Отечественной войны, воздавая должное их отваге, мужеству, любви к Отечеству. На их беспрецедентном примере воспитывались последующие поколения защитников Родины. И воинские традиции фронтовиков они с честью продолжают. Доказательство тому – героизм наших ребят, который они проявляют в “горячих” точках уже в наши дни. Об этом – сегодняшняя публикация.

О событиях августа 1996 года в Чечне вспоминает сотрудник Управления ФСБ РФ по РТ, подполковник, которого в той командировке знали как капитана Гараева.

– В Чечню я попал 23 февраля 1996 года. В этот день пятьдесят два года назад началась депортация чеченского народа. Естественно, в самом Грозном чувствовалась напряженность. Мы чуть ли не с боем доехали из аэропорта в Управление ФСБ по Чеченской республике.

Город был в ужасном состоянии. Весь в руинах. Можно было заметить немало холмиков могил. По городу бродили голодные и озлобленные гражданские и вооруженные до зубов, под видом милиционеров, боевики. В общем, “полного контроля над обстановкой в Чечне со стороны федеральных сил”, как нам говорили в Москве, не было. Это подтвердил и наш руководитель генерал Хоперский. Он сразу дал полный расклад: до обеда Грозный контролируют федеральные войска, а после обеда – боевики.

Я попал в отдел контрразведки, и работать приходилось практически до двух часов дня. После обеда уже никуда не выходили.

Из ста человек около шестидесяти погибли

Сейчас, оценивая поведение сотрудников ФСБ в тот период, не могу не восхищаться их поведением. Контингент был разный и по возрасту, и по званию, и по национальности, и по психологическому складу. Никто не дрогнул, не смалодушничал, не запаниковал. Хотя все понимали, что, возможно, придется погибать. В общем, вели себя достойно. Горд тем, что был рядом с ними, и, повторись подобное, опять бы встал рядом.

Весна и лето 1996 года принесли немало горя в семьи наших сотрудников. Именно тогда погибло много чекистов. Позже группу контрразведчиков в составе ста человек, прибывшую в Чечню в феврале 1996 года, назвали “черным замесом”. Из сотни человек примерно шестьдесят погибли. Наши товарищи гибли  и под обстрелами, их захватывали боевики.

Помню, как в обмен на одного из чеченцев освободили двух наших товарищей. Я в это время готовил для них стол. Узнав, что привезли наших пленников, я побежал в санчасть. Там увидел лежащего Игоря Шелеста. На нем не было живого места, к тому же он потерял рассудок и никак не реагировал на окружающих.

– А где же Гусев?

– Ленар, ты не узнаешь меня? – передо мной стоял рахитического вида изможденный человек. Игорь Гусев до этого весил девяносто килограммов, сейчас в нем было не более сорока пяти. От него остались одни глаза. Все, что я мог сделать, это обнять его. Через два дня они оба умерли…

Образцом российского офицера можно назвать подполковника Александра Захарова из Пензы. Он находился в плену, и боевики под честное слово офицера разрешили ему днем встречаться с нами. Худой, но не потерявший бодрости духа, он, можно сказать, заражал своим оптимизмом. Если бы он остался, боевики расстреляли бы других пленников. В конце концов его обменяли.

Боевое крещение я получил шестого марта. Тогда Госдума приняла бюджет по восстановлению народного хозяйства Чеченской республики. Стало известно, что Чечне выделяются огромные средства. По-видимому, это было не по нутру главарям бандформирований и самому Дудаеву.

Информация о предстоящих августовских событиях стала поступать уже в июле. 18 числа я получил сведения о том, что на сходке полевых командиров была поставлена задача уничтожить управление ФСБ. Я письменно доложил об этом руководству. Резолюция была такова: все это ерунда, дезинформация, и с источником контакты прекратить. Но уже к концу июля такая информация стала поступать по разным каналам. О том, что скоро  будет жарко, говорили и местные приметы. Например, ювелирные ларьки. Если они неожиданным образом закрывались, значит, в ближайшее время жди боевых действий.

Утром 5 августа заместитель начальника управления Кордонов собрал оперативный состав и поставил задачу идти всем в город собирать сведения о возможном нападении. Мы разошлись. Я встретился с одним из своих источников. “А ты загляни за соседний забор”, – предложил он. Действительно, весь частный сектор Грозного был заполнен боевиками. В три часа весь оперативный состав был в управлении. Информация о готовящемся нападении подтверждалась из всех источников.

С вечера началась подготовка к обороне. А до этого ночью 5 августа весь личный состав МВД был выведен за город на командно-полевые учения. Все блокпосты были открыты. Мы спустились на первый этаж, ждем. Около четырех часов утра нас окружили и началась стрельба. Был окружен и Дом правительства, который находился рядом с нами. За два дня до этого боезапас, который находился там, в подвале, был поднят на четвертый этаж. Боевики, судя по всему, знали об этом и выстрелом из гранатомета все уничтожили.

Дом правительства охраняли десантники. Прощаясь, они кричали нам с крыши и верхних этажей здания.

Десантники сгорели заживо…

Как только начались боевые действия, мы стали по “ВЧ”-связи звонить в Ханкалу на Северный – никто нам не отвечал. Не отвечало и чеченское руководство. При мне начальник службы безопасности Дома правительства по сотовому телефону пытался через помощника Завгаева переговорить с ним. Но помощник отвечал, что Завгаев болен. “Ты ему поднеси трубку к уху, и пусть скажет что-нибудь!” – кричал он помощнику. Но тот отключил телефон. На следующий день СМИ продолжали привычное: это провокация, происки отдельных боевиков и так далее.

Первая объективная информация в СМИ появится лишь 9 августа.

Договорились, что живыми сдаваться не будем

А 6 августа начался захват Грозного. Рано утром 23 группы боевиков вошли в город с трех направлений. Уже к обеду они обстреливали комплекс правительственных зданий в центре Грозного. Средства массовой информации стали распространять заявления руководства страны, в том числе министра обороны Грачева, о том, что все это провокация боевиков и вооруженным силам не надо поддаваться панике. Федеральным войскам в Ханкале было запрещено входить в Грозный и ввязываться в бой. А в это время все блокпосты в Грозном с командами по 10-12 человек – а их было около полусотни – были окружены и методично уничтожались. Мы имели возможность слушать эфир. Ребята с блокпостов просили помощи, матерились, прощались. Через некоторое время боевики окружили и здание нашего управления. Тогда оно не было ничем огорожено, не было никаких оборонительных сооружений. В здании находилось около пятидесяти человек, и мы подготовились встречать боевиков.

У нашего отдела в составе восьми человек на вооружении были только три автомата, пистолеты и пара гранат. Распределили оружие и договорились, кто подбирает чей автомат в случае гибели. Я был самым молодым, характер бунтарский… Предлагаю: “Ребята! Чем так погибать, давайте пойдем на прорыв!” Но трезво оценив обстановку, решили, что такими силами прорваться не удастся.

Каждому подразделению была поставлена задача: оборонять только свой кабинет. В коридор никому не выходить.

Постоянно слушали радиоэфир. Там по-прежнему шли призывы не поддаваться на провокации. Часов в одиннадцать нас окружили полностью. Со стороны боевиков пошли предложения сдаваться. Мы, естественно, отказались. С ребятами договорились, что живыми сдаваться не будем. Все это обсуждали достаточно спокойно. Посмеялись. Поскольку обстрела еще не было, решили отдохнуть. Постелили бронежилеты, легли, разговариваем, анекдоты травим. И не заметили, как все уснули. Это, по-видимому, от психологического напряжения. Просыпаемся – уже темно. Окна заставлены мешками с песком, и через них со стороны рынка доносятся грохот и гул.

…Три дня и три ночи идет бой. Мы отстреливаемся из-за бетонных заграждений. Кстати, амбразуры в них были сделаны чеченскими рабочими в виде воронок, расширяющихся наружу. Любая пуля, попадая в эту воронку, естественно, устремляется в центр. Так погибли семь наших ребят. Во время боя один из наших раненых товарищей сфотографировал меня и моего друга из Йошкар-Олы Володю. Мы ведем огонь и вдруг слышу: “Ребята, я сфотографирую вас на память!” Нам, естественно, не до позирования. Повернулся и кричу в ответ: “Да пошел ты со своей фотографией!”

В здании управления находились и гражданские лица, спасавшиеся от боевиков. Как нам стало известно, 8 августа к нам на помощь направлялась 205-я бригада, которую мы назвали впоследствии “пьяной”. Ребята там были действительно смелыми, но смелость эта зачастую подкреплялась алкоголем. Не чурались они и мародерства, которому мы всячески препятствовали, вплоть до угрозы применить оружие.

Из-за отсутствия должного руководства со стороны военных было много неразберихи. Например, мы получили от них указание, что боевики захватили часть танков и если появится боевая техника, то ее необходимо уничтожать. Появившиеся с красными флагами танки мы встретили огнем. Через некоторое время танкисты отправили к нам разведчиков: “Почему над вами красный флаг, а вы ведете по нам огонь?” Ситуация прояснилась: это были наши. Танки расположились рядом со зданием, но через некоторое время танкистам поступил приказ: технику уничтожить. Почему? Непонятно.

Мы поражены тем, как вы держитесь без сна, еды и воды

Одновременно шла оборона и здания общежития ФСБ. Боевики облили его бензином. В общежитии в тот момент находилось около 90 человек, в том числе бойцы спецподразделения УФСБ России “Вымпел”. Вечером 6 августа всем им было предложено сдаться. Вышедший на переговоры боевик, который представился бывшим майором спецназа Галаевым, обещал вывести всех находящихся в общаге коридором из Грозного. Потом стало известно, что до этого около 30 милиционеров, которым тот же Галаев предлагал сдаться на тех же условиях, были убиты.

Мы заявили, что чекисты живыми не сдаются. По рации связались с общежитием. Чтобы боевики не знали о содержании наших разговоров, я общался с сотрудником из Набережных Челнов Равилем, который в тот момент находился в общежитии, на татарском языке. Сообщил, что к ним скоро на помощь подойдут танки, и объяснил, как им нужно себя вести. На тот момент приказ об их уничтожении еще не поступал. Но после того как танки были взорваны своими же, находившиеся в общежитии четырьмя группами стали пробиваться к нам. 9 августа около двух часов ночи двум группам это удалось. Другие же были полностью или частично расстреляны боевиками.

Необходимо сказать, что боевики уважительно относились к чекистам. Так, 13 августа они через радиоэфир вышли с нами на связь. И говорят: “Мы поражены, как вы держитесь без сна, еды и воды. Даем вам слово, что в течение суток не будем стрелять, чтобы вы смогли передохнуть…” Мы вначале подумали, что обманут. Но нет, не было ни выстрелов, ни провокаций.

Позже боевики предложили нам забрать трупы наших товарищей, оборонявших общежитие ФСБ. Количество жертв было увеличено необъективной информацией некоторых СМИ, которые сообщили, что якобы здание управления ФСБ в Грозном уничтожено и все сотрудники погибли. Можно представить, каково было состояние наших родственников, получивших такое известие.

К этому времени боевики, которые держали нас в окружении, сами попали в окружение федеральных сил. По сути, они были в двойном кольце. Конец их был близок. Но тут прилетает генерал Лебедь и за-ключает с боевиками в Хасавюрте перемирие. Для нас это было равносильно предательству. Боевиков нужно и можно было уничтожить, а фактически Грозный им сдали…

Вот как выглядели эпизоды передачи боевикам наиболее значимых зданий и сооружений в городе. Идут офицер с двумя солдатами, за ними боевик. Боевик, прежде чем зайти в здание, посылает туда нас, дабы убедиться, что в здании не установлены мины.

Нам дали возможность вывезти тела погибших. Меня, Володю и Рустема из Уфы собрал генерал Хрипков и дал задание вывезти вместе с этим и секретную документацию, которая на тот момент хранилась в здании управления. Два ящика с документами были заложены телами наших погибших товарищей. Расстояние от Грозного до Ханкалы километров пятнадцать. Мы его преодолели за семь часов.

Из группы “черного замеса”, которая прибыла в феврале 1996 года в Чечню, четверо посмертно были удостоены звания Героя России.

Ровель КАШАПОВ.