Все проплывало как в красивом сне – солнечная палата, стройные белоснежные силуэты медсестер, открытое, доброе лицо военного врача…

– Полное истощение, потеря сил, а потом и сознания, – словно издали услышал он.

– Да ты, кажется, проснулся, приходишь в себя? – наклонившись к пареньку, с улыбкой спросил врач. И тут же добавил:

– Тревожить пока не будем, набирайся силенок.

Оставшись один, он, как пришелец с другой планеты, старался вспомнить, как оказался на больничной койке и что вообще с ним сейчас происходит. Как после шока, смертельной опасности, Алексей всем существом своим радовался освежающей чистоте постели, воздуха, веткам южных пирамидальных тополей, заглядывающих в окна, зайчикам света на потолке.

Но память сердца постепенно, уже без тоски и печали, возвращала трагедию первой любви. Как сторонний наблюдатель, поднявшись в небесную высь, он вновь увидел цветущую долину, с которой и началась история душевного взлета и потрясения.

…Перед глазами – алые тюльпаны, красные маки, ярким ковром до самого горизонта покрывшие холмы и долины пограничной зоны. “Как жаль, что некому показать чарующий пейзаж, вручить этот яркий букет, – с легкой грустью подумал молодой воин, попавший служить на далекую заставу. – А ведь все это скоро сгорит под испепеляющими лучами солнца”.

Тревожное чувство навеяла эта мысль. Грусть, смятение усилил короткий сон во время отдыха. Вот он идет до боли знакомой дорогой по родному лесу. Вдруг неведомая сила поднимает его над цветущей поляной, сосновым бором и резко опускает в трясину так называемого змеиного болота, из которой невозможно выбраться. Восторг сменился страхом, и Алексей со стоном проснулся.

Он почистил и вывел на прогулку застоявшегося коня.

– Можешь навестить и московских красавиц, они как раз в долине роз, – услышал голос земляка-сослуживца.

– Что за москвички в нашей-то запретной глубинке?

– А это уж у них спроси.

Пришпорив вороного, он за считаные минуты спустился в долину и увидел необычную картину. На цветочном ковре, словно луговые ромашки в широкополых шляпках, резвились девушки. Вооружившись биноклем, наездник разглядел, что одни ловят сачками бабочек, другие собирают травы.

Более полугода находясь на этой дальней заставе, он не встречал ни единой женской души. Волнение, смятение, страсть – все смешалось во впечатлительной душе сельского паренька. Он не мог оторваться от окуляров бинокля, от красавиц, порхающих по лугу. Внимание привлекла самая яркая девушка. В коротких шортах, воздушной кофточке, белоснежной шляпе, она буквально летала со своим сачком на фоне цветов.

Он не замечал времени, но сердцем чувствовал, что желанные гости скоро покинут долину. Приблизиться же, подъехать к ним мешала природная застенчивость.

– Хватит разглядывать, пора и знакомиться, – заставил вздрогнуть голос друга, подъехавшего также на коне.

Совету обрадовался, но все же спросил: а удобно ли будет?

– Как учит капитан, только вперед и ни шагу назад, – услышал ободряющий ответ.

А дальше – как во сне. Алексей подъехал к своей избраннице, да и она его как будто ждала. Засветилась улыбкой, назвалась Светланой и первой спросила, как его зовут и как идет служба у солдатика.

Нить беседы вела просто и смело. Поведала, что прибыли девчонки на практику с биофака московского пединститута. Что все здесь прекрасно, как в сказке. Что впервые видит пограничника, да еще на коне, очень хочет ближе познакомиться и приглашает вечером на свой день рождения.

Как говорится, с корабля на бал… Мог ли он отказаться от такого приглашения? Сама судьба, видно, преподнесла ему такой подарок, вот и увольнительную у начальника заставы получил…

Как на крыльях счастья летел он к прекрасной мечте в заброшенный туркменский поселок, расположенный в десяти километрах от заставы. В хромовых сапогах, парадной форме, с ярким букетом тюльпанов, с открытым сердцем предстал сержант пограничной службы перед студенческой компанией.

А потом были угощения, песни, танцы и жаркие, сладкие поцелуи под луной. Светлана рассказывала о своих московских развлечениях. Все это для него было необычно и интересно. Откуда ему, сельскому пареньку, было знать все прелести городской жизни! Она первой открывала окно в этот незнакомый, манящий мир.

Три недели пролетели, как один прекрасный сон. Если не давали увольнительную, убегал в самоволку. Не раз, подменяя, выручали ребята. И вот настало время расставаться. Накануне обменялись адресами и обещали писать друг другу ежедневно.

Но уже в день отъезда сложилось все не так. Утром Алексей выехал на проверку нарядов, чтобы вернуться к обеду. Но не на шутку разбушевался “афганец”, и, с трудом пробиваясь сквозь песчаную бурю, он опоздал к их отъезду. В домике, где жили студенты, застал распахнутые двери. На коне, не помня себя, пустился вслед на станцию, за пятнадцать километров. Но и там увидел только хвост уходящего поезда.

А потом – ожидание почты. Сам писал регулярно, с первого дня ее отъезда. Светлана обещала отсылать письма уже с поезда. Но прошла неделя, другая – их не было. Ни одного не получил через десять, двадцать дней.

Трудно передать состояние молодого человека, в один миг потерявшего веру, надежду, любовь. Почта на далекую заставу приходила с опозданием, и всякий раз он ее встречал с трепетным ожиданием. Но по взгляду почтальона сразу понимал, что весточки от любимой нет. А потом день за днем утверждал себя в мысли, что встреча с солдатиком была для нее просто развлечением, и он забыт, вычеркнут из ее сердца и памяти.

Алексей все продолжал делать машинально, не замечая голубого неба, земной красоты, самой жизни. Но ведь нужно нести еще и нелегкую службу, под палящим солнцем ежедневно отмерять десятки километров.

Он стал не в ладах с аппетитом. Все чаще, возвращаясь с наряда, проходил мимо кухни и сразу ложился в постель. Но и здесь подстерегала мучительная бессонница.

– Плохо все это кончится, Алеша, – по-отцовски тепло обратился к нему мудрый земляк Габдулхай. Старший по возрасту, он давно заметил беду и не знал, как помочь. – Все у тебя впереди, поверь, не стоит так наказывать себя. Время излечит.

Но разве прислушается растревоженное сердце к трезвой мысли? В одном из выездов по боевой тревоге он, прежде до удивления выносливый, при крайнем напряжении сил километрах в двадцати от заставы потерял сознание. Потом был вертолет, срочная отправка в госпиталь.

…В этой светлой палате все вроде взвешено и расставлено в его сознании. Вновь и вновь возвращаясь к личной драме, ярким минутам встреч, он сердцем понял, что любить самому – еще не значит быть любимым. И если б кто-то спросил – зная исход, поступил бы иначе? – не задумываясь, ответил бы – нет.

Любовь бескорыстна, жертвенна и ничего не требует взамен. У нее свои законы, и, может быть, это был самый яркий праздник его души, совпавший с буйным весенним цветением пустыни.