Сравнивать судьбы двух людей – дело неблагодарное и, наверное, неправильное. Говорят, что на роду написано, то и будет. Но иногда такое сравнение складывается само собой – уж очень были похожи две линии жизни поначалу, но в какой-то момент разошлись в совершенно разные стороны.

Итак… В разных районах Татарстана жили-были две Анны – одного возраста женщины, обе красивые и молодые. Практически в одно время вышли замуж, и – надо ж быть такому совпадению – обе за Василиев, в положенный срок нарожали деток. К началу Великой Отечественной у каждой были любимый муж и по два мальчика и две девочки.

Ярким и солнечным июньским днем тысяча девятьсот сорок первого обе Анны проводили мужей на фронт – с первой мобилизацией, как тогда говорили. И практически в одно время получили черную весть: оба Василия пропали без вести.

С той минуты жизнь каждой Анны пошла по своей колее.

Анна первая

Поднимать четверых детей в одиночку и сегодня не под силу, а уж в войну… К счастью, работала Анна на железнодорожной станции и всеми правдами-неправдами умудрялась какие-то харчи добывать для четырех ртов. Грех, конечно, брать чужое, да еще в такое время, но как удержаться, если при разгрузке тяжеленных кулей с мукой вдруг удастся улучить момент и набрать немножко в припасенный мешочек? Поймали бы, так, конечно, под суд. Но ведь охранники при эшелонах – они тоже люди, понимают беду бабскую.

А однажды явился к Анне в дом один из местных – Михаил, тоже на станции работал. Неплохой парень был, да как-то в мирное время семьей не обзавелся – туберкулезом хворал, еще до войны “белый билет” получил. Так вот, явился и – свататься. Не то чтоб с глупостями какими, а все чин чином. Анна отказала поначалу – мол, что тебе, девок в деревне мало, что ты к соломенной вдове пришел?

– Только он не отстает и не отстает, – жаловалась Анна соседке. – Какая тут женитьба, когда война. А я ведь тоже живая, не деревянная, мне ж и тридцати еще нету. Сколько его гнать могу?

– А как люди осудят? – сомневалась соседка.

– Да что мне до них, моя жизнь!

В общем,  Михаил поселился в доме Анны. Жили хорошо, без скандалов. Люди в деревне поначалу косились, а потом ничего, привыкли. В первое время Анна кляла себя за неверность такую: как Василию в глаза посмотрит, если он вернется? Только не пришел Василий с фронта, сгинул. Уже после войны Анна и Михаил расписались в сельсовете, к тому времени по дому уже шестеро ребятишек бегали.

Дожили они вместе до глубокой старости, двенадцать сыновей и дочерей вырастили, а уж внуков сколько… Со счету можно сбиться.

…Когда я познакомилась с Анной, она была уже совсем старенькая. Второго мужа только-только похоронила. Но властная, крепкая еще такая старуха, разве что сгорбилась очень. Соседи ее недолюбливали – уж больно суровая да неприступная, да и язык – что бритва. Отрежет – второй раз не подойдешь. Никто и не подходил.

Я тоже с ней знакомиться не собиралась, вроде незачем. Да и некогда – в чужой деревне на несколько дней в командировке, до знакомств ли тут? А однажды помогла ей ведра с водой в избу занести, она позвала чаю попить. Как откажешь старой женщине? Через несколько дней, перед отъездом, еще раз заглянула к бабке Нюре. Смотрю, сидит у окошечка и слезы вытирает.

– Что случилось? – спрашиваю.

– Да вот, – говорит, – помирать, наверное, нынче буду.

Я вроде утешать взялась:

– Да что за мысли такие, вы ж здоровы, все есть. С чего умирать-то?

– Ну, смерть, она про здоровье не спрашивает, – уже спокойно отвечает бабка. – И так Господь много отмерил мне годов-то, девяносто два намедни стукнуло. Никому не говорила никогда, да мочи нет уже терпеть-то. Тебе рассказать хочу. Я ведь когда первым сыном от Михаила брюхатая была, так не одну ночь в холодном поту просыпалась – а ну вернется Василий, как я ему в глаза-то посмотрю? Ну и пошла в соседнюю деревню к бабке, наворожила она чего-то, чтоб не пришел Василий-то. Он и не пришел. Великий грех в душе всю жизнь ношу. Может, его век проживаю, как думаешь? Может, потому и Бог-то меня наказал – двенадцать детей да тридцать внуков, а все в город уехали, и с собой ни один не позвал? Или отмолила я за столько-то  лет свое прегрешение?

Выцветшие глаза бабки настойчиво смотрели на меня, будто я и вправду могла ответить. А что сказать? Что всякие ворожеи и колдуньи – полная ерунда и нашептываниями на водичку никого не убить? Так ведь кто его знает… Да ей, наверное, и не нужны были мои слова. Не со мной она говорила, а с собой, с памятью и совестью своей.

…Умерла она через несколько дней. Похоронить себя детям наказала не рядом с могилой Михаила. Еще при жизни договорилась с местным батюшкой, чтобы возле часовни старой ее положили. Сказала – чтоб и после смерти грехи свои замаливать.

Анна вторая

Морозной февральской ночью 42-го года Анне приснился странный сон. Будто пришла она за водой к колодцу, а там полно народу, и в толпе – ее Василий, да не один, а с какой-то незнакомой женщиной. Рыжей-рыжей, просто огненной. И вот вроде хочет Анна подойти к мужу, а перед ней – как стена. Проснулась в тревоге, уснуть больше не смогла. Плохой сон, да и откуда хорошему-то взяться – за полгода от Василия не пришло ни одной весточки. Поворочалась с боку на бок, а тут и вставать пора. Хоть и зима, а с раннего утра на ферму нужно, коровы ждать не могут. А нужно еще успеть свою кормилицу подоить да соломы на корм подбросить. Оделась, вышла во двор, да так и застыла – на бревнах, сложенных в углу двора, сидит ее Василий, курит. Кинулась Анна к мужу, а он… как растаял. Женщина с криком – домой, к свекрови: “Мама, Вася умер!” Та святой водой брызгать на сноху принялась. Мол, причудилось тебе, что ты беду-то накликаешь! Но в тот же день, в обед, пришла почтальонша с дурной вестью – пропал без вести ее Василий… День пролежала Анна без движения, молча глядя в потолок. Соседки сбежались утешать – мол, не похоронка же, чего так сразу убиваться? Вон Федор тоже пропал, а на днях письмо прислал, в окружении был. Только любящее сердце не обманешь: “Он прощаться приходил”…

Вот так в двадцать шесть Анна и осталась вдовой. Красавица была редкая – темноволосая, зеленоглазая, стройная. Несколько раз была возможность снова выйти замуж. Свекровь, и та ее уговаривала – мол, Василия не вернешь, выходи, все легче жить будет. Молодая ведь совсем. Чего себя хоронить-то раньше времени? Не смогла Анна перешагнуть через память, так и осталась одна с детьми.

А потом вернулся с фронта однополчанин Василия – родственник Анны. На гулянку по поводу возвращения, понятно, позвали и ее. Надеясь хоть на какую-то весточку о муже, Анна пришла. И, пряча глаза, фронтовик поведал ей, будто под большим секретом, что попали они в плен вместе с Василием и еще несколькими односельчанами. Так вот они-то бежали, а муж Анны с ними не пошел. Почему? Видно, остаться решил.

Не поверила, конечно. Только жить стало еще труднее…

А еще некоторое время спустя другой однополчанин Василия, из соседней татарской деревни, рассказал ей другую историю. В плен муж Анны попал сильно раненным в ногу. Но держался молодцом, еще другим помогал. Первый раз они бежали вчетвером, да их быстро поймали – не мог Василий быстро идти. Вот они второй раз без него и ушли… А чтоб не осрамиться перед родственницей, сочинили байку о его невозвращении.

– Может, и жив где твой Василий? Ты жди, Анна.

Она и ждала. Всю жизнь. Вырастила четверых детей хорошими людьми, на старости внуков нянчила. А потом – и правнуков.

О том, как хорошо и дружно они жили с Василием, как непривычно для деревни он дарил ей цветы и возился с ребятишками – пусть недолго, десять лет всего, в деревне и по сей день вспоминают. Уж очень красивой была их семейная история, завидовали все.

Откуда я это знаю? Анна – моя бабушка. И история их любви с дедом стала для меня настоящей сказкой, заворожившей больше, чем драма шекспировских Ромео и Джульетты. Не поверите, когда она говорила о своем Василии, ее глаза из старческих, поблекших, поврежденных катарактой, вдруг как по волшебству становились молодыми, зелеными, как трава весной. И голос звенел, как в юности. В такие минуты не жалеть ее хотелось, а позавидовать ее недолгому, но настоящему счастью…

А вспомнить истории двух женщин с такими похожими и такими непохожими судьбами меня заставил новый факт. Недавно следопыты Алексеевского района обнаружили место захоронения моего деда. Он погиб в начале февраля 1942 года в концлагере Винтцендорф. В то самое утро, когда бабушка видела его во дворе родного дома. Видно, и вправду прощаться приходил с любимой своей Аннушкой…

Мистика? Мне больше нравится другое объяснение. Есть между людьми настоящая, душевная связь – она и есть любовь. Настоящая, не показная. Которая помогает жить и освещает путь другим.