У нас принято за норму, когда человек стареет в семье, в кругу родных. В обществах, где разрушен патриархальный уклад жизни, многие беспомощные старики остаются одинокими. Там дома престарелых – необходимая норма жизни.
А добрые три четверти человечества не знают даже словосочетания “дом престарелых”. Целый континент Азия живет семьями, где пожилые люди и дряхлые старики под одной крышей с детьми, внуками, правнуками, получая от них помощь, заботу и уважение.
Наш менталитет – где-то между этими двумя положениями. Нам сдавать стариков в дом престарелых – стыдно, но порой это происходит. Невзирая на то, что условия жизни в оных порой таковы, что оказаться там не пожелаешь и врагу, не только родителям. Такие дома престарелых – позор для страны… Но это тема отдельная.
На примере обитателей одного из татарстанских домов для престарелых и инвалидов попробуем проанализировать, по каким причинам там оказываются люди, имеющие детей. Много ли таких?
Сразу оговорюсь: дом, который в Минтруда и соцзащиты порекомендовали для изучения проблемы, в плане благоустройства быта на сегодня один из лучших в республике. Порядок и чистота здесь идеальные, без всяких “но”. Сауна, зимний сад-библиотека, медчасть, кухня, прачечная, столовая – все оборудовано по современным евромеркам. Импортная сантехника, мебель, ковры, шторы – все новенькое, “с иголочки”. Нигде нет хотя бы единственного обшарпанного стула или стола, хотя бы какого-то закутка, где можно заметить пыль или грязь. И никакого тоскливого запаха – ни старости, ни “казенной” пищи…
За преображение быта жильцов и условий работы сотрудников здесь благодарят предпринимательницу Данию Тулову, поистине доброго ангела этого заведения. Она пожертвовала на ремонт и обстановку дома сколько потребовалось. А потребовалось 10 миллионов рублей. Поменяли все: отопительную и водопроводную системы, электрическую часть, канализацию…
Отцы и дети
Из полусотни жильцов Верхнеуслонского дома для престарелых и инвалидов у девяти есть дети и внуки. Из этого списка сразу исключим таких, как Ксения Пустынникова. Внук у нее есть, но сам находится в одном из приютов Казани.
Нечего анализировать и в случае Анны Мироновой, сын которой является инвалидом по психическому состоянию…
А вот другой случай. Приемный сын Валентины Торочевой, Альберт, живет в Верхнем Услоне, не женат, не работает, пьет. Сотрудники говорят, приходит к матери, чтоб выпросить деньги. Валентине Васильевне денег для сына не жалко, но она расстраивается, плачет после его прихода. Печальная история.
Что можно придумать, чтобы совесть в парне проснулась? Чтобы не за деньгами, а с гостинцами приходил к матери? Не говоря уж о том, что могла она быть при нем, когда бы жил он как подобает мужчине – с женой, детьми и не пил… Думается, в случае пропажи совести и сыновнего долга должны работать какие-то механизмы принуждения к ответственности…
Не так однозначна история Екатерины Ивановой (имя и фамилия изменены). Из трех детей жива одна дочь, проживающая в Волжске. Младший сын умер в детском возрасте, средний добровольно ушел из жизни – в молодом.
“Меня воспитывали бабушка с дедушкой, – пишет дочь в ответ на запрос администрации дома престарелых. – Я с ней не жила. Оказывала ей материальную помощь. Когда второй раз передала деньги, она не хотела брать, как сказала, “мою подачку”, так как в это время продала свой земельный пай, у нее были деньги. Мой заработок чуть больше ее пенсии. В двухкомнатной квартире живем впятером, взять ее к себе пока не могу”.
Надо сказать, на свидания с матерью дочь не приезжает. А что же Екатерина Павловна?.. Скучает. Видит дочь во сне. Но надо ведь сильно постараться, чтобы кровные узы утратили силу… Три брака плюс любовь к спиртному перевесили, похоже, в свое время материнский инстинкт. Да и сейчас Екатерина Павловна скучает по дочери, кажется, в дежурном порядке. Потому что на вопрос: “А если бы дочь позвала вас жить с ней, поехали бы?” – уверенно отвечает: “Нет, не поеду. Здесь я как барыня живу”.
А вот ситуация Амина Мухаметханова. В Верхнеуслонском районе в своем доме живут его сын (инвалид) с бывшей женой. Второй отбывает наказание – не впервые. Есть еще дочь, “снимает угол” в Казани. Внучка – студентка 3-го курса, живет у бабушкиной сестры. Пять тысяч рублей в месяц платит за учебу. Амин Мухаметзянович помогает ей. Бывшей жене с сыном – тоже. Но жить с ними категорически не хочет. Рассуждает так: “Чтобы жить в деревне, надо работать, а я еле хожу”. Чувствует себя успокоенно: разбитого не склеишь, и терзаться мыслями о том, что все могло быть иначе, считает ненужным. Самое главное, здесь его никто ни за что не упрекает, и он может спокойно читать и смотреть телевизор, а на большее нет сил, у него астма. Рад, что близким не в тягость. Считает, совместная с ними жизнь не была бы мирной.
Супруги Горшковы – пара интеллигентная, оба с высшим образованием. Прожили вместе 61 год. Оба инвалиды. 60-летний сын тоже инвалид-чернобылец, но постоянно навещает, приезжая из Казани. Двух младших сыновей похоронили. Ребята были славные, говорят родители, хорошие специалисты, но подвело здоровье. Может, с горя, а может быть, уже ввиду солидного возраста их здоровье тоже сильно сдало. Два года не выходили на улицу, живя в Казани, – трудно было даже одолеть спуск с четвертого этажа. Они сами, сознательно выбрали проживание в доме престарелых, понимая, что у сына своя семья и ежедневно ходить к ним с продуктами и помогать по хозяйству ему тяжело. Шли к своей цели: оказаться именно в Верхнем Услоне. Здесь им очень нравится. Одинокими себя не чувствуют – внуки и другие родственники посещают постоянно. Галина Ивановна еще участвует в художественной самодеятельности (поет), а Виктор Сергеевич, к сожалению, с постели не поднимается – сахарный диабет и слепота. Ему нужен постоянный медицинский контроль, который и получает практически в домашних условиях – иначе пришлось бы одному лежать в больнице. А здесь жена всегда рядом… Они всем довольны, особенно обслуживанием, – и кормят хорошо, и обращаются уважительно. Волонтеры приходят, школьники письма пишут, интересуются их жизнью – прошлой и настоящей. Вот заглянула санитарка, принесла горшочек меда – опять подарок от благотворительницы Дании Туловой. “Дай ей бог здоровья, что за чудесная женщина!” – восклицает Галина Ивановна. Она считает, что оказаться на старости лет в таком доме – большое счастье.
Есть, конечно, ложка дегтя и в этой истории: внук Виктор, который жил с ними в Казани, наверное, мог бы взять на себя заботу о стариках, да вот и не сказать, чтобы горький пьяница, но к спиртному прикладывается, и потому человек он ненадежный. Старики уехали, а он сейчас умоляет вернуться, обещает ухаживать за ними. Только назад дороги не будет, это решено твердо.
Борисов Иван Григорьевич – человек пьющий, говорят сотрудники. С тяжелым характером. Слепой. Пока трезвый – все нормально, но выпьет – неуправляемый. Детей у него трое. Когда начинает бузить, администрация грозит отправить его к ним. Он отвечает, что повесится, но с ними жить не станет. И мне заявил: “Выселят – удавлюсь”. Связь с детьми поддерживает, только что передал деньги, чтобы внучке в Казань переслали как подарок к Новому году. Пенсия у него хорошая – 40 лет отработал на тракторе. Чаще других посещает его дочь Ирина, что живет неподалеку – в Русском Бурнашеве. Приезжает на собственной машине.
Пытаюсь выяснить, чем же не устраивают его дети. В ответ – не слишком связный и не слишком убедительный рассказ о том, что дети его обидели, что он им не нужен, потому что слепой. “Пусть меня здесь и поругают порой, но я здесь свободный!” Иван Григорьевич очень категоричен. В гости к дочери ездит, но недоволен: “Все на работе, я сижу один на крыльце – что мне, с воробьями разговаривать?” В доме престарелых разговаривать ему есть с кем. Семь лет дружит с проживающей здесь женщиной. К слову сказать, она души в нем не чает…
А у дочери, Ирины Ивановны, претензий к отцу нет. Говорит: “Хорошим, строгим отцом был. С мамой они разошлись. Я в 15 лет ушла из дома. Уехала в Кощаково, к бабушке. Брата взяла к себе. Когда мама умерла, отец уехал в дом престарелых в Сабинский район, потеряв двухкомнатную квартиру. Месяц там побыл и приехал ко мне. Лет пять прожили. У меня большая квартира, все условия, муж идеальный. Никто его не обижал, никто не выгонял. Я умоляла его жить с нами, все об этом знают – и депутаты, и медики. Но он рвался в дом престарелых. Трудно сказать, почему. Может, стыдно было, что свою квартиру потерял? Может, ему не хватало свободы. Он властный. Мне очень стыдно, что отец у нас живет в доме престарелых, но это его выбор, я ничего не могу поделать”.
“Час быка” наступит для каждого
Согласно данным, полученным фондом “Общественное мнение”, сегодня в российском обществе нет однозначного мнения о преимуществе совместного либо раздельного проживания молодых и пожилых членов семьи. Ответы респондентов на вопрос, каких сторон – положительных или отрицательных – больше в ситуации, когда пожилые люди живут вместе со своими детьми и внуками, разделились почти поровну. Существенно также, что совместная жизнь и тесный контакт между поколениями нужны старикам ненамного больше, чем молодым. Пожилые считают: “Молодежь мешает старикам своим шумом”; “Дети навязывают свое мнение”; “В семьдесят лет не до внуков”.
Многие предпочитают жить отдельно от детей, пусть даже в домах престарелых. Отсюда следует, что такие заведения – реальность нашей жизни и будут востребованы.
В рассуждениях респондентов прослеживается установка: общение должно быть достаточно интенсивным, чтобы не прерывались внутрисемейные узы, но вместе с тем и в достаточной степени разреженным, чтобы старики и молодые не становились в тягость друг другу. Кроме того, оно должно строиться и поддерживаться только в той мере, в какой доставляет сторонам исключительно положительные эмоции. А источник таковых – любовь друг к другу. Если она есть, какие могут быть вопросы? А если нет, оживает антиутопия Ивана Ефремова “Час быка”, в которой по достижении определенного возраста ставшие ненужными старики могут отправляться в “храм нежной смерти”…
В чем идеал?
Однако дом для престарелых не должен становиться таким “храмом”. Непродуктивная в социальном плане фаза жизни очень важна в экзистенциальном смысле человеческого пребывания на земле.
Мы разговариваем с Элеонорой Серебряковой, директором Верхнеуслонского дома престарелых и инвалидов. Как председатель совета директоров, она объехала все 42 татарстанских дома-интерната, где на сегодняшний день проживают около 1200 стариков. Говорит, что проблем много… Меня интересует: каким, по ее мнению, должен быть идеальный дом престарелых и инвалидов? Потому что, кажется, именно дом, где директорствует она, близок к идеалу. Люди здесь могут жить и в отдельной квартире, доплачивая за это 700 рублей в месяц, или в отдельной комнате – это немного дешевле. Об условиях проживания уже говорилось выше. Качество приготовленной пищи вызывает только положительное впечатление. Угостили из общего котла: не каждая хозяйка так сготовит!
– Чтобы было вкусно, – говорит Элеонора Яковлевна, – нужно, чтобы дом был небольшой. На 50 человек, как у нас, приготовить пищу качественно куда проще, чем на 500. Второе: я уже устала на всех уровнях говорить о неприемлемости нормативов. К примеру, норматив расхода муки – 20 граммов на человека в сутки. Понятно, что ежедневных пирожков старикам не видать при такой норме. А они их очень любят! Поэтому пирожки к вечернему чаю, за что нас недавно сильно критиковали, не разобравшись в вопросе, – дополнительная платная услуга. Мы же должны отчитываться за перерасход продукта. Или капуста. Ее норматив – 240 граммов. Ежедневно! Столько не в состоянии съесть никто, особенно тот, кто капусту не любит. Почему мы должны кормить проживающих по нормативу? В Израиле, например, его нет, там система заказов. И у нас должна быть заказная система. Я не выполняю нормативы, иначе старики будут голодными. В идеальном доме престарелых не должны кормить тем, чего люди не любят, и в таком количестве, какое не съесть. Восемь лет говорю об этом – пока без толку.
Второй момент – отсутствие в республике хосписов. Умирающие не должны находиться в одном доме с остальными. Это тяжелое моральное переживание. Ну, и хорошо бы “сортировать” проживающих в доме по уровню интеллекта. Те, у кого он высок, как правило, одиноки. Хочет человек в шахматы поиграть – а не с кем…
Если говорить об интеллектуальных занятиях, то в Верхнеуслонском доме организовали “компьютерный ликбез”. Только с Интернетом пока нет соединения. Это в смете расходов не предусмотрено. Элеонора Серебрякова считает, что если 99 процентов жильцов – инвалиды, то их телефонные услуги должны быть льготными. Пока не добились. А вообще-то она считает: идеальный дом тот, где жильцы говорят, как один из проживающих в отдельной квартире, Ильгиз Сафин: “Я здесь счастлив”.
И все же, несмотря на вышесказанное, не будем забывать, что речь идет о лучшем в республике учреждении… И анализ ситуации в его разрезе еще не свидетельство, что картина бытового, а главное, душевного благополучия татарстанских ветеранов показана полно.
Думается, что они, радуясь пристанищу в местах общественного призрения (будем называть вещи своими именами), просто загоняют свою семейную драму внутрь… Им не свойственно глубоко обнажать свои обиды на детей, наоборот, хочется сгладить то, что у них в семье “не все как у людей”. Потому что как бы там ни было, но отчуждение от самых близких не может восприниматься иначе, как крах того, ради чего они жили.
Несмотря на то, что российский менталитет является “промежуточным” между восточным и западным, татарстанский все-таки отличается от него в сторону патриархальности семейного устройства. Уважение и почитание старших в нем традиционно выше. И думается, это очень правильно.
Радует, что, как сказали нам в Министерстве труда и социальной защиты, за последние два года в республике нет ни одного пожилого человека, которого бы сдали в интернат дети. Это говорит о том, что Год благотворительности и Год семьи дали свои плоды, – люди действительно стали добрее и ответственнее, потому что статус Доброты и Семьи мощно поддержан на государственном уровне.
Однако наверняка в каких-то домах престарелых все-таки есть те, чьи дети пренебрегают долгом в отношении родителей без всяких объяснений, которые можно счесть за убедительные аргументы. Мы обращаемся к директорам домов престарелых и инвалидов с тем, чтобы выяснить, есть ли такие в подведомственных им учреждениях? Как говорится, “страна должна знать своих героев”, и мы напишем о них… Возможность общественного порицания наверняка заставит задуматься о долге перед родителями и сократит количество осиротевших стариков.
