Он долго держал на столе логарифмическую линейку – необходимый в то время инструмент для инженерных расчетов. Потому что начал работать, когда нынешний институт федерального уровня ЗАО “Казанский ГипроНИИавиапром” был проектной бригадой и помещался в бараке. Чертежи выполняли на прозрачной бумаге – “кальке”. Чертили вручную, размножали на примитивном аппарате и получали так называемую синьку – окончательный документ для строительства. Теперь, много лет спустя, проектная деятельность почти полностью компьютеризирована: техинформация, расчеты и размножение чертежей.
За период трудовой деятельности Юрия Яковлевича Мочалова, а это ни много ни мало, а уже 60 лет, произошла информационная революция. Да и не только информационная. Такой он, ХХ век в России – одно поколение имело возможность прожить несколько жизней…
С ним можно было бы поговорить о трагическом пути советского интеллигента. Но об этом Мочалов говорить не хочет, лаконично объяснив: “Я человек своего времени”. Это было ЕГО время, а значит, о нем, как о близком человеке, он не станет говорить плохо или предъявлять ему счет.
Eще в конце прошлого столетия произошло значительное замедление разработки и сбыта авиационной техники, а во многих случаях – прекращение деятельности авиационных конструкторских и проектных институтов. Кто бы удивился, если бы ГипроНИИавиапром на этой почве снизил обороты, зачах или сгинул вообще, повторив судьбу многих организаций, работающих на авиационную промышленность? Но этого не произошло – слишком сильны здесь контингент специалистов и человеческое противостояние дурному ходу вещей. Институт ежегодно наращивает объемы работ на 30-40 процентов, коллектив постоянно пополняется молодыми кадрами, а так называемая социальная защита сотрудников превосходит мечты о развитом социализме.
Отношение к старослужащим проиллюстрирует рассказ о 88-летнем Юрии Яковлевиче. Он продолжает работать, на настоящий момент являясь руководителем проекта реконструкции ДК им. Ленина, расположенного в Авиастроительном районе.
…Порою старые здания беззащитны, как и люди, и также заброшены. Директор ДК им. Ленина Наталия Илясова подтверждает, что здание, переданное некогда с баланса КАПО им. Горбунова городскому управлению культуры, откровенно нуждается в реконструкции. А ведь это единственный культурный центр промышленного Авиастроительного района столицы Татарстана, где проходят все крупные мероприятия, добавляет она.
Заказ на реконструкцию проектировщики получили, но оплату за выполненную работу – нет. А если УКС не может оплатить собственный заказ, то приступить к реконструкции – тем более. И что же решают в ГипроНИИавиапроме? Склоняются к мысли, чтобы за свой счет разработать документы через экспертизу, дабы ее заключение вместе с проектом можно было просто “взять с полки”, когда дело дойдет до реконструкции.
Нет, ну кто в наше время работает даром? Какая для этого нужна мотивировка?
– В старейшем районе Казани для отдыха людей нет почти ничего. И серьезных магазинов нет, за хорошим цветочком или сувениром и то надо ехать в другой район. Нет ресторанов, объектов культурного назначения. Только ДК имени Ленина. Громадный дворец: большое фойе, театральный зал, буфеты, спортзал, хороший концертный зал, не знаю, что от кинозала осталось, в 70-е годы после работы мы всегда смотрели там новые фильмы, – говорит генеральный директор ГипроНИИавиапрома Борис Тихомиров. – А здание некогда проектировал Юрий Яковлевич Мочалов.
Представьте: в 1949 году он начал работать простым инженером и поднялся до главного инженера института в 70-е – 80-е годы – время, когда был громадный объем работ для авиационной промышленности. Впервые мы проектировали большепролетные корпуса, в которых производились и самолеты с вертикальным взлетом, и гражданские ЯК-42 в Саратове, Смоленске, не говоря про Казанское авиационное производственное объединение, где создан стратегический сверхзвуковой бомбардировщик ТУ-160 и произведены лучшие в мире самолеты ТУ-214. И Казанское моторостроительное производственное объединение, где делали газоперекачку… Была такая коллизия, когда американцы перестали поставлять систему закачивания газа на магистральных газопроводах – это мощный двигатель и приводная станция. Мы быстро спроектировали завод в Зеленодольске. И в Казани развили базу для производства вертолетов МИ-8, которые и сегодня хорошо “кормят” республику. Все это в те годы, когда Юрий Яковлевич был главным инженером. Так вот, он как родоначальник ДК Ленина должен его восстановить… И бросить проект реконструкции на полдороге ввиду отсутствия финансирования мы не можем хотя бы потому, что это детище нашего Мочалова, знакомое ему до последнего помещения.
Немного нынче коллективов, которые ради культурного благополучия района да душевного спокойствия своего старейшего сотрудника согласны выкладывать деньги из казны предприятия…
– Немало случаев, когда людей сокращают по причине пенсионного возраста, а на их место берут молодых. Для тех, кто не исчерпал свой рабочий и интеллектуальный ресурс, это оборачивается сильнейшим стрессом, травмой, – продолжает Тихомиров. – Сейчас у нас уходят на пенсию те, кто проработал полвека и больше. Я подхожу к этому делу так: кто хочет работать – пусть работает. Посильно. От правильных старых людей пользы больше не в мелких, а в принципиальных вещах. Это опытные люди, в работе обстоятельные и дотошные, не проводят время по пустякам, как порой случается с молодежью. У нас половина – молодые, они из другого теста… Надо все сделать для того, чтобы Юрий Яковлевич и в девяносто лет был здоров и работал среди нас. Это так красиво: человек старой закалки – не сдается, не покупается… и много чего может нам подсказать; голова разумная, очень грамотный, начитанный. Кстати, большой любитель книг.
Борис Иванович рассказывает, как летал как-то вместе с Мочаловым в Красноярск в командировку, и Юрий Яковлевич с утра, несмотря на солидный возраст, успел обежать город и купить целый чемодан книг… А в свои 82 года, когда проектировал в Казани стадион “Ракета”, поехал за опытом в Сыктывкар – на автобусе, в котором туда отправляли хоккеистов…
Теплота, с которой говорят о Мочалове коллеги, объяснима. Например, для самого гендиректора это человек, как говорят, “знаковый”: придя в институт в 70-х после окончания вуза, Тихомиров был разочарован – распределялся-то в “оборонку”. “Думал, пушки и самолеты будут, оказалось – кульман. Я был легкий, спортивный, около кульмана стоять – пытка. Каждые две недели просил, чтобы он отпустил меня… Ужасное общежитие, деньги маленькие, мать одна в другом городе… А когда начали работать над вертолетным заводом, все встало на места. Если бы не он, я бы уехал. Не помню слова, какими убеждал, но он всегда умел говорить с людьми”.
Рассказывает главный конструктор Эдуард Копсов:
– Я пришел в строительный отдел института, где начальником был Мочалов, в 1959 году. Когда на заводе Горбунова строился корпус-206, на стройке были еженедельные оперативки по воскресеньям. Если случалось, что Мочалов уезжал в командировку, то возвращался не домой, а сразу на оперативку с дорожным чемоданом – вот такое отношение к работе. А к людям? Много значит, когда начальник понимает, заботится, интересуется твоей жизнью. Мне довелось долго быть в больнице, он часто приходил, люди думали, это мой отец… Я у него учился жить и работать.
Директор по экономике Кирам Шайхеев знаком с Мочаловым 48 лет. В 1973 году стал его первым замом:
– Честно признаюсь, характер у меня взрывной, но с Юрием Яковлевичем поводов для проявления этой черты не было, хотя ситуации случались разные. С ним психологически комфортно. Помню, отмечали его пятидесятилетие – у него в доме. Я удивился, какие красивые отношения у него с женой – будто только поженились… И брал с него пример. Когда мне исполнилось 40 лет, также пригласил коллег к себе. Юрий Яковлевич увидел моего сына и спросил, чем он интересуется. “Шахматами?.. А я могу сразиться?” – так азартно, по-детски, предложил он. Марату было семь лет, поэтому он, конечно,”выиграл” партию. Примерно так Юрий Яковлевич умеет всем дарить хорошее настроение. Теперь сыну 47 лет, но он помнит, какой восторг испытал, обыграв серьезного шахматиста.
Директор строительного центра Владимир Кузовенин считает, что Мочалов создал в коллективе комфортную рабочую атмосферу для многих поколений гаповцев, а это очень важно для института:
– Очень правильный человек – не курит, до сих пор ходит на лыжах, участвует в соревнованиях наравне с молодежью. У нас много заказчиков в разных городах. Руководителю важно уметь находить общий язык с ними. А главное, Юрий Яковлевич настоящий профессионал. По образованию строитель, но руководил всеми разделами проектов, а это 15-20 специальностей. Руководить проектом, не понимая сути каждой из них, невозможно – надо изучить смежные области знаний. Перечень объектов, в проектировании которых он непосредственно участвовал, колоссальный. Причем не только предприятий, но и их инфраструктуры. Это крупнейшие заводы авиационной промышленности в Татарстане, Саратове, Уфе, Ульяновске, Байконур. Под его техническим руководством выполнены проекты застройки многих кварталов Авиастроительного и Ново-Савиновского районов, застройки Московского и бывшего Ленинского районов Казани…
Город – это живой организм, и организм сложный. Запутанный “кишечник” канализации, “нервы” электрических проводов и кабелей, “сосуды” отопления и водо-снабжения. Город создают и архитекторы, и строители, но проектировщики – важнейшее звено. Пару лет назад рухнула крыша Кировского рынка. Как показала экспертиза, ввиду ошибки проектировщиков одной фирмы. Пострадала одна женщина, но могло быть и хуже – как на Басманном рынке в Москве… Чувствуя себя внутри зданий комфортно и в безопасности, часто ли мы задаемся вопросом – благодаря кому? Отчего многие журналы и газеты до тонкостей посвящают читателей в биографии певцов, а вот о людях, которые обеспечивают наши базовые потребности, мы не знаем?
Об инженере Мочалове, например, никогда не писали. Правда, в советские годы ГипроНИИавиапром, связанный с оборонной промышленностью, был “почтовым ящиком”. Нынешние же приоритеты известны…
Но вернемся к герою нашего очерка.
Первое визуальное впечатление: все так, как говорили его коллеги-женщины.
“Стариком Юрия Яковлевича назвать нельзя. Всегда элегантный, галантный, с прямой походкой. В транспорте никогда не сидит, считая это прерогативой женщин. Любит танцевать. Он не старик. Он – мужчина”.
Правильно гласит народная мудрость: сколько стариков, столько различных родов старости. Есть старость сносная, есть невыносимая. А есть вот такая: человек – отдельно, а его подтянутая старость – отдельно. Но никакой двойственности. Наоборот, ощущение цельной, очень определенной личности.
Окончив строительный вуз в 1944 году, Мочалов поехал в Сталинград.
– Это был не город – груда развалин. Уже начались восстановительные работы. На картине Верещагина “Апофеоз войны” изображена гора черепов. А я видел гору самоваров… Цветной лом собирали на переплавку, так вот возле вокзала была гора самоваров, огромная, высотой около семи метров. Я подумал: каждый самовар – это погибшая семья…
Три года Мочалов работал по распределению на Украине, на восстановлении заводов и жилья.
– В Краматорске тоже фашисты разрушили, сожгли все, что могли. Помню, огромный промышленный корпус был на полметра ниже, чем должен быть, – у немцев не хватило времени взорвать его целиком, так они подрывали колонны…
– Если говорить о болевых моментах нашей истории, какое время самое тяжелое, на ваш взгляд? Репрессии, война или…
– В силу молодости я в те годы переживал меньше, чем теперь, задним числом. То плохое, что меня лично коснулось, – прошло. Жизнь взяла свое. Если честно, плохо отношусь к настоящему времени. Я его не понимаю. Я привык к своим заводам. К своей отрасли. На завод заходишь – жизнь ключом бьет, сборка. Мы видели результат того, что делали. А сейчас как чума прошла по всему государству… Вся промышленность пришла в упадок. И насколько разобщены люди… Военную разруху ликвидировали в первое послевоенное десятилетие. А тут… Многословие, а дел мало. Может, это у меня уже возрастное брюзжание. У Алексея Толстого, воспитанника одного из царей, что не мешало ему быть вольнодумцем, есть такие слова: “Ходить бывает склизко по камушкам иным, итак о том, что близко, мы лучше умолчим”.
– Как спасаетесь от мрачных мыслей?
– Берусь за книгу. Больше всего люблю перечитывать Булгакова и Бунина. На Шаляпинский фестиваль минимум дважды хожу, на концерты.
Есть Бог или нет, я не знаю, воспитан как атеист. Но иногда бываю в церкви. Постою и уйду. Там происходит какая-то внутренняя разрядка. Народу не много. Но они верят в Бога. А для большинства ныне вместо Бога – пятак. Этот “бог” перевернул все…
– Расскажите о работе в Казани после возвращения из Украины. Какая она вообще, ваша работа, чем радует, чем огорчает?
– В послевоенные годы разрабатывали проекты реконструкции существующих корпусов авиационных заводов, строительства и реконструкции предприятий авиационной промышленности. Большие объемы пришли позже, когда правительством Советского Союза было уделено внимание развитию оборонной отрасли. План спускали из Москвы. Но попутно мы занимались и гражданским строительством. Откровенно говоря, промышленное и жилищное проектирование – вещи совершенно разные. Первое интересней, да и масштабы, инженерные решения другие. К тому же, когда для города что-то делали, приходилось оправдываться перед головным институтом ГипроНИИавипром – папой, которого теперь нет. Убить не убьет, но попилит. Зачем работаешь на город, кто разрешил? Кончилось тем, что сказали, мы работать так не можем. Городские власти на самом высоком уровне направили обращение на имя министра. И нам дали разрешение, после этого мы спокойно стали “грешить”.
Многие люди, причем на достаточно высоком уровне, не понимают и не ценят труд проектировщиков. А эта работа похожа на ювелирную. Собрать ряд исходных данных, которые с трудом достаются. Затем продумать, что хочет заказчик, что мы можем предложить. Процесс проектирования многомерный и многоступенчатый. Сначала разрабатывают свою часть технологи. Потом подключаются специалисты других профилей. Выясняется, что хотят одни и как это могут решить другие. Трудоемкий и длительный процесс.
Но стройка – живое дело. Там ты сразу становишься хозяином, пусть небольшого участка. Возникает много вопросов по нашим чертежам – и в силу недостаточной подготовленности персонала, и в силу сложности какого-то решения. Спрашивают, отвечаешь. Чувствуешь, что живешь нормальной жизнью. Бывает, на ходу перестраиваешься – вместо одних фундаментов или стен можешь делать другие.
Однажды я остановил стройку: могло случиться конструктивное обрушение, колонна вместе с фундаментом осела, стала падать. Предложил засыпать котлован, чтоб предотвратить дальнейшую деформацию… Тут самостоятельности много, а я ее любил всегда. Решение и ответственность – от нее никогда не уходил. Поэтому был главным инженером 33 года. Потом возраст подошел… Но у меня и сын строитель, и внук, и внучка.
– С детьми живете?
– Один. Но в семье у меня все хорошо. Уже родился первый правнук… У нас хороший коллектив. Откровенно говоря, зачастую домой не тянет. Зимой особенно. Подхожу к дому, все окна освещены, а мои темные. Но вообще я на жизнь не жалуюсь. Само ощущение, что ты в коллективе, помогает. У нас руководство достаточно демократично, образовано и воспитано. Поэтому многие, уйдя от нас, занимаясь тем же, понимают, что коллектив коллективу – рознь, и возвращаются.
Уходя, спросила, какую книгу сейчас читает Юрий Яковлевич. Ответ был: “Жизнь Арсеньева”. Придя домой, раскрыла наугад: “…много городов, некогда славных, а теперь заглохших, бедных, в повседневности живущих мелкой жизнью. Все же над этой жизнью всегда – и недаром – царит какая-нибудь башня, громада собора с бесценным порталом, и петух на кресте, высокий небесный глашатай, зовущий к небесному Граду”. Подумалось: бунинская цитата объясняет ощущение, которое испытываешь, когда попадаешь в институт, где работает Мочалов. Здесь есть то бесценное, утраченное многими в последнее время: коллектив – в лучшем смысле этого слова, где люди живут так, как и должны жить люди на планете людей.