Почему “вымерли” хиппи

“Хиппи уже вообще нет, ибо вымерли”.

“Да ладно вам… Каждая субкультура жива, но по-своему. Просто хиппи – дети 80-х, это движение было модно тогда. Сейчас модно другое, и хиппи просто не замечают. А так они есть…”

“Дело не в моде. Хиппи смогли отказаться от материального. А сейчас деньги и тряпки – основа многих движений, и даже у хиппи появилось стильное рванье, стоящее очень неслабые суммы”.

(Разговор, “подслушанный” на одном из интернет-форумов).

Недавно в одном из казанских скверов встречаю молодую пару с детской коляской. Ничего особенного. Семья как семья. Не сказать, что юная, но оба в джинсах, кроссовках и смотрят друг на друга абсолютно влюбленными глазами. Собственно, этим они и привлекли мое внимание. Счастливые люди всегда притягивают к себе взгляды… К тому же лицо молодого папаши мне показалось знакомым. Приглядевшись, узнала в нем одного из героев моей давней публикации о казанских хиппи. Сам Ильнар (имя изменено) формально не входил в “систему”, но среди его друзей было немало “волосатых”, то есть хиппи, и они частенько собирались у него дома. Мать Ильнара не противилась этой дружбе, ведь еще недавно у ее сына вообще не было друзей. Ильнар страдал депрессией и состоял на учете в психоневрологическом диспансере – к пятнадцати годам у него было уже несколько попыток суицида… А еще он неплохо рисовал. На почве интереса к абстрактной живописи подросток и подружился с неформалами. Однажды устроил у себя дома что-то вроде персональной выставки и пригласил новых знакомых. “Волосатым” его картины понравились, кое-что они даже захотели купить, но Ильнар и без того был счастлив от такого внимания и просто подарил им приглянувшиеся работы.

Эта добрая перемена в сыне и примирила мать Ильнара с его новыми друзьями: она угощала их чаем, прислушивалась к их разговорам о музыке, живописи… Конечно, многие знакомые ее не одобряли, рассказывали всевозможные ужасы о хиппи и прочих “наркоманах”, не говоря уже о косых взглядах соседей, которых не на шутку встревожило частое появление в их доме “подозрительных” молодых людей. Но женщина старалась ничего этого не замечать. “Мне сына надо спасать”, – призналась она мне тогда.

С тех пор прошло довольно много времени, и, честно говоря, я потеряла из виду эту семью. И вот случайная встреча с повзрослевшим Ильнаром… Единственное, что могло напомнить о его прежней близости к хиппи, – это потертые джинсы и длинные волосы. Но этим сегодня вряд ли можно выделиться из толпы. Наверное, я бы тоже прошла мимо, если бы взгляд не зацепило нечто совсем другое…

Скованы одной концепцией

“Серьезной проблемой для российского общества стали социально-негативные молодежные течения (сообщества подростков, формируемые организованными преступными группировками в качестве будущего кадрового резерва, а также скинхеды, готы, эмо и ряд др.). Эти молодежные течения дают существенный вклад в преступность несовершеннолетних и в насилие среди несовершеннолетних, они несут серьезный риск детских суицидов…”

(Из проекта “Концепции государственной политики в области духовно-нравственного воспитания детей в Российской Федерации и защиты их нравственности”).

Вокруг молодых неформалов нынче снова кипят страсти. Молодежных субкультур и вправду расплодилось множество. Что называется, выпустили джинна из бутылки… Различные группы и сообщества стихийно возникают, распадаются, трансформируются в соответствии с модой и российской спецификой, и ладно, если эти изменения касаются только стиля одежды, причесок, украшений или музыкальных предпочтений. Но не секрет, что среди молодежных сообществ действительно встречаются социально деструктивные, а то и напрямую связанные с криминальными структурами. Как правило, главным субкультурным признаком такого рода групп является конкуренция накачанных мышц, а солидарность представителей молодежного криминального неформалитета нередко укрепляется совместными действиями по “оздоровлению” общества. В свое время именно такие молодежные группировки, сформировавшиеся вокруг спортивных комплексов и тренажерных залов, породили пресловутый “казанский феномен”.

Сегодня по степени общественной опасности выделяются скинхеды – молодежные сообщества закрытого типа, в основе идеологии которых воинствующий национализм и расизм. По сравнению с ними, скажем, панки, в свое время вызывавшие общественное негодование нарушением всех возможных правил и норм, просто раскрашенные клоуны.

Хотя движение скинхедов тоже неоднородно, в пределах одной субкультуры сформировалось множество направлений. Предтечей скин-движения, из которого вышли также байкеры и спортивные фанаты, были моды – поклонники музыкального стиля ski, сформировавшегося под влиянием ямайской культуры. Кроме того, их отличали очень цивильный внешний вид и увлечение скутерами, которыми моды в середине 1960-х буквально наводнили Лондон. Постепенно из этой среды выделились хард-моды – молодые люди, которые собирались на стадионах, чтобы поддержать любимые команды. Поскольку им частенько приходилось участвовать в потасовках, они стали брить головы, чтобы в драке противник не мог ухватиться за волосы. После этого за ними и закрепилось прозвище “скинхеды”(от англ. skinheads – “бритая голова”).

 Сегодня можно выделить как минимум четыре “разновидности” скинхедов. Это аполитичные “трады”, или классические скинхеды, для которых главным образом важен именно субкультурный внешний вид; включенные в политическое пространство скинхеды – “раши” (анархисты); выступающие против расовых предрассудков скинхеды – “шарпы” и, наконец, фашиствующие группы “бритоголовых”, или бонхеды. Большинство современных скинхедов Запада – это нечто среднее между хард-модами конца 60-х и панками начала 80-х. И только в России в девяносто девяти случаях из ста понятие “скинхед” ассоциируется с неонацизмом и расизмом.

Безусловно, каждая молодежная субкультура в той или иной форме бросает вызов общественной морали и принятым нормам, и эта “протестность” реализуется в самом широком диапазоне – от эпатажных причесок и пирсинга до смертельных трюков любителей экстремальных видов спорта. Еще один фактор риска – наркотики. К сожалению, ряд молодежных субкультур даже с безобидной идеологией (рейверы, металлисты) могут стать благодатной средой для приобретения подростками первого наркотического опыта. Вместе с тем существуют молодежные движения, среди представителей которых число употребляющих наркотики гораздо меньше, чем в обычной молодежной среде.

Однако ни опасные для жизни игры экстремалов, ни “дикие вечеринки” рейверов (от англ. rave – “бессвязная речь, бред”) не вызвали у разработчиков вышеупомянутой концепции такого прилива репрессивно-законодательной инициативы, как тихие, рефлексирующие эмо и готы (молодежная субкультура, которая характеризуется преобладанием черных тонов в одежде). Тот факт, что они упомянуты в одном ряду со скинхедами, озадачил очень многих, включая известных политиков, социологов и даже педагогов. Что же касается самих неформалов, то их внешне стильная, но преимущественно пассивная “протестность”, может быть, впервые вылилась в конкретные действия и акции, которые прошли в том числе и в Казани. Иные из них даже попали в милицейские сводки. А это уже деструктив чистой воды, только вот будет ли кто разбираться, чем и как он был спровоцирован? Между тем еще до принятия концепции в некоторых образовательных учреждениях появились негласные циркуляры, запрещающие ношение в школах символики готов и эмо…

Про девочку Эмму, или Сшей мне, мама, черный сарафан

“С детства мне нравились такие вещи, как кресты или различные “нечистые” символы, люблю пустоту и сложности в жизни, в толпе из всех образов замечаю лишь темные силуэты Готов и при этом сердце сжимается от мысли, что я тоже хочу жить их жизнью, познать их тайны, влиться в Их общество… Обожаю готическую музыку. Ко всем людям отношусь с уважением, но не люблю внимание окружающих, из-за этого стараюсь быть как можно незаметнее, обожаю темноту, луну, ночное небо, черный цвет, готический стиль одежды (это вообще страсть), готику в архитектуре – это самое прелестное, что может быть!!! Смотрю на мир с двух сторон – с темной и … позитивной”.

Эту бесхитростную исповедь я тоже нашла в Интернете. Сегодня Всемирная паутина если не самый объективный, то, по крайней мере, наиболее доступный источник информации о представителях различных молодежных субкультур. Не пойдешь же тусоваться на улицу Петербургскую (место встреч казанских неформалов), чтобы получить собственное представление о тех же готах или эмо? А на виртуальных просторах кого только не встретишь, да и те же неформалы охотнее идут здесь на контакт, в том числе с представителями других поколений. Вот, к примеру, еще один “подслушанный” мной диалог:

“Дорогие субкультуриане! Хочу выразить глубокую благодарность за ваш сайт! Очень познавательно! И у меня вопрос: можно ли считать ЭМО субкультурой? Все про них знают, но толком нигде ничего не написано. И если вы осветите эту тему, буду благодарна не только я, но и мои ученики”.

“Здрасте! – незамедлительно следует ответ. – Эмо уже давным-давно субкультура. Вкратце эмо – люди, не боящиеся открывать свои эмоции, как плохие, так и хорошие. Бытует мнение, что они все нытики, но это ошибочно. А подробнее… Ищите на их сайтах”.

А теперь расскажу, как лично я впервые узнала о существовании эмо и готов. На школьном выпускном вечере у сына, еще до начала торжественной церемонии вручения аттестатов зрелости, я невольно обратила внимание на девушку в красивом черном платье и с большим черным бантом в волосах. “Забавно”, – подумалось, но и только. А всего за вечер я насчитала с пяток юных готесс, которые, несмотря на свой “вечный траур”, все как одна были оживленны и обворожительны… А та, что с черным бантом, к тому же оказалась “золотой” медалисткой, гордостью всей школы…

С эмо приблизительно такая же история. Среди приятелей сына большинство слушают “тяжелый” рок, но однажды посреди грохота и скрежета, который у них музыкой зовется, вдруг слышу что-то простенькое, но мелодичное про какую-то “девочку по имени Эмма”. “Не эмма, а эмо…” – поправил меня сын, поморщившись на мою необразованность. Потом я узнала, что эмо – это всего лишь сокращен-ное от слова “эмоциональный” и что данный стиль распространяется не только на музыку, но и одежду (сочетание черных и розовых тонов) и такое же “черно-розовое” мировосприятие – с акцентом на личные переживания, мечты о “неземной” любви. Но, с другой стороны, когда же и мечтать об

идеальной любви, как не в подростковом возрасте? Грустить о ней, посвящать ей стихи, страдать, наконец, от первого неразделенного чувства или разочарования… Это, что ли, нынче называется “депрессивным восприятием действительности”? Ну тогда давайте уж заодно запретим “Митину любовь” Бунина, “Страдания молодого Вертера” Гете как “несущих риск детских суицидов”.

Взять, к примеру, толкинистов и прочих “ролевиков”, которые читают совсем другие книги, и отношение к ним, кстати сказать, куда терпимее. Хотя лично меня больше смущают люди, которые до седых волос сражаются на картонных мечах и живут в придуманном, на-прочь оторванном от реальности мире. Но, с другой стороны, это их выбор и их право.

Само слово “неформал” означает необычность, яркость и незаурядность. Это попытка сказать: “Я – личность”, бросить вызов миру с его бесконечными буднями и условностями. Молодые неформалы своей активностью постоянно испытывают нас, взрослых, на умение мыслить нешаблонно, действовать по убеждению, а не по традиции. Кроме того, молодежные субкультуры – это своего рода ростки, побеги на древе “большой” культуры как гарантия от культурной стагнации.

Скинхедами не рождаются

О социальной опасности эмо заговорили после нашумевшего случая с самоубийством двух девушек-подростков, якобы принадлежавших к этой субкультуре. И хотя истинные мотивы их поступка так и остались неясны, много ли надо, чтобы посеять тревогу в каждой родительской душе. А потому как все-таки следует реагировать на то, что ваши дочь или сын вдруг становятся активными приверженцами той или иной молодежной субкультуры? Чего в этой ситуации следует опасаться и к чему надо относиться спокойно и с пониманием? Иными словами, где проходит грань, за которой кончается игра, юношеское самоутверждение и начинаются инфантилизм, социальная и моральная деструктивность, саморазрушение и без того неокрепшей личности?

С этими вопросами мы обратились к заведующему кафедрой медицинской и общей психологии КГМУ доктору медицинских наук, профессору, члену Общественной палаты РТ Владимиру Менделевичу.

– Но прежде, Владимир Давыдович, прокомментируйте, пожалуйста, в целом ситуацию, сложившуюся сейчас вокруг неформальных молодежных объединений. На ваш взгляд, оправданны ли опасения разработчиков концепции и предлагаемые ими меры по “защите нравственности” подрастающего поколения?

– Думаю, опасность несомненно преувеличена. Я не изучал молодежные субкультуры с точки зрения социологии, но могу судить об этом явлении с позиции моей клинической практики, получая информацию, в том числе, из уст тех подростков, которых родители приводят ко мне на консультацию. А их не так мало. Кроме того, я могу отследить динамику, потому что как психолог и психотерапевт начинал еще в восьмидесятых годах прошлого столетия, когда были совершенно другие неформальные группы, и считаю, что принципиально – по структуре, мотивам поведения – нынешние ничем не отличаются. Как было желание подростков группироваться со сверстниками, протестовать против каких-то традиционных для данного общества идей и ценностей, так оно и существует. И не надо этого бояться. Это совершенно нормальное для подросткового возраста явление.

Да, есть крайние варианты, то есть социально опасные формы увлечения этими группировками, есть вообще криминальные группы… Но большинство объединений стремится выработать какую-то свою традицию, отличающую их даже от других молодежных субкультур.

Люди группируются вокруг музыки, вокруг определенного стиля – что в этом плохого?

Негативное отношение к неформалам  появляется тогда, когда общество начинает структурироваться жестко по вертикали.  Вспомним хрущевскую оттепель или ельцинский период –  тогда на них почти не обращали внимания, а сейчас  вот снова заговорили о готах, эмо, приписывая им несуществующие мотивы поведения.    Ксенофобия нарастает. Это очевидно. К сожалению, мы возвращаемся к единомыслию, единообразию… И прежде всего в этом я  вижу угрозу психологическому здоровью общества. Почему мы боимся всего, что нам непонятно или не нравится?  Люди разные,  и не надо этого пугаться. 

Конечно, неформалы протестны, но они протестуют не против государственного строя. Просто хотят жить так, как им хочется. Будучи молодым, я не входил ни в какие неформальные объединения, но с точки зрения психологии мне это понятно. Тем более что все-таки основная часть молодежи предпочитает объединения, к которым государство, общество относятся более-менее лояльно. Пусть даже это какие-нибудь толкинисты…

– А чем они лучше?

– Да ничем они не лучше и не хуже. Дело просто в том, что наше общество не признает “культурой” некоторые современные направления в музыке, в стиле одежды… Это повторение старого. Раньше нам не нравились рокеры, то, как они одеваются и какую слушают музыку. А еще раньше были хиппи… Ну и что? Сегодня это классика!

– В случае с эмо и готами самое большое беспокойство вызывает их пессимизм…

– Это маска! Невозможно грустить, быть пессимистом в группе. Плохое настроение и депрессию нельзя с кем-то разделить. Эти состояния, как правило, сопровождаются одиночеством. Делиться можно только радостью, весельем, как, например, это делают спортивные фанаты. А готы и эмо просто выбрали себе роль печального шута и играют ее… И если кто-то покончил жизнь самоубийством, то не потому, что он представитель определенной субкультуры, а просто человек покончил с собой по каким-то своим мотивам.

Вы спросили по поводу семьи… В психологии есть такое понятие, как реакция эмансипации, то есть стремление подростка вырваться из-под опеки и контроля взрослых. В этом возрасте человек ищет опыт самостоятельности, способ отделиться от семьи. Другое дело, что и в этой ситуации важно сохранить доверие, ниточку, связывающую вас и вашего ребенка. Подросток должен уважать мнение и право других людей иметь и высказывать свою точку зрения. В противном случае чем они лучше тех, кто не хочет признавать их права? Это дорога с двусторонним движением, и подростки должны четко себе это представлять.

– Если рассматривать уход в неформалы как “реакцию эмансипации”, то не слишком ли это легкий путь для самоутверждения?

– А почему он более легкий? Допустим, человек не ушел туда… Но ему не нравятся и формальные организации, условно говоря, новый комсомол. И что он будет делать? Дома сидеть? Это противоестественно с точки зрения подростковой психологии. В этот период жизни человек ищет себя, новые знакомства. И что в этом страшного? Вспомним, что стало с хиппи. Лишь единицы из них продолжают вести тот же образ жизни. Другое дело, что это могут быть какие-то социально опасные группы – националистические, религиозные. Но те субкультуры, которые мы обсуждаем, таковыми не являются.

– А наркотики?

– В таких опасениях есть резон. Дело в том, что поклонники некоторых направлений современной музыки поддерживают и так называемую наркокультуру. Но это вторично и не имеет прямого отношения к неформальным молодежным объединениям. Ведь никто же не заставляет! И многие не употребляют наркотики. Потому что не наркотики их держат. Помимо этого там есть много чего позитивного – целеустремленность, коллективизм, чувство товарищества… Даже изучая сообщества наркоманов, я вижу внутри них нечто такое, чего недостает в плане человеческих отношений в обычной жизни. Конечно, тут я не беру во внимание то, что употребление наркотиков – это само по себе крайне опасный деструктив.

– И все равно это группа риска…

– Это проблема родителей, а не подростков. Проверяй, смотри своему ребенку в глаза, тестируй его, наконец. Надо строить отношения с детьми так, чтобы они были основаны на доверии. А мы часто хотим переложить ответственность на детей. Ведь и скинхедами не рождаются. Так откуда они берутся? Это не значит, что кто-то из родителей тоже бегал по улицам и бил “инородцев”, но то, что отношение к ним в семье однозначно ксенофобское, лично для меня очевидно. Либо родители вовсе не занимаются воспитанием, и ребенок живет своей жизнью вне семьи. Нередко взрослые преувеличивают опасность там, где не надо, и преуменьшают там, где она действительно существует.

Хотя во всем упрекать родителей тоже неправильно. Есть дети и подростки, психика которых разрегулирована в силу каких-то других причин. И для их воспитания требуются огромные усилия, а у родителей не хватает времени. Они чаще озабочены тем, как обеспечить детей материально, и реже – как сохранить с ними душевный контакт, “обеспечить” их духовно.

– Бытует мнение, что готы, эмо, как правило, дети из благополучных и состоятельных семей?

– Нет, неправда. Точно так же поначалу говорили о наркоманах. Дескать, у родителей денег куры не клюют, в семье полная безнаказанность… Дальнейшие исследования это не подтвердили. И среди наркозависимых, и среди неформалов есть представители всех социальных групп. Это срез общества.

– Можно ли рассматривать уход в субкультуру как один из видов зависимости?

– Конечно, хотя такое редко случается. Действительно, есть люди, которые становятся, скажем, пожизненными толкинистами. Ему под шестьдесят, а он все еще играет в эти игры. Но таких людей мало, и этот вид зависимости нигде даже не описан. А вот когда группу формирует такой деструктивный момент, как фанатизм – религиозный, спортивный и т.д., то здесь, несомненно, существует зависимость.

Чтобы то или иное увлечение оставалось в пределах нормы, необходима социальная адаптация подростка. Что это означает? Первое – он не бросает учебу и справляется с имеющимися нагрузками, второе – у него нет конфликтов с родителями и ближайшим окружением. Если два этих условия соблюдаются, то повода для беспокойства нет, подросток вполне адаптирован к реальной жизни и со временем гармонично в нее впишется. Другое дело, если человек нигде не учится и не работает, а увлечения занимают все его время…

– И все-таки, на ваш взгляд, нужно ли как-то контролировать неформальные молодежные объединения?

– Безусловно, структуры вроде комсомола – а в его основе была в целом позитивная идея – должны существовать и поддерживать не только официально принятые, но и “уличные” формы молодежной активности. Если это, скажем, группы подростков, которые увлекаются экстремальными видами спорта, то надо строить для них спорт-площадки, организовывать соревнования. Если речь идет о современных течениях в музыке, то надо проводить музыкальные фестивали, да и самим наконец послушать то, что нравится молодежи. И я знаю, что кое-что в этом направлении уже делается. Жестко контролировать необходимо только социально опасные группы, а со всеми остальными надо просто находить контакт и помогать им.