В тюрьмах России сегодня отбывают срок около миллиона человек — население небольшой европейской страны… В республиканских — 16 тысяч заключенных. 98 процентов из них свои, местные. Ежегодно выходят на свободу 5 тысяч человек, «вакантные места» тут же заполняются тем же количеством вновь осужденных. Из них на настоящий момент 2068 — рецидивисты. Люди, которые после освобождения не смогли интегрироваться в социум в качестве законопослушных граждан и снова попали в тюрьму. Почему?
Как отметил заместитель начальника ГУФСИН Рафаиль Давлеев на недавней пресс-конференции в исправительной колонии № 2, согласно проведенному исследованию 15 процентов освободившихся столкнулись с проблемой отсутствия места жительства, 21 процент — социальных связей, 32 — необходимых документов. Немаловажно, что более половины бывших заключенных, а именно 57 процентов, трудоустроились.

24-летний Сергей Кошкин отбывает наказание впервые. За попытку убийства ему «дали» 6 лет. Произошла ссора и драка со знакомым.
— Он — потерпевший, я осужденный… У меня просто не было выбора.
— А повторись эта ситуация?
— Находясь здесь, понял, что надо в такие ситуации не попадать. А для этого нужно иметь другой круг общения. Знакомства бывают разные, поначалу-то не видно человека. Узнаешь ближе, да бывает иногда поздно.
Дома Сергея ждет мать.
— Поддерживаю отношения и с родней, и с друзьями, переписываемся.
— Как тебе живется в тюрьме?
— Жить везде можно. Человек ко всему привыкает. Раньше сам слышал передачи, читал книги, описывающие всякие ужасы тюремной жизни. Нет, сейчас такого нет. Обеспечение хорошее — одежда, еда, быт. Когда освобожусь, этого не будет, самому придется добывать.
— Ты представляешь, что тебя встретит за воротами тюрьмы?
— Да. Но я не любитель строить планы. На свободе успел отучиться, профессию получить, поработать. Я мастер столярно-плотничных и паркетных работ широкого профиля. Здесь тоже окончил курсы стропальщиков. Собираюсь учиться на сварщика. Можно, никому не отказывают. У меня пристрастие к евроотделке, мне нравится это делать. Сделаю все возможное, чтоб больше сюда не возвращаться.
К сожалению, экскурсии по колонии журналистам не организовали. Остается поверить, что условия жизни заключенных здесь действительно человеческие. А рекламный ролик, изготовленный в местном телецентре, вообще поразил воображение. Чудесная кухня с современной бытовой техникой. Идеальная чистота и в жилой зоне. Кровати, тумбочки, телевизор… Просто какой-то образцово-показательный санаторий. Опять же есть возможность получить профессию, не заботясь о пропитании. А вот какой окажется жизнь на воле?

От тюрьмы и от сумы…

На лицах тех, кто освобождается не впервые, не столько радость, сколько придавленность. Свобода ассоциируется не с возможностями, которые, казалось бы, открываются, а с разными тупиками и равнодушием социально устроенных, благополучных людей — они избегают бывшего зэка. Кого-то на воле никто не ждет, в том числе и родные, ввиду полного разлада отношений. Некоторые постепенно приходят к тому, что уже и не хотят освобождаться. Какой, действительно, толк? На зоне условия определены на несколько лет вперед. Это создает определенную стабильность, да и заботиться о еде, крыше над головой, трудоустройстве не надо… На воле же придется столкнуться с массой проблем, которые надо преодолевать.
Честно говоря, удивляет не то, что третья часть освободившихся заключенных в России, по статистике, возвращается в тюрьму в первые 3-4 месяца, а то, что остальным удается снова туда не попасть.
Но речь не о малоэффективности исправительной функции пенитенциарной системы…
Представьте, что вы лишились жилья. В результате какого-то хитроумного мошенничества, например. Одновременно у вас украли документы. А если вас к тому же уволили с работы? Долго ли вы продержитесь и как?
У вас есть еще преимущество перед пришельцем из тюрьмы, который таким же свободным (без жилья, работы и документов) оказался на воле. К вам нет предвзятого отношения со стороны разных чиновников, от которых зависит ваше устройство. Вам сочувствуют… Если что-то поможет в такой ситуации, то человеческое отношение. Ваши друзья, родные — вот спасительный ресурс. А также материальные накопления из прежней жизни. Без этого вы почти обречены скатиться на дно, независимо от уровня развития ваших социальных навыков. А у вчерашнего зэка, как правило, таких ресурсов нет…
Социальные службы ставили бы на учет по безработице и отправляли на переподготовку бывших осужденных, но зачастую не имеют права это делать, потому что при этом нужен паспорт, регистрация, то бишь прописка, а у бывших осужденных ее, нередко, нет. И поэтому максимум, чем может помочь местная социальная служба, это выдать бывшему зэку единоразовую помощь — суммы хватит, чтоб один раз поесть в кафе.
А что делать, когда есть захочется снова? Идти в центр реабилитации лиц без определенного места жительства, рассчитанный на 50 мест? И то только в Казани да еще в двух городах республики — в целом на 125 мест. Кого это спасает, если учесть количество нуждающихся в помощи, как бывших зэков, так и бомжей? Да и где взять работодателей, которые захотят видеть их в составе своего коллектива?
В советские времена существовал механизм, который позволял в определенной мере влиять и трудоустраивать, оказывать более конкретную помощь людям, которые освобождались. То есть существовала система. Сейчас она порушена. Если тогда органы партийной и исполнительной власти могли заставить кого-то работать с осужденными, именно могли, то сейчас такое практически невозможно.
Сталкиваясь с предвзятостью, унижениями и препятствиями как на воле, так и в тюрьме, теряя веру в гуманность и справедливость, человек не находит себе в обществе места. У него проблемы с трудоустройством, жильем, напряженность во взаимоотношениях с правоохранительными органами, для которых судимый часто становится «постоянным клиентом». Близкие отказались от каких-либо контактов с таким родственничком еще в период отбывания им срока. Жены с такими разводятся, родители, бывает, умирают, так и не дождавшись возвращения сына на свободу. Все это факторы серьезные, и все же больше внешние, так или иначе зависящие от существующих условий или других людей. Никто, в конце концов, не застрахован ни от предательства, ни от разрыва сложившихся отношений и прочих жизненных трудностей. Но есть и другие аспекты этой проблемы.

О милости к падшим

В социальных навыках умение приспособиться занимает очень большое место. Оно обеспечивает нашу стабильность и благополучие. Его мы, собственно, и принимаем за «умение жить»…
У заключенных умение приспосабливаться в силу обстоятельств востребовано крайне. И оно формирует в человеке другое умение — лучше распознавать фальшь, обман, лицемерие, острее реагировать на несправедливость. Как тут не вспомнить строки Юрия Добмровского:
«И вот таким я возвратился в мир,
который так безудержно
раскрашен.
Гляжу на вас, на тонких женщин
ваших,
на гениев в трактире, на трактир,
 на бесконечное седое зло,
 на мелкое добро грошовой сути,
на то, как пьют, как подличают,
 крутят,
и думаю: как мне не повезло… »
Какой же начальник захочет иметь рядом с собой такого работничка?
И это еще одна сила, которая выдавливает зэка из нормальной жизни в экстремальные ситуации. Или — в социальное одиночество. Или — в беспамятство запоев… Наверное, особенностью такого взгляда обладает не только зэк, но и любой человек, прошедший школу жизни на самом ее краю.
Не забываю, что заключенные, со своим «запредельным» опытом, — не самые лучшие наши сограждане. Правда, в основной массе и не худшие. Такие же люди, только с опытом «нечеловеческой» жизни…
Однако чаще всего в бывшем осужденном видят только зло. Понятно, он был виноват. За что и наказан.
Но человек редко до конца перестает быть человеком, в каждом можно найти что-то доброе и, опираясь на это доброе, помочь бывшему зэку встроиться в систему общественных отношений. Причина повторных преступлений зачастую как раз та, что государство и мы все вместе не приняли должного участия в судьбе конкретного человека.
Проблема существует, сколько ни уворачивайся от нее. Или мы научимся успешно адаптировать интенсивные потоки бывших арестантов к жизни общества, или они будут все эффективней разъедать общество заразой специфических навыков тюремной жизни.
Можно, конечно, огораживать высокими заборами дачные поселки и жилищные кооперативы. Можно, наконец, оснастить эти заборы поверху колючей проволокой и вышками по периметру… Но не уподобимся ли в этом случае страусу, зарывающему голову в песок в случае опасности?

На свободу с чистой совестью

Рафаиль Давлеев говорит, что, в какой-то мере решая эту проблему, исправительные учреждения ныне становятся центрами соцреализации. В настоящее время в общеобразовательных школах при ИУ республики обучаются примерно 1450 осужденных, в профессиональных училищах — 3500, дистанционно в вузах — 70. За полгода до освобождения начинается подготовка заключенного к выходу на свободу. С осужденными проводятся специальные беседы, выясняется, где они намерены проживать, работать или учиться после освобождения, имеются ли связи с родственниками, какие строятся жизненные планы в целом. Для спецконтингента проводятся занятия в «Школе подготовки осужденных к освобождению».
— Наша основная задача в том, чтобы они получали образование, рабочие профессии и с ними выходили в свободную жизнь. В исправительных учреждениях в необходимых случаях оформляются паспорт и страховое свидетельство.
Все это очень хорошо. В том числе и то, что за колючей проволокой действуют творческие коллективы осужденных, участвующие во всероссийском конкурсе «Калина красная», подобные тому ВИА из четырех заключенных, который дал небольшой концерт перед началом пресс-конференции, и другая возможность этим людям самовыражаться и исправляться.
Но классический лозунг «На свободу — с чистой совестью» сегодня больше обращен к нам, кто по эту сторону колючей проволоки. Надо менять стереотипы отношения к тем, кто вновь эту свободу обрел.
Конечно, сколько ни призывай общество к милосердному к ним отношению, ситуация по большому счету останется прежней, если не будет государственной заботы о бывших заключенных. Вот Рафаиль Давлеев убежден: «Надо создавать государственную службу помощи освободившимся». Надо. Вопрос в том, на какой законодательной основе? Ведь ни одна государственная организация официально не уполномочена решать проблемы реабилитации бывших осужденных. То есть многим это рекомендовано, но ни за кем не закреплено. Местные власти других регионов спотыкаются именно на этом: нет федерального закона. И лоббирует его необходимость в Госдуме пока только Общественная палата РФ.
Тем не менее, по словам Рафаиля Давлеева, в республике есть понимание этой проблемы со стороны руководства. И совещания по вопросам ресоциализации бывших заключенных в Кабинете Министров обретают регулярный характер. Значит, можно надеяться на перемены.
А другого и не дано.
Вот цифры, озвученные на пресс-конференции.
На протяжении последних пяти лет в Татарстане в 4,5 раза выросло количество осужденных, нуждающихся в трудовом и бытовом устройстве после освобождения, на 31 процент увеличилось количество осужденных, утративших социально-полезные связи.
А вот данные об обратном потоке, которые позволят, кстати сказать, более продуктивно изучать эффективность самой пенитенциарной системы.
По итогам 2008 года, в исправительных учреждениях отбывали наказание 24 процента (или 3867) осужденных, имеющих вторую судимость, примерно 21 процент от общего числа осужденных имели третью судимость и более.
Что делать — квотировать рабочие места для бывших осужденных? Но законом предписано, для кого их можно квотировать. Бывших заключенных он не учитывает. А надо бы.
За рубежом предприятия, устраивающие тех, кто вышел на свободу, имеют льготы по налогообложению. И поэтому многие заинтересованы брать на работу бывших осужденных. Вот и все, проблем-то больших нет для того, чтобы заинтересовать работодателей.
Каждый день из наших колоний выходят на волю люди. В ближайшее время, судя по всему, таких меньше не станет. Их возвращение к нормальной жизни должно стать для государства одним из приоритетов.