Мы продолжаем публиковать историю деревенской продавщицы Антониды, на долю которой выпало немало испытаний: и убитый муж-драчун, и бегство из родного дома от злых взглядов соседей, и измена второго мужа, и его болезнь.

Жизнь шла своим чередом. Алеша рос, неплохо учился в школе, собирался поступать в политехнический институт и работать на железной дороге. Антонида продолжала трудиться в магазине. Василий сидел дома, временами хандрил. Вся правая сторона его тела была парализована, поэтому выходить лишний раз из дома он не хотел, чтобы не видеть сочувствующих, а порой и осуждающих взглядов. Однажды на неделю запил, но как-то тихо, без буянства. А потом притащил к себе в комнату целую стопку непонятных книг и закрылся. Вышел через день, уехал в район и вернулся с набором кисточек и масляной краской. “Отец мой в свое время рисованием увлекался по пьяни, вот, думаю, может, и у меня какой талант есть”, – пояснил он жене. Тося вздохнула, но ничего не сказала – чем бы ни тешился…

Целый месяц Василий разрабатывал левую руку, занимался в своей “мастерской”, как он окрестил небольшую комнату, пропахшую краской. Вместе с Алешей они смастерили холст, и работа началась. Сначала попытался нарисовать портрет жены, чтобы сделать ей подарок. Картина отправилась в печку, когда он понял, что портрет – не его жанр. То же самое произошло с натюрмортом, потом и с пейзажем. Василий приуныл, снова запил, долго не выходил из комнаты, почти ничего не ел. Но через некоторое время позвал жену с Алешей к себе и показал на стену. Там красовалась почти метровая картина, на которой были изображены белая церковь, темные деревья и птицы.

– Вот это да, как красиво получилось, – всплеснула руками Антонида. – Ты такую церковь в Антоновке видал, что ли?

– Ну, ты, Тося, и темнота. Это же “Грачи прилетели” Саврасова, – засмеялся довольный Василий. – Известного, между прочим, художника, ты в книгу-то глянь, там все написано.

– И правда, один в один, похоже, – удивилась она.

– Я теперь великих мастеров копировать буду, ведь получается, а, получается же! – не переставал радоваться новоявленный художник.

В деревне к новому увлечению Василия отнеслись с усмешками – мол, совсем человек умом тронулся, пить перестал, с мужиками больше в посиделках не участвует и мазней какой-то занялся. Антонида в ответ отмалчивалась, а за мужа радовалась, особенно нравилось ей сидеть по вечерам в его “мастерской” и смотреть, как он краски смешивает и мазки на холст наносит, подравнивая линии мизинцем. Через год весь дом был увешан копиями великих художников. Рамки Василий тоже со временем научился сам мастерить, а потом красить их золотой краской. Получалось очень удачно. Больше всего Тосе нравилась почти двухметровая копия “Сикстинской Мадонны” Рафаэля. Она могла часами смотреть на умиротворенную улыбку Мадонны и на милые личики ангелочков у ее ног.

Когда стало туго с деньгами (увлечение Василия требовало постоянных затрат), Антонида осторожно предложила продать какую-нибудь картину, только самую маленькую. Муж долго сопротивлялся, говорил, что они ему все как родные, а потом вынес ночной пейзаж с большой белой луной на темном небе и сказал, что ее все равно не сильно любил. Тося увезла картинку на воскресный базар в район и вернулась оттуда с продуктами и новой хорошей кисточкой для мужа. Потом благодаря еще нескольким “нелюбимым” картинам скопили немного денег и поехали с Алешей поступать в институт.

Сына Антонида устроила в комнату в общежитии, оставила денег и сказала, что будет ждать результатов. Всплакнула на дорожку и отправилась назад. Уже в дороге почувствовала, что произошло что-то неладное. А когда добежала до своей улицы, застыла от страха. Дом соседки тети Нюры пылал ярким пламенем, а огонь уже перекинулся и на ее избу. Василий в одних трусах, весь испачканный сажей, хромая, ходил от одной картины к другой, пока мужики вытаскивали из дома вещи. Тосе соседки дали в руки ведро и отправили за водой. Сколько ведер она вместе с бабами в тот вечер перетаскала, и не счесть, да только без толку. Хотя вынести из дома удалось почти все, даже фисгармонию, доставшуюся Василию еще от бабушки. Одежда кое-какая тоже осталась, а самое главное, оказалась невредимой заначка, спрятанная в сундуке с той самой одеждой.

На следующий день соседские мужики помогли Антониде погрузить картины, столовый сервиз и старенькую фисгармонию с потемневшими от пожара рычажками и педалями в грузовичок и повезли на рынок. Народ картины покупал неохотно, деньги лишние на “мазню”, пусть даже и красивую, тратить не хотел. Первой ушла “Мона Лиза”, за ней “Охотники на привале”, потом с тяжелым сердцем Тося отдала “Сикстинскую Мадонну”. Музыкальным инструментом никто не интересовался, да и старый он был и звуки издавал, не в пример мелодичному фортепьяно, траурные, почти органные.

Когда торговля уже начинала сворачиваться, неожиданно к Тосе подбежал мужичок интеллигентного вида, спросил, за сколько отдает “фисгармонь”. Она пожала плечами, а покупатель вытащил из кармана целую стопку денег, которых хватило бы на покупку маленького дома. Тося обомлела и от растерянности даже спрашивать ничего не стала, деньги забрала, сложила оставшиеся картины и отправилась назад в деревню. Василий ее рассказу долго не мог поверить, думая, что такая рухлядь, на которой он в детстве тренькал, и даром никому не нужна.

Наутро Антонида договорилась о покупке небольшого домика у самого берега реки, перевезла туда все вещи, а заодно и обездоленную тетю Нюру, у которой и родственников-то совсем не осталось. Через две недели вернулся из города сияющий Алеша, показал бумажку с печатью о зачислении. Долго слушал рассказ о том, как сгорел дом, как всей деревней вещи спасали и как мама удачно фисгармонию продала. А еще через неделю соседка прибежала с самого утра к Тосе и принесла районную газету, где на первой полосе красовался снимок того самого музыкального инструмента. Читали всей деревней о том, что он представляет большую ценность у себя на родине, в Германии, и что совершенно случайно был куплен на рынке за копейки (!) местным работником культуры – на музейные деньги. Рядом красовалась фотография того самого дядечки, которому впоследствии дали хорошую премию. Василий по такому случаю махнул рюмку водки и с гордостью стал рассказывать, как в детстве играл на фисгармонии, и что даже у него получалось неплохо, ведь талантливый человек талантлив во всем, и что скоро о нем самом в газетах напишут. А Антонида смотрела на мужа с улыбкой и в душе радовалась тому, что вроде бы все наладилось.

О том, что случится дальше с нашей героиней, читайте в следующем выпуске “Погоды в доме”.