Эта история произошла в Алексеевском районе. После смерти родителей Сашка Гришахин жил один. Работал в колхозе трактористом, выпивал умеренно, любил смотреть телевизор. Как будто все шло нормально, и все же в жизни, это он смутно чувствовал,
Что ж, захотел — и купил. Черно-белого, пятимесячного, очень забавного. И стал за ним ухаживать. Поил-кормил теленка и даже в приливе нежных чувств целовал его прямо в нос. Назвал теленка Прошкой. Проезжая иногда на тракторе мимо луга, где паслось сельское стадо, видел Сашка издалека, как его Прошка щиплет травку или носится туда-сюда, весело задрав хвостишко. И становилось на душе Гришахина сладко-сладко.
— Это мой сынок, — любовно объяснял он приятелям.
— А его мама, выходит, корова? — ржали трактористы.
— Да какая корова, — возражали другие, — глянь, какой теля крупный! И мама его вовсе не корова, а слониха. Правда, Сашок? — катались со смеху веселые ребята.
Но Сашка ничуть не обижался на них. И продолжал ухаживать за своим подопечным. Вырыл во дворе огромную силосную яму и затрамбовал в нее несколько тракторных тележек кукурузы, чтобы было пропитание зимой «сыночку». Так прошли осень и зима. И снова стал Прошка пастись со стадом в лугах.
Но начал Сашка с тревогой замечать какие-то странности за бычком. Так, все чаще не хотел он идти на пастьбу, желая оставаться дома. И «батя» его порой вынужден был брать в руки палку, чтобы выгнать из сарая непослушного. И еще — выходил бычок оттуда какой-то ненормальный: шатался из стороны в сторону, взгляд имел весьма мутный. Словом, напоминал мужика с большого бодуна. А при пастьбе, рассказывали пастухи, был нервозен, бегал с одного места на другое, принюхивался к траве и явно
А дома странности продолжались: Прошка накидывался на домашний корм, словно неделю голодал. Позвал тогда Сашка ветеринара. Тот пришел, осмотрел бычка и пожал плечами:
— Здоров вроде… как бык.
Поинтересовался, чем хозяин кормит питомца. И выяснилась удивительная картина. То лето выдалось засушливым, хозяевам личных подворий пришлось немало побегать по лужкам, неудобьям и оврагам, чтобы запасти своей живности сена на зиму и кормить ее сейчас, после пастьбы. Сашка тоже «сварганил» несколько стогов для Прошки на холодное время года. А пока кормил его силосом, которого у него осталось немерено еще с прошлого года. Узнав об этом, ветеринар даже за голову схватился:
— Да ты же Прошку своего алкоголиком сделал!
— Как это? — оторопел Сашка.
— Да в перебродившем за зиму силосе микроорганизмы спирт образовали! — блеснул ветеринар научными познаниями. — И он у тебя за сутки получал
— То-то я иногда запах водки слышал… — пробормотал подавленный Сашка.
— Да неужели ты не знал, что зимний силос нельзя давать скотине летом?! — воскликнул ветеринар. — Ведь все же деревенские мужики знают об этом!
— Ей-бо, не знал… — помотал головой горе-хозяин.
И встал перед Сашкой извечный русский вопрос: что делать? Силос он, конечно, тут же весь выкинул, заменив травой. Но бычок не ел ее совсем и сотрясал сарай грозным ревом, требуя полюбившийся корм с градусами.
— Знаешь что, — порекомендовал тогда ветеринар, — заколи-ка ты его. Толку от него уже не будет.
И пришлось Сашке Гришахину расстаться с любимцем. Мясо он себе не оставил, есть его совсем не мог, свез на рынок. Сельчане, забыв о своих смешках, жалели Сашу: вот бедолага, переживает-то как…
Светлана КУЛАГИНА