Признаюсь: избавился еще от одной из многолетних своих привычек — слушать на кухне любимый некогда «Маяк». Ткнул как-то за завтраком кнопку радиоприемника, а вместо утренних новостей и профессиональных комментариев в уши хлынул бурный поток докучливого стеба! «Сладкая парочка» ведущих, упиваясь своим красноречием и остроумием (из разряда — жутко за шутку), перебивая друг друга, хохмя, хихикая, а то и просто покатываясь со смеху, фривольно комментировали (скорее, пародировали) выхваченные наугад и невпопад события из информационных блоков.

Незабвенная Эллочка Щукина со словарным запасом из тридцати слов могла бы дать им фору по части эксклюзивности: несмотря на скудность, ее лингвистика выделялась своим сермяжным индивидуализмом. А эти люди у микрофона вещали на приевшемся сленге дебильных старшеклассников и студентов, а то и вовсе сбивались на «ненорматив».

Чем же я, слушатель традиционной языковой ориентации, заслужил подобное к себе запанибратство со стороны апологетов рок-журналистики, суть которой, по выражению Фрэнка Заппа, сводится к тому, что «парней, не умеющих говорить, интервьюируют парни, не умеющие писать, чтобы было что почитать парням, не умеющим читать»? Неужели только ради того, чтобы отвлечь меня от негатива новостей, способных испортить настроение на весь день, начиная с утреннего чая? Не лучше было бы дозировать их с альтернативно присутствующим в них позитивом?

Одно из самых досадных моих разочарований в т.н. «эпоху гласности»: вместо романтической свободы слова, за которую большинство из нас готово было ссудить душу дьяволу, мы обрели лишь право на всеобщее словоизлияние, сказать короче — треп. Как выразился на этот счет сатирик: «Благодаря свободе слова отпала необходимость в выборе выражений». Парадокс в том, что треп этот навязали нам именно раскрепощенные стараниями демократов «первой волны» средства массовой информации, подтвердив тем самым, что безвозбранность слова в нашей стране такой же миф-перевертыш, как и сам его гарант — первый президент РФ, на наших глазах трансформировавшийся из борца с привилегиями в их непревзойденного творца.

У меня и раньше не было сомнений, что персонифицированная вкусовщина руководителей и редакторов радио- и телеканалов с их телефонной зависимостью от хозяев «приватизировавших» СМИ корпораций и коммерческой кабалой рекламодателей окажутся похлеще пресловутого Главлита. И точно! На ТВ возобладали проекты типа собчаковских токовищ, а традиционную для радио культуру уважительного общения со слушателем сменил одиозный, навязчивый рэп «акулок эфира». Главенствующий некогда в медийных сферах культ творческой личности сменил некий «пульт личности» — виртуальный потребитель хлеба и зрелищ, манипулирующий кнопками исходя из персональных, зачастую весьма сомнительных, эстетических пристрастий. Именно он определяет пресловутый рейтинг передач. И это как раз тот самый случай, когда размер, вопреки расхожему рекламному слогану, имеет значение: чем выше рейтинг, тем большие дивиденды от рекламодателей…

Не забыть, как в 1975 году в редакции газеты «Вашингтон

пост» мне (автор этих строк входил в состав одной из делегаций в рамках «обменной» молодежной программы СССР — США. — Ред.) пришлось вертеться, словно ужу на сковородке, под градом вопросов американских коллег насчет церберства советской цензуры. Мои жалкие аргументы, что ее как таковой не существует, а есть лишь Главное управление по охране военных и государственных тайн в печати, никого не убедили. Стыд и срам за ту «пресс-экзекуцию» не оставляет меня и по сей день: ведь аббревиатура Главлит изначально расшифровывалась как главное управление по делам литературы и искусства, и отрицать отсутствие госконтроля над печатью было все равно, что утверждать: в СССР секса нет!

Мог ли я тогда предположить, что четверть века спустя стану апологетом законодательного введения нравственной цензуры с «человеческим лицом»! Ту, соврежимную, при экстренном желании хотя бы можно было обхитрить. Помню, как в должности редактора «Комсомольца Татарии» пробивал в свет статью о самоуправстве председателя колхоза, избившего в поле тракториста-комсомольца. Поскольку председатель был номенклатурной единицей обкома КПСС, готовящуюся публикацию категорически запретили на самом высоком уровне, о чем, естественно, были уведомлены издательские цензоры. Пришлось, как говорят спортсмены, «фолить». Крамольный материал был заранее набран, вычитан корректорами, а дежурной работнице Главлита предъявили оттиск вполне лояльного текста. Вечером, после подписания номера в печать, мы с метранпажем заменили «куклу» запретным текстом, с которым полосу и спустили в матричный цех. Газета вышла с «гвоздем», за что редактор получил выговор, впрочем, «без занесения», на экстренном заседании бюро обкома ВЛКСМ.

Теперь, когда нет нужды играть в кошки-мышки с органом запрета, поскольку сам он конституционно запрещен, я вспоминаю тех «железных леди» исключительно в образе мадонн Главлита! Ведь пропустили же они на страницы «молодежки» главы запрещенной тогда на Родине поэмы Евтушенко «Под кожей статуи Свободы», а позже — его же, незалитованный, рукописный «Казанский университет»!

Да, тогда даже «церберы» (в официальной своей ипостаси) не были лишены литературного вкуса и некоей свободы личных поэтических пристрастий! Сегодня, когда якобы существует свобода печатать все, попробуй днем с огнем  отыскать то, что действительно достойно печати. Да и озабоченность Общественной палаты России необходимостью создания некоего органа нравственной цензуры, по-моему, запоздала. Попробуйте в стране, где денежный интерес все быстрее бежит впереди морали, надеть на тот или иной канал СМИрительную рубашку — вас тут же за сумасшедшего сочтут!

Мне возразят: мол, есть свобода пультового выбора. Но что толку переключать! По части свободы фразеологического слива «Маяк», увы, не одинок. Включаю другое модное ныне радио и слышу, как редактор передачи «Говорите по-русски» сыплет, словно семечки лузгает, иностранными заимствованиями, экзальтированно, через фразу восклицая: «Сюр!» Чего уж говорить о «культур-мультуре» языка на десятках новоявленных каналов! Рубрика «Прописные истины», которую ведет в «РТ» Ольга Янкина, могла бы стать для многих ведущих весьма полезным ликбезом: они перестали бы наконец склонять несклоняемые существительные, мешать каноны языка с исключениями из правил, путать ударения.

Впрочем, лингвистическая разруха, перефразируя классический афоризм профессора Преображенского, начинается не в исписанных скабрезными виршами туалетах, а в головах людей. Вот власти Чувашии, объявив борьбу за чистоту и красоту русского языка, вознамерились заменить общеупотребительное английское слово «о,кей» русским «добро». Но каким законодательным актом можно, к примеру, секвестировать пещерный восклик «Вау!», ставший для иных наших соотечественников единственной альтернативой выражения эмоционального восторга? И как отучить их от вредной привычки «ваукать» и «какбыкать», если этот фразеологический спам круглосуточно декларируют теле- и радиоприемники?

Горький в своих заметках «Лев Толстой» приводит рассуждения писателя об угрозе утраты самобытности русского языка: «С нами может произойти то же, что случилось с племенем атцуров, о котором какому-то ученому сказали: „Все атцуры перемерли, но тут есть попугай, который знает несколько слов их языка“. Нынешний радиодиджей — не тот ли самый „попка-дурак“, вознамерившийся свести некогда „великий и могучий“ до уровня птичьего щебета?

Евгений УХОВ, журналист